Дж. А. Редмирски - Песня светлячков
Брей присела на краешек кровати. Темные шелковистые волосы красиво обрамляли ее смуглое лицо и ниспадали на голые плечи.
– И о чем разговор? – спросил я, пряча нетерпение.
– Там будет Маделин. – Брей посмотрела на гардероб, затем на меня.
Я думал, что знаю, в каком направлении потечет дальнейший разговор, но сейчас начал сомневаться. Я не умею читать по лицу, а лицо Брей всегда напоминало текст на иностранном языке.
– Будет. И что?
– А то, что я знаю: ты к ней неровно дышишь. Мне она не нравится.
Чувствовалось, Брей говорит совсем не то. Или вкладывает в эти слова какой-то другой смысл. А она действительно что-то скрывала. Я даже догадывался, что именно, но хотел услышать подтверждение.
Мое переодевание подождет. Я захлопнул дверцу гардероба, привалился к ней спиной и скрестил руки на груди.
– Ошибаешься. Я к Маделин дышу вполне ровно. Не отказался бы трахнуть ее разок, но это не значит, что Маделин вызывает у меня какие-то чувства. А чем она тебе не нравится?
– Она… короче, она тебе не подходит. Девчонка она симпатичная, но я ловлю от нее какие-то не те вибрации.
Чем больше Брей старалась объяснить свою антипатию к Маделин, тем сильнее запутывалась.
– Просто поверь моей интуиции, – сказала она, нервно сглатывая.
Вообще-то, когда мы вдвоем, Брей не свойственно нервничать.
Я подошел, присел на корточки, чтобы наши глаза находились на одном уровне. Своих чувств Брей скрывать не умела, и по всему было видно: ей сейчас очень худо.
– Слушай, говори прямо, что у тебя на уме? – предложил я.
– Ты что имеешь в виду?
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Понятия не имею.
Пытаясь избежать прямого ответа, Брей пересела на другой край и повернулась ко мне спиной.
– Не делай этого, – сказал я, вставая на ноги. – Мы с тобой очень давно играем в эту игру. Нужно ее прекращать. – Я подошел, встал у нее за спиной. – Брей, ну почему бы нам просто не попробовать?
Она резко повернулась ко мне. Удивленная. Шокированная. Встревоженная. Все эти чувства переплелись в ней в тугой клубок. Но ее удивление не было убедительным. Она прекрасно знала, о чем речь, и маскировка у нее была никудышной.
– Что попробовать?
– Быть вместе, – ответил я, обнимая ее за плечи.
Казалось, мои слова, будто насос, выкачали из комнаты весь воздух, а заодно и звуки. Брей долго смотрела на меня не мигая.
– Брей, мне всегда хотелось быть рядом с тобой. С той ночи, когда мы бегали за светлячками. Ты это знаешь. Давно знаешь. Но почему-то всякий раз, стоило мне приблизиться, ты меня отталкивала. Мы с тобой уже не дети и даже не подростки. Может, прекратим дурацкие игры и просто попробуем… быть вместе?
Брей отвернулась. Потом пересела, зажав руки между коленей. Она не хотела на меня смотреть, и это угнетало. Мне было важно услышать от нее хоть что-то.
Я опять присел перед ней на корточки, положив руки на ее голые колени.
– Ну пожалуйста, посмотри на меня, – тихо попросил я. – Скажи что-нибудь.
Не без усилий, но Брей все-таки обратила на меня свои синие глаза. В них было сплошное замешательство.
– Не могу, – сказала она.
– Почему не можешь? Тебе плохо со мной? Если да, скажи. Я пойму. Не обещаю, что это вызовет у меня бурную радость. Мне будет очень паршиво, но я хотя бы буду знать.
– Все совсем не так, – возразила Брей, качая головой.
– Может, дело в твоем отце? Я же знаю, что никогда ему не нравился.
– Нет, Элиас. Мой отец здесь совсем ни при чем. Пора бы уже понять.
– Тогда в чем дело? Или в ком, черт тебя побери? – Досада звучала не только в моем голосе. Похоже, у меня и физиономия была соответствующая. – Я тебя действительно не понимаю. Мы всегда с тобой держались вместе. Брей и Элиас – лучшие друзья. Ты же без конца писала эту фразу и в школьных тетрадях, и в записных книжках. А получается, нас ничего не связывает, кроме секса. Да и он у нас какой-то… сама знаешь какой. Ты ломала все мои попытки сблизиться с тобой. Но стоило мне начать сближаться с другой девчонкой, ты оскорблялась до глубины души.
– Ты хочешь сказать, что я ревнивая? – торопливо спросила Брей.
– Да, именно это я хочу сказать, – без обиняков ответил я вопреки всем стараниям не задеть ее самолюбия. Мы оба знали, что я говорю правду. – Единственный человек, которого ты здесь дурачишь, – ты сама.
Доза правды оказалась избыточной, но понял я это слишком поздно. От моих слов Брей захлопнулась. Оттолкнув меня, она встала с явным намерением уйти. Но я поймал ее за локоть и развернул лицом к себе.
– Мне страшно! – вдруг закричала она, и это было совсем неожиданно. – Элиас, в моей жизни ты всегда был единственной постоянной величиной! Я неспособна строить отношения и поддерживать их. Я всегда сама все порчу! – Она сердито замахала руками. – С кем я выдержала дольше всех?
Я не ответил. Ответ я знал, но чувствовал, что Брей он не нужен.
– Два месяца, – сказала она, поднимая два пальца. – Два месяца отношений с парнем – мой рекорд. Разовый. Майкл – три недели. Остин – две недели. Джек – месяц. А с Эвери я выдержала всего два дня и свалила. Два дня. Просто жуть!
– Но при чем тут наши отношения?! – почти закричал я. – У нас с тобой не так, как у тебя с другими парнями. Я не один из тех парней. У нас могут быть отношения только друг с другом. Ты и я – больше никто.
– Да, представь себе! – Она чуть не плакала. – Ты не один из тех парней! Тебя вообще нельзя сравнивать с ними. Ты единственный парень во всем мире, на которого мне не наплевать!
По ее нежным щекам текли слезы.
В этот момент я наконец-то узнал правду. Брей боялась меня потерять и потому не рисковала переводить наши отношения на другой уровень. Словом, она боялась всерьез сближаться со мной.
– Это мой самый жуткий страх, – призналась она, глядя в пол. – Наши отношения и так меняются. Элиас, я это знаю… Я это чувствую… Если мы еще и сами начнем их менять, ничего хорошего из этого не выйдет. Или вообще ничего не выйдет. Мы уже не сможем вернуть даже того, что было. Кончится тем, что мы просто разбежимся и каждый пойдет своей дорогой. Тебя не будет в моей жизни. Мне даже страшно подумать. Сразу сердце схватывает.
Все ее тело вздрагивало от слез.
Я сел на пол, притянул Брей к себе и крепко обнял. Я прильнул губами к ее волосам и сам едва сдерживался, чтобы не заплакать. Почему? Потому что я понял. Я слишком давно знал Брей. Можно сказать, всю свою сознательную жизнь. Я понимал ее лучше, чем кто-либо.
