Маргарет Пембертон - Белое Рождество. Книга 2
Столь же нетерпимым оставалось его мнение по отношению к антивоенным демонстрациям, которые собирали все большее количество участников.
– Их нужно расстреливать как изменников, – гневно повторял он. – Они не имеют права называть себя американцами!
Эббра не соглашалась с ним. Среди демонстрантов попадались ветераны, люди, воевавшие во Вьетнаме. Они были настолько потрясены тем, что видели там, что по возвращении домой публично сжигали свою военную форму и выбрасывали медали.
В глубине души Эббра всегда считала американскую оккупацию Вьетнама ошибкой, и только привязанность к Льюису до сих пор заставляла ее смотреть на войну с иной точки зрения. Но теперь она уже не одобряла позицию Соединенных Штатов. Все то, что она прочла за последние месяцы, убеждало Эббру: ее первоначальное мнение оказалось точным и она должна его придерживаться. Участники антивоенных демонстраций внушали ей глубокое сочувствие, и как бы она ни уважала свекра, каждый проведенный в его обществе день становился серьезным испытанием ее выдержки.
В мае она начала работать над новой книгой и, невзирая на полное отсутствие информации о том, где находится Льюис и жив ли он вообще, продолжала ежедневно писать ему письмо-дневник.
В июне ей позвонили из военного ведомства, но не для того, чтобы сообщить сведения, которых она с таким нетерпением ждала.
Учитывая обстоятельства, при которых Льюис попал в засаду, его статус был пересмотрен. Отныне он считался не военнопленным, а без вести пропавшим.
Эббра три дня не выходила из комнаты. Она отлично поняла, что за этим стоит. Ее пытались убедить в том, что Льюис погиб, но она не верила этому. Льюис жив. Эббра знала, что он жив.
Через два дня ей позвонил Скотт.
– Мне очень жаль, – просто сказал он. – Но ты должна надеяться на лучшее, Эббра. Отсутствие сведений о людях, взятых в плен на Юге, еще не означает, что они погибли.
– Да-да, – прерывающимся голосом отозвалась Эббра. – Льюис жив, Скотт! Я знаю, он жив!
Скотт замялся. С тех пор, когда они общались в последний раз, прошло больше десяти месяцев.
– Ты не против, если я приеду к тебе? – спросил он, сам не зная, какой ответ хочет услышать.
Он понимал, что встреча ничего не изменит, знал, что по-прежнему любит Эббру. Ничего из этого не выйдет. Эббра любит Льюиса и никогда не полюбит никого другого, пока сохраняется хотя бы призрачная надежда, что он жив.
– Нет, – хрипло произнесла Эббра. Ее голос прозвучал так, словно она сдерживала слезы. – Пожалуй, не стоит, Скотт.
Скотта охватило такое разочарование, что он был вынужден опереться о стену. Ну конечно, он знал, какого ответа ждал от Эббры. Но не получил его.
– До свидания, милая, – с трудом произнес он, гадая, каково приходится Эббре без друзей, которые понимали бы ее, без семьи, которая поддерживала бы ее, без близких людей, к которым она могла бы обратиться за помощью и утешением.
Все лето Эббра продолжала разрабатывать новый сюжет. По-прежнему у нее не было никаких вестей о Льюисе, никаких причин верить в то, что он жив. Была лишь собственная непоколебимая убежденность, что это так.
В сентябре она решила: хватит ей быть послушной офицерской женой. Она сделала все, что советовали военные власти. Она не разговаривала о Льюисе ни с журналистами, ни со случайными знакомыми. Она держалась в стороне от антивоенного движения, не устраивала истерик и никому не докучала. Теперь с этим покончено.
В октябре антивоенные активисты объявили о скором выступлении в Вашингтоне, цель которого – пикетирование Пентагона. Эббра заперла рукопись в ящик стола и купила билет на самолет.
Она намеревалась расстаться с ролью покорной жены и стать участницей антивоенного движения. Пикетирование Пентагона представлялось ей столь же удачным началом, как и любой другой шаг.
Глава 21
Серена на самоубийственной скорости свернула на мощенный булыжником конюшенный двор и остановилась с визгом шин. Она опаздывала. До приезда Руперта оставалось меньше получаса, а ей еще нужно было принять ванну и переодеться. Они собирались пообедать в «Квалингос», а потом отправиться в «Колони» на Беркли-сквер. Она захлопнула за собой входную дверь, раздумывая, что надеть. Вставляя ключ в замочную скважину, она услышала, как в доме зазвонил телефон.
– Черт побери, – пробормотала она и на мгновение остановилась, любуясь хрупкой красотой бегоний и фуксий в кашпо. – Если это Тоби, ему придется подождать. – Серена вошла в тесную прихожую и сняла трубку с трезвонящего аппарата. – Мне очень жаль, Тоби, дорогуша, – сказала она, не испытывая и тени сожаления, – но сегодня вечером я не могу, сегодня я...
– Это не Тоби. Это я, твой папа. – Голос отца звучал хмуро и напряженно. – Боюсь, у меня плохие новости, милая. Прости, что сообщаю тебе это вот так, по телефону, но я подумал, что будет лучше, если ты узнаешь все от меня, а не от кого-нибудь еще.
– Лэнс? – тут же отозвалась Серена дрогнувшим голосом. – Что-нибудь с Лэнсом? Что с ним случилось? Его арестовали? Он здоров? Где он находится?
Где бы ни оказался Лэнс, Серена поехала бы к нему. Придется оставить Руперту записку. Он все поймет. Серена сжала в кулаке ключи от автомобиля.
– Где сейчас Лэнс, папа?
– Дело не в Лэнсе, милая... – устало произнес отец. Серена привалилась к стене, стыдясь того облегчения, которое ощутила. Значит, что-то с матерью. Рано утром она отправится в Бедингхэм и останется там столько, сколько будет нужно.
Граф откашлялся.
– Боюсь, дело в Кайле. Его отец позвонил мне несколько минут назад. Кайла сбили. Сослуживец видел его живым на земле после крушения вертолета, но район падения кишит вьетконговцами, и с тех пор о Кайле не было никаких известий. – После паузы отец продолжил: – Его официально объявили без вести пропавшим. Мне очень жаль, милая. Мне очень, очень жаль.
В первую секунду Серена ничего не почувствовала. Казалось, ее охватило оцепенение. Голос отца зазвучал громче:
– Серена? Ты слушаешь? Ты слышишь меня?
– Да, – выдавила она, наконец. – Да, я слышу тебя, папа. – Она не знала, о чем говорить, о чем спрашивать. Как ни странно, все то время, что Кайл был во Вьетнаме, ей и в голову не приходило, что его могут убить, ранить или объявить без вести пропавшим. Кайла переполняла такая жизненная энергия, он был таким чертовски везучим, таким вызывающе уверенным в себе, что было трудно даже представить, что он может попасть в беду. Сама мысль о том, что он может оказаться в числе неудачников, казалась совершенно невероятной.
– Ты не хочешь приехать домой на несколько дней? – говорил тем временем отец. – Бедингхэм сейчас в полной своей красе, столько цветов и зелени.
