Джули Гаррат - Непостоянное сердце
Райан смеялся.
— Тебе вовсе незачем приезжать сюда, Сера…
— Оставайся на месте, — приказала девушка, понимая, что должна забрать его из гостиницы до того, как он отправится дальше. — Оставайся на месте. Я выезжаю прямо сейчас.
Черт, думала Серена, судя по гвалту, который она слышит, Райан устроил в гостинице настоящий переполох.
Владелец заведения, наверно, никак в толк взять не может, что побудило австралийца вернуться. Неужели Райан попытался силой вломиться в свой прежний номер? Господи, лишь бы полицию не вызвали!
— Сера! Выслушай меня, пожалуйста. У меня родился ребенок! — прокричал Райан, да так громко, что Серена, вздрогнув от неожиданности, чуть отстранила трубку от уха.
Ну, точно рехнулся…
— У тебя родился ребенок? — ласковым голосом переспросила она, чтобы не волновать его лишний раз.
— Сера! Ты не поверишь…
Нет, конечно, устало думала девушка, поверить в такую чушь!
— Ты только не уходи никуда, любовь моя, — попросила она спокойным тоном. — Я уже еду. Не покидай гостиницу, хорошо?
— И не собираюсь. Я пока здесь поживу.
— Ладно. Это мы обсудим, когда я приеду.
— Привези, пожалуйста, кое-что из одежды. Из дома, хорошо? Несколько пар нижнего белья, джинсы, пару свитеров.
— Обязательно! — пообещала Серена, надеясь, что успеет добраться до Райана раньше, чем на пего наденут смирительную рубашку.
Вообще-то никто не говорил, что он может потерять рассудок. Да, она знала, что состояние его здоровья малоутешительное. Врачи говорили, что ему грозит слепота и масса других осложнений, но о безумии ее не предупреждали.
— Сера! У меня родился ребенок! Почему ты не веришь? Это же абсолютно логичное и здравое заявление. У меня есть ребенок!
— Райан… я еду. Хорошо?
— Ее зовут Рин! Сообразила? Это женская форма от имени Райан.
У Серены подпрыгнуло в груди сердце. Неужели он все насочинял? Нет, не может быть!..
— Рин? — вкрадчиво переспросила она.
В этот момент в кабинет вошла Мари и, увидев, что Серена разговаривает по телефону, повернула назад.
— Нет, останься Мари, — шепнула Серена, прикрывая рукой трубку. — Это Райан. Я пока в недоумении. Он звонит из гостиницы в Райвлине. Говорит, что у него появился ребенок.
— Сера! Сера? — настойчиво звал Райан. — Ты слушаешь меня?
Мари с озадаченным видом присела на краешек стола.
— Да, слушаю, — откликнулась Серена со спокойствием в голосе.
— Давай я еще раз попытаюсь объяснить, угу?
— Послушай. Думаю, мне лучше приехать и забрать тебя в Кейндейл.
— Я здесь с Кирсти, — громко и отчетливо проговорил Райан. — С Кирстен Харди. Помнишь ее?
— С Кирсти?
Серена, вскинув брови, глянула на Мари, которая не могла не слышать рвавшегося из трубки голоса Райана.
— Эта та самая австралийка, которая мне звонила? — шепотом уточнила она.
Серена кивнула и вновь обратилась к Райану:
— Эй, что происходит? Давай-ка все сначала. И не так громко, хорошо?
— Сегодня утром Кирсти была на берегу, — стал внятно и неторопливо объяснять он. — Мы с ней… э… так сказать, столкнулись.
Он смущенно рассмеялся.
— Кирсти? Так она здесь?
— Я об этом тебе и твержу. И еще, Сера, у меня родилась дочка. Крошечная красавица. Ее зовут Рин. Вот что я тебе все время пытался втолковать. Кирсти приехала со своей сестрой Холли. Они привезли Рин с собой. И, как я уже сказал, малышка — настоящее чудо. Сера! Я на седьмом небе от счастья. И теперь мы с Кирсти — я и она — будем жить здесь с ребенком. У нас отдельный номер. А Холли утром отправляется в Эдинбург.
Картина наконец прояснилась. Серена сказала Райану, что все поняла и рада за него, потом положила трубку и улыбнулась Мари.
— Слышала?
Мари кивнула, недоуменно хмуря брови.
— Ты, я вижу, очень довольна…
— Еще как довольна, Мари. Это хоть как-то восполнит утрату Дона.
— Дона?
— Я ведь тебе ничего не рассказывала? — Серена виновато прикусила губу, мучимая угрызениями совести из-за того, что не доверилась Мари раньше. Но не так-то легко было изменить свое отношение к женщине, которая когда-то перевернула всю ее жизнь. — Я вышла замуж за отца Райана за полгода до его гибели.
Без Райана в маленьком домике было одиноко, хотя он приезжал из Райвлина пару раз, но пока еще без Кирстен и дочери.
Серена последние две недели все больше времени проводила на работе. Гораздо удобнее было пообедать в конторе бутербродом и вечером, если захочется, приготовить легкий ужин, чем два раза в день ездить домой и стряпать полный обед и ужин.
Она работала допоздна, последней из сотрудников покидая заводоуправление. Все свободное от основных обязанностей время она посвящала проекту изготовления дверей, который занимал все ее помыслы. Изучая чертежи Макса и даже внося в них некоторые изменения, Серена проникалась все большей уверенностью в том, что вероятность расщепления дерева при вплавлении в него металла намного уменьшится, если украшения будут иметь более обтекаемую форму.
Исключение представлял компас, острые лучи которого не поддавались модификации. Жаль, что она не присмотрелась к конструкции, когда стояла у «скверного дома», в котором жил Холт. Если бы она увидела эту дверь еще раз, тогда, может быть, ей удалось бы раскрыть секрет прочного союза железа и дерева. Но обращаться к Холту с просьбой о содействии Серена не решалась. Она нигде не встречала его со времени их размолвки в «Старом холостяке», когда он стремительно покинул пивную, ни разу не оглянувшись.
В общем-то можно бы и отказаться от идеи украшать двери компасом, удовольствовавшись другими, менее сложными для производства, видами орнамента, но уже сама мысль об этом казалась ей кощунством. Поступить так — значит уклониться от выполнения собственного долга и не оправдать доверия отца.
Макс сделал только одну удачную дверь, — и та, к сожалению, принадлежала Холту.
Отец словно бросал ей вызов своим проектом, предлагая посостязаться в смекалке и изобретательности, и она горела желанием доказать, что достойна называться дочерью своего отца. Серена надеялась, что, сумев довести до конца дело, начатое Максом, Она в какой-то мере очистит свою совесть и загладит вину перед отцом, которому причинила в прошлом столько страданий.
И все же в душе она упрекала Макса за измену, не в состоянии ничего забыть. Серена пыталась простить его, но не могла. Если бы он хранил верность матери, возможно, она не поддалась бы так легко болезни и не умерла бы так рано.
Порой Серене очень хотелось молча поплакать по Максу, но даже в этом утешении ей было отказано. Будто на ее сердце была навешена стальная дверь, за которую Макс не имел доступа. Собственная бесчувственность ее тревожила. Как можно оставаться такой неумолимой в отношении к человеку, который ее обожал?
