Следы на битом стекле (СИ) - Нарская Рина
Сева опять сорвался. С начала лета он не употреблял ничего крепче колы и даже не курил при мне. С начала лета он верил в то, что можно хакнуть вселенную…
— Чё, головушка бо-бо?!
Хлопаю обеими ладонями по столешнице, возвестив о своём появлении. Сева приподнимает помятый скворечник.
— А, Алекс, братишка... это ты...
Мы коротко жмём друг другу руки, но я задерживаю его в своей и по-прежнему нависаю сверху.
— Ноль-ноль в мою пользу, Сев? Какого деверя ты вчера весь вечер гасился?
— А, блин, извини, — скрипит он, обхватив голову и сражаясь одновременно с невминозом и гравитацией. — Телефон вырубился, а зарядку я чёт не нашёл… куда-то она, наверное, завалилась…
— Твою мать, Сева…
С грохотом отодвигаю стул, обрушиваюсь на него вместе со всей своей неподъёмной злостью.
Да, я зол. Да, вчера я оборвал Севе трубу, зная, что если он не берёт, — жди какой-то задницы. В прошлый раз, когда он «чуть-чуть попробовал» я долго соскребал его, размотанного компанией пришлых гопарей, с заблёванных ступенек ДК.
Сева не умеет пить. Сева вообще не создан для того, чтобы пить. Он разросшийся немного вширь, в районе плеч, и сильно — ввысь — ребёнок. Лицо безответственное и порой беспомощное.
И потому моя психика таких приколов не вывозит. Но я всё ещё не теряю надежды словить по этому поводу дзен.
Всё, как обычно: пятнадцать минут покоя, обмен любезностями с очередной МариВанной — и я уже почти натурально скалюсь во все свои неполные тридцать.
Сева это тоже знает, и потому не лезет. Жизнь плавно втекает в привычное русло.
**
Ребя-а-ата!.. Мне плевать, соскучились ли вы, главное, что я по вам соскучился! Это снова Alex S, и сегодня я покажу вам, что такое настоящий отжиг!
Врубаем самый сумасшедший драм-н-бейс галактики… кстати, это Сева, вы его узнали, он же Мистер Он… это Ляля… Сев, сделай погромче!..
Здесь у нас мангальчик, всё как положено… гитарка… но это потом… Заметьте — никакого алкоголя!.. это Кола. Смотрите сюда — ещё р-раз: Со-са-Со-ла!.. Или это реклама?.. Лан, чёрт бы с ним! Чёрт с вами со всеми! Хейтерам привет! Здесь будет реверс. Смотрите на мои красивые зубы: ни-ка-ко-го— ал-ко-го-лллля, пройдохи, PEACE! ЗОЖ рулит! Погнали!..
В пятницу вечером мы откипали у Севы в гараже. Так как он поссорился с Петровной, там были девчонки. Так как я поссорился с батей — ночевал я тоже там, а в субботу рано утром решил внепланово проведать Лялю.
**
Незаконно вторгаюсь на территорию за высоким кирпичным забором (сестрёнка как-то сделала мне дубликат ключей). Цыкаю на поднявшего шум пса, треплю его лохматый загривок, тенью пробираюсь к восточной стороне трёхэтажного здания.
Мой отец всю жизнь вкалывает, как проклятый, но в деньгах мы, как ни странно, не купаемся. Его зарплата раньше полностью уходила на коммуналку, бензин и еду, а когда я подрос и начал тоже зарабатывать — у меня объявилась р-р-родственница. Она нарисовалась в нашем доме, как только мне стукнуло четырнадцать, так что моё финансовое отщепление и её присоединение совпали по времени.
Она не работает. Батя трудится в автомастерской, теперь уже начальником, а я....
Кем я только ни подрабатывал.
В последние месяцы неплохим подспорьем для моих грандиозных, как все считают, запросов стала движуха в сети. Можно больше не кататься в приёмный покой, не выковыривать металлическую стружку из глаз; не ломать в шиномонтажке позвоночник… Сейчас можно просто забить на всё, и, исполнив когда-нибудь все Севины мечты, полностью переключиться на свои собственные.
Хотя нет — все Севины исполнять нельзя. Таким, как Сева, они необходимы…
Водосточная труба и выступы-выемки в стене оказываются достаточно надёжными опорами для того, чтобы я смог взобраться повыше и тихонько постучаться в Лялькино окно.
Она не сразу, но всё-таки открывает.
И едва не палит всю контору бурным всплеском эмоций, а моя бейсболка и очки от её душных объятий пикируют вниз. Не удерживав равновесия, я отправляюсь следом.
— Ауч, прости! Ты не ушибся? — доносится сверху.
— Минус пара пальцев и оригинальные «рэй-бэн», между прочим! — громко шепчу я, тряся вывихнутой в запястье кистью. — А в целом всё идёт по плану! Жду две минуты, выходи…
Ровно две минуты (я засёк) — и Лялька выбегает из дома. На ней, вместо пижамы, рваные джинсы, как у меня, сверху любимая толстовка с капюшоном и надписью «руками не трогать».
— Ты почему не позвонил, что ты будешь? Я бы ждала!
— Телефон сдох, зарядка дома осталась…
Под ослепляющим покровом наконец-то вырвавшегося из недельного плена солнца мы выходим за территорию, цепляем мой велик и по инерции направляемся в парк.
Глава 7
*Она*
«Мы возьмёмся за руки и помчим по раскалённому песку босыми ногами. Волны будут слизывать наши следы, а мы будем их снова и снова оставлять… До тех пор, пока звёзды не вберут их в свою память…»
Жизнь — отстой.
Самые лучшие мальчики всегда достаются самым активным девочкам. А унылые фантазёрки— отшельницы неизменно остаются одни.
Я листаю взлохмаченные страницы толстой тетрадки, вмещающей в себя весь мой покрытый плесенью «богатый» внутренний мир, который, в конечном счёте, никому не нужен.
Визуализации, рисунки, вырезки, стихи... До чего же глупо!
Наивно. По-детски.
Права была Милка, сейчас никто не пишет ручкой, разве что в школе…
Отбросив дневник в гору неразобранного хлама, я перевожу взгляд в пыльное зеркало и принимаюсь рассматривать своё бледное отражение, как что-то, не имеющее ничего общего со мной. Хочу оценить себя без призмы собственных заморочек.
В принципе, неплохо. Да, она очень даже ничего, эта девочка с кислотно-зелёными волосами… Миловидная, хрупкая. Парням такие, как правило, нравятся.
Причём, многим парням.
А это значит, ей не должно быть дела до какого-то Валика!
Валя. Валёк. Валентин. Никогда бы не назвала так своего сына.
Даже если бы он был так же прекрасен внешне.
Даже если б у него были такие же светлые, как у сиамских кошек, голубые глаза и длинный бежевый плащ с капюшоном…
Дурацкий плащ. Беж никого не красит…
**
— О, боже! Мама дорогая, Женька, ты видела, какие у него глаза? А брови? Они же и-де-альны! У меня таких нет! А губы, ты обратила внимание на его губы?... — голос лучшей подруги отзывается эхом в тёмном гулком переходе.
Мы идём, сцепившись под руку и чавкая грязью, к железнодорожным путям, по которым дорога до дома окажется долгой, зато бесплатной.
Пахнет креозотом и сыростью. До нутра пробирает совершенно не июньский холод. И лишь тёплое плечо подруги даёт хоть какую-то надежду на то, что мы будем жить.
— Ничего особенного, — вру я, пытаясь унять бешеный стук собственного сердца, который, как мне кажется, не заглушит даже приближающийся состав.
— А, ну да, ты как всегда, — цыкает Милка. — Я не такая, я жду трамвая. Ну согласись же, вживую он даже лучше, чем на фото! Это просто космос, правда, Жень?!
Не проходит и трёх секунд, как она, не выдержав моего многозначительного молчания, преграждает мне путь.
— Ну, видела? Ну, космос?!
И, подпрыгивая на месте от нетерпения, буквально вынуждает меня кивнуть в знак согласия.
— Вау! Я так и знала — космос! У тебя не было шансов! Ни у кого не может быть шансов, потому что таких красавчиков в мире один на сотню тысяч уродов…
**
Всю сорокаминутную дорогу до станции она восторгалась нашим новым знакомым, заставляя меня чувствовать себя подпольной сволочью.
Ведь он не должен был мне понравиться! Вернее, должен был, но не настолько и совершенно не так.
