Минутку, пожалуйста (ЛП) - Доуз Эми

Бросаю на него безразличный взгляд.

— Ты — мужик с гор, который всего два часа назад попросил меня стать твоей сводней.

— Это было до того, как я узнал, насколько горячо ты будешь сегодня выглядеть. — Его кокетливая улыбка вызвала бы в животе порхание бабочек, если бы он все еще нравился мне в таком смысле. — Ты же знаешь, скажи только слово, и я приползу к тебе в мгновение ока.

Он тянется, чтобы меня обнять, но я со смехом отталкиваю его.

— Ты только прошлым летом признавался в любви Кейт. Теперь хочешь провернуть со мной второй заход? Я пока не дипломированный психолог, но знаю достаточно, чтобы сообщить, что у тебя проблемы с личностными границами.

— Абсолютная ложь! — возражает он, а затем лезет в мою сумку и достает жвачку.

Я выхватываю у него сумку.

— Видишь? Проблемы с границами! Нельзя дружить с женщиной и пытаться с ней переспать. Тот факт, что у нас с тобой никогда не было секса, — единственная причина, по которой мы все еще друзья.

— Это жвачка, а не твои трусики. — Он с недовольным ворчанием засовывает жвачку в рот и жует.

Его ворчание заставляет меня переключиться с моего короткого, практически несуществующего романа с Дином, на Доктора Кретина, тоже большого любителя поворчать. Кровь во мне вновь вскипает, потому что все, что я могу представить, — это уничижительное выражение, с которым он смотрел на меня.

Ну и мудак.

И знаете, что? Держу пари, если бы я выглядела как Кейт, он бы проявил большую вежливость. Она забавная и отрывается как парень, но выглядит как чертова кинозвезда, так что в нее невозможно не влюбиться. Черт, даже Дин сумел бы разрядить обстановку. Этот мужчина способен охмурить даже бесполый камень!

Уточнение «бесполый», вероятно, было излишним для данной аналогии.

А я? Что делаю я? Пихаю себе в рот пригоршню пирога, как призовая телка. Может, поэтому я спала всего с несколькими парнями, хотя мне скоро тридцать.

Последнего звали Барри, он работал фармацевтом и каждый раз, когда кончал, выглядел так, словно в него стреляли.

Меня передергивает.

Неудивительно, что я не трахалась уже несколько месяцев. Если Барри — мой последний опыт, то ночь темна и полна ужасов.

Повернувшись на каблуках, натягиваю на лицо решительную улыбку.

— Готов, сводник?

Он тяжело вздыхает и в отчаянии осматривает меня еще раз.

— К вашим услугам.

Через полчаса мы сидим в баре «Биттер», одном из моих любимых мест в центре Боулдера. В свете красных ламп и деревянных акцентах в стиле кантри в нем чувствуется неспешная, хипстерская атмосфера. Нам с Дином удалось захватить два свободных стула в конце бара. Мы ковыряемся в миске с попкорном в ожидании второй порции выпивки, когда я заканчиваю свою душещипательную историю, произошедшую в кафетерии.

— Он фактически обвинил меня в синдроме Мюнхгаузена! — восклицаю я, когда бармен ставит перед нами напитки.

— Ваш IPA, сэр. А вот, мэм, ваш коктейль «Пестики и тычинки». — Бармен с закрученными усами разворачивается и, не оглядываясь, уходит.

Мое лицо вытягивается.

— Когда это я из мисс превратилась в мэм? — Высыпаю зернышки попкорна в ладонь и беру коктейль, чтобы сделать глоток. Обращение бармена серьезно омрачает ауру сексуальной богини, с которой я сюда вплыла. — Я теперь мэм?

Дин закатывает глаза.

— Заканчивай рассказ.

— Забыла, где остановилась… вот что бывает со старушенциями, — хмурюсь я.

— Линси, тебе двадцать семь. Ты не старуха. Так что же произошло после того, как он сказал, что ты нарушила социально приемлемое правило?

Я тяжело вздыхаю.

— В этом-то все и дело. Я без оглядки умчалась оттуда. Можешь поверить, что он так сказал? Среди тебя, меня и Кейт, кто самый социально ответственный?

— Ты, — мгновенно отвечает Дин.

— Вот именно! — восклицаю я и делаю еще глоток. — Я всегда веду себя ответственно. Стоит мне хоть раз поступить странно, например, несколько месяцев поработать над диссертацией в больничном кафетерии, что, кстати, не преступление, и это швыряют мне в лицо, — начинаю я снова бередить рану.

— Полная чушь, — подтверждает Дин.

— Кейт пробралась в шиномонтажную мастерскую, чтобы поработать, и вытащила оттуда горячего механика. Жизнь может быть так несправедлива.

— Знаю, — отвечает Дин и, схватив бокал, следует моему примеру.

— Я даже не понимаю, почему его так волновало мое присутствие. Казалось бы, доктору есть чем заняться. И готова поклясться, он хотел мой пирог. Ты бы видел, как тот на него смотрел.

— Ни один мужчина не расстраивается так из-за пирога. — Дин тянется за попкорном, и в его глазах появляется озорной блеск. — Уверена, что он не хотел чего-то другого?

Я пожимаю плечами, мой взор слегка затуманился от алкоголя.

— Он больше смотрел на пирог, чем на меня.

— Чушь собачья. — Он поворачивает мой стул так, что мои скрещенные ноги оказываются между его. — Линси, ты прекрасна. Я уже много лет говорю тебе, что ты самая горячая соседка. Почему ты сейчас так себя ведешь?

— У меня пирожковая задница. — Мой голос дрожит.

— У тебя нет пирожковой задницы! — сердито повышает голос Дин. — Я даже не знаю, что такое пирожковая задница. Однако ее у тебя, безусловно, нет. У тебя сексуальная задница, Линси… говорю тебе, когда ты сегодня вечером спустилась вниз, у меня встал.

Мои глаза загораются, и я не могу скрыть кривую ухмылку, беззастенчиво пялясь на его пах.

— Серьезно?

Он пожимает плечами.

— Я свинья, что тут скажешь?

— О-о-у, Дин. Ну вот, ты опять само очарование. — Повернувшись к нему, опускаю голову ему на плечо и тяжело вздыхаю. — Жаль, что я не умею быть очаровательной. Может, тогда, вместо угроз вызвать мне психиатра, мы с Доктором Мудаком оказались бы в постели.

— Не переживай об этом. Работу ты завершила, и тебе больше не придется туда возвращаться.

— Выпьем за это! — Я выпрямляюсь, чтобы с ним чокнуться.

Мы выпиваем.

— В следующем месяце после окончания университета, мне нужно сосредоточиться на поиске работы, чтобы не пришлось переезжать.

— Переезжать? — спрашивает Дин, в замешательстве хмуря брови. — О чем ты?

— Срок бабулиной аренды заканчивается через три месяца. Если я не найду очень хорошую работу, то не смогу остаться.

— Ты что, шутишь? — рявкает Дин, снимая очки и в отчаянии сжимая переносицу.

— Чего ты так злишься? — спрашиваю, наблюдая, как он напрягается всем телом.

Взор его шоколадно-карих глаз обращается ко мне.

— Я понятия не имел, что ты не можешь позволить себе этот дом. Почему ты не поговорила со мной?

— Поговорила с тобой о чем?

— О своих финансах! Я помог бы тебе выгодно вложиться, и тебе удалось бы получить прибыль и прожить еще несколько месяцев. Может, даже год.

Я смеюсь над этой идеей. Дин — биржевой маклер-самоучка. Он унаследовал кучу денег от своего деда, и вместо того, чтобы часть их вложить в университетское образование, накупил кучу книг и узнал все, что мог, о покупке и продаже на фондовом рынке. Рискнув всем на бирже, это окупилось с лихвой. Он забыл, каково это — жить на грани банкротства.

— Дин… во-первых, мы с тобой не говорим о деньгах. А во-вторых, у меня нет таких денег, с которыми ты привык работать. У меня даже наличных практически нет. Я не работаю уже три года, так откуда взяться деньгам на аренду?

— Ну, я все равно мог бы тебе помочь, — рычит он. — Не могу поверить, что тебе придется переезжать.

Я пожимаю плечами и успокаивающими движениями растираю ему спину.

— Дин, все в порядке. Я не расстроена. Если мне придется переехать, значит, так тому и быть. Я люблю бабушкин дом, но я знала, что это, вероятно, временно.

Дин хмуро смотрит в пиво и снова надевает очки.

— Сначала Кейт переезжает, теперь ты.

— О-о-у, — воркую я и тянусь, чтобы прижать кончик пальца к ямочке на его щеке. — Кто-то привязался к своим двум неподружкам?