Вирджиния Эндрюс - Все, что блестит
Наконец мы оба вошли в дом и поднялись в наши раздельные спальни. Погасив свет, я долго стояла у окна и смотрела в ночное небо. Я думала о Жанне и Джеймсе, спешащих домой после чудесной еды, вина и разговора, возбужденных друг другом, жаждущих обняться и завершить этот вечер любовью.
А Поль в это время обнимал в своей комнате подушку, а я обнимала свои воспоминания о Бо.
На следующее утро, вскоре после того как Поль уехал на работу, позвонил Бо. Он был так взволнован нашим следующим свиданием, что говорил на одном дыхании, описывая свои планы на наш день и вечер, так что сначала я не могла и слова вставить.
– Ты не представляешь, как изменилась моя жизнь, – сказал он. – Ты дала мне цель, к которой я могу стремиться, чувствовать себя живым в самые ужасные дни и ночи.
– Бо, у меня плохие новости, – наконец вставила я слово и рассказала ему про дочь миссис Флемминг. – Боюсь, нам придется все отложить.
– Почему? Просто приезжай сюда с Перл, – умолял он.
– Нет, не могу, – сказала я.
– Дело не только в этом, да? – спросил он после паузы.
– Да, – призналась я и рассказала ему про Поля.
– Значит, он все знает про нас?
– Да, Бо.
– Жизель тоже последнее время очень подозрительна, – поведал он. – Она даже пытается угрожать мне.
– Тогда, может быть, нам лучше охладить свой пыл, – предложила я. – Мы должны подумать обо всех, кому можем причинить боль, Бо.
– Да, – сказал он, и голос его дрогнул.
«Если бы слова имели вес, то телефонные провода между Новым Орлеаном и Кипарисовой рощей прогнулись бы и порвались», – подумала я.
– Мне жаль, Бо.
Я слышала, как он глубоко вздохнул.
– Жизель пристает ко мне, чтобы мы поехали на несколько дней на ранчо. Наверное, я отвезу ее на следующей неделе. Дело в том, что мне невыносимо жить без тебя в этом доме, Руби. Здесь столько воспоминаний о нас с тобой вместе. Каждый раз, когда я прохожу мимо твоей комнаты, я останавливаюсь, не могу оторвать взгляда от двери и вспоминаю.
– Уговори Жизель продать дом, Бо. Начните новую жизнь где-нибудь еще, – предложила я.
– Ей все равно. Ее ничто не беспокоит. Что мы сделали друг с другом, Руби? – спросил он.
В горле у меня застрял комок, и непрошенные слезы потекли по щекам. Какое-то время я не могла произнести ни слова.
– Мы влюбились, Бо. Вот и все. Мы влюбились.
– Руби…
– Мне надо идти, Бо. Пожалуйста.
– Не говори «до свидания». Просто повесь трубку, – сказал он мне, и я так и сделала, но сидела у телефона и рыдала, пока не услышала, что проснулась Перл и зовет меня. Тогда я вытерла глаза, глубоко вздохнула и вновь постаралась заполнить свои дни и ночи таким количеством работы, чтобы только не думать и не сожалеть.
На меня снизошло тихое смирение. Я чувствовала себя монахиней, проводящей большую часть своего времени в спокойных размышлениях, рисуя, читая и слушая музыку. Забота о Перл была теперь тоже полноценной работой. Она была очень активна и ко всему проявляла любопытство. Мне приходилось постоянно следить за ее безопасностью, убирая все режущее, колющее, падающее – все, что могло хоть как-то навредить ей. Иногда Молли присматривала за ней, в то время как я делала покупки или хотела немного побыть одна в тишине.
Поль тоже был очень занят и, как мне казалось, намеренно загружал себя работой. Он вставал с рассветом и иногда уезжал, до того как я спускалась к завтраку. Порой он даже не возвращался к ужину. Он сказал мне, что его отец все меньше и меньше занимается консервным заводом и поговаривает об отставке.
– Может, тогда тебе следует нанять себе менеджера, – предложила я. – Ты не можешь делать все один.
– Подумаю, – пообещал он, но я видела, что ему нравится быть в цейтноте. Как и я, он не выносил досуга, потому что тогда приходилось думать, во что превратилась его жизнь.
Я подумала, что теперь так и будет, пока мы оба не станем седыми и старыми. Мы будем сидеть бок о бок в качалках на галерее, глядя на бухту и размышляя над тем, как сложилась бы наша жизнь, не прими мы тех решений, которые показались нам правильными, когда были молодыми и импульсивными. Но однажды в конце месяца, вечером, после ужина зазвонил телефон. Поль уже устроился в своем любимом шезлонге и раскрыл деловой журнал. Перл спала, а я читала роман. В дверях появился Джеймс.
– Мадам к телефону, – объявил он.
Поль поднял глаза. Я передернула плечами и встала.
– Может, это Жанна, – предположила я. Он кивнул. Но это был Бо, который говорил мертвым голосом, очень тихо, еле выговаривая слова. Я даже засомневалась, он ли это.
– Бо? В чем дело?
– Жизель. Мы на ранчо. Мы здесь уже больше недели.
– О, – сказала я, – значит, она про нас знает?
– Не в этом дело, – ответил он. У меня перехватило дыхание.
– А в чем же тогда, Бо?
– Ее покусали москиты. Сначала думали, ничего особенного. Конечно, она жаловалась, всех извела, но я растер ее спиртом и забыл об этом. А потом…
– Да? – Ноги у меня стали ватные, я еле стояла.
– У нее начались жуткие головные боли. Ничего не помогало. Она выпила почти пузырек аспирина. У нее началась лихорадка. Вчера ночью лихорадка усилилась, и начался бред. Мне пришлось вызвать врача из деревни. К тому времени, как он прибыл, ее уже парализовало.
– Парализовало!
– Она в бреду. Ничего не понимает, даже кто я такой, – сказал он потрясенно.
– Что сказал врач?
– Он сразу же понял, в чем дело. Жизель подхватила энцефалит Св. Луи, воспаление мозга, вызванное вирусом, который переносят москиты.
– Моn Dieu, – сказала я, сердце тяжело застучало. – Она в больнице?
– Нет, – ответил он быстро.
– Нет? Почему нет, Бо?
– Врач сказал, прогноз неважный. Не существует известного лечения болезни, когда она передается подобным образом. Это – его буквальные слова.
– Что это означает? Что с ней будет?
– Она может пребывать в этом состоянии какое-то время, – произнес он голосом, лишенным каких-либо чувств, пустым и потерянным. А затем добавил: – Но никто в Новом Орлеане об этом не знает. Только этот врач и некоторые слуги в курсе того, что произошло, их можно уговорить молчать.
У меня перехватило дыхание.
– Что ты предлагаешь, Бо?
– Мне вдруг пришло в голову, когда я стоял у ее постели и наблюдал, как она спит. Когда она спит, она так похожа на тебя, Руби. Никто бы даже не сомневался.
Сердце у меня замерло, а потом так бешено забилось, что я подумала, мне не хватит дыхания и я потеряю сознание. Я переложила трубку к другому уху и сделала глубокий вдох. Я поняла, что он предлагает.
– Бо… ты хочешь, чтобы я представилась ею?
– И стала бы моей женой отныне и вовек, – продолжил он. – Разве ты не понимаешь, какая это возможность? – спросил он быстро. – Не надо раскрывать секретов прошлого и не надо никому причинять боль.
