Элизабет Гилберт - Крепкие мужчины
Как только выяснили эти вопросы, обсуждать стало почти нечего, и, какими бы жаркими ни были споры, все решилось быстро и окончательно. Мэри отправилась в Конкорд с сыном. Она вернулась в особняк Эллисов и заняла свое место при мисс Вере Эллис. Стэн Томас возвратился на остров к дочери, один. Правда, не сразу. Он отсутствовал несколько месяцев.
– Где ты был? – спросила его Рут, когда ей исполнилось семнадцать. – Где тебя носило все это время?
– Я был зол, – ответил Стэн. – И это не твое дело.
– Где моя мама? – спросила Рут у отца, когда ей было девять лет и когда он наконец вернулся в Форт-Найлз. Его ответ был совершенно кошмарным – он что-то кричал насчет того, что это не имеет никакого значения, не стоит и спрашивать, да и вообще лучше забыть. Рут была обескуражена ответом отца, а потом утонул мистер Поммерой, и она подумала (и это было довольно логично), что ее мама тоже могла утонуть. Конечно. Таков был ответ. Через несколько недель после того, как Рут пришла к такому выводу, она начала получать письма от матери. Какое-то время она думала, что письма приходят из рая. Став постарше, она более или менее соединила между собой кусочки головоломки, а со временем разобралась во всем.
В комнате Рики, пропахшей лекарствами, мать Рут взяла из шкафчика бутылочку с лосьоном и села на пол рядом с сыном. Она стала втирать лосьон в его странные ножки. Она массировала и выпрямляла его пальчики, нажимала большими пальцами на выгнутые дугами ступни.
– Как твой отец? – спросила она. Рики взвизгнул и забормотал.
– Хорошо, – ответила Рут.
– Он хорошо о тебе заботится?
– Наверное, это я о нем хорошо забочусь.
– Я раньше все переживала, что тебе перепадает мало любви.
– Мне хватало.
Вид у матери был такой встревоженный, что Рут попыталась придумать, чем бы ее утешить. Она сказала:
– В дни рождения, когда он дарит мне подарки, он всегда говорит: «Только не смотри на подарок, будто ты его рентгеном просвечиваешь».
– Рентгеном?
– Ну, пока я не распаковала подарок, понимаешь? Когда смотрю на коробку. Он всегда так говорит. «Не просвечивай подарок своими рентгеновскими глазками, Рут». Он такой смешной.
Мэри Смит-Эллис Томас медленно кивнула, но тревоги у нее явно не убавилось.
– Он дарит тебе хорошие подарки на дни рождения?
– Конечно.
– Это хорошо.
– Когда я была маленькая, в дни рождения он велел мне вставать на табуретку и спрашивал: «Видишь, как ты подросла? Ты здорово подросла».
– Я помню, он так делал.
– Мне с ним хорошо, – сказала Рут.
– Ангус Адамс там?
– Конечно. Мы видимся с Ангусом почти каждый день.
– Раньше я его побаивалась. Один раз я видела, как он бил ребенка поплавком. Я только-только вышла замуж.
– Правда? Ребенка?
– Какого-то беднягу мальчишку, который работал с ним на лодке.
– Ну, значит, это не ребенок был. Его помощник, наверное. Подросток. Ангус – суровый хозяин, что правда, то правда. Теперь с ним никто не ходит в море. Он ни с кем ладить не может.
– Думаю, я ему никогда особо не нравилась.
– Он просто терпеть не может показывать, будто ему кто-то нравится.
– Ты должна понять, Рут: ведь я раньше никогда с такими людьми не была знакома. Знаешь, в первую зиму, когда я осталась на Форт-Найлзе, Ангус Адамс лишился пальца на рыбалке. Может быть, ты слышала об этом? Был жуткий холод, а он был без перчаток и обморозил руки. И у него палец застрял… в этом… как же это называется?
– В блоке лебедки.
– Ну да. Палец у него зажало в блоке лебедки и перерезало тросом. Второй человек, который был с ним в лодке, сказал, что Ангус выбросил свой отрезанный палец за борт и продолжал рыбачить, как ни в чем ни бывало, до конца дня.
– А я слышала, – сказала Рут, – что он прижег культю раскуренной сигарой, чтобы потом рыбачить до конца дня.
– Ох, Рут.
– Даже не знаю, верю я в это или нет. Ни разу не видела, чтобы у Ангуса Адамса во рту была горящая сигара.
– Одно тут точно. Одного пальца у него не хватает. Мать Рут промолчала. Рут посмотрела на свои руки.
– Прости, – сказала она. – Ты что-то хотела сказать?
– Только то, что мне до этого времени никогда не приходилось бывать среди таких грубых людей.
Рут хотела было съязвить: интересно, мало ли людей считают грубой мисс Веру Эллис? – но прикусила язык и сказала:
– Понимаю.
– Знаешь, я прожила на острове всего год, когда Ангус Адамс пришел к нам в дом со Снупи, своей кошкой. Пришел и говорит: «Меня уже тошнит от этой кошки, Мэри. Если ты не заберешь ее у меня, я ее пристрелю прямо тут, у тебя на глазах». А у него с собой было ружье. Ты же знаешь, какой у него голос – может, даже что-то доброе говорит, а кажется, что он злой. Ну, я ему поверила и, конечно, взяла кошку. Твой отец ужасно рассердился. Он велел мне отдать кошку обратно, но Ангус снова стал грозить, что пристрелит ее у меня на глазах. Я не хотела видеть, как он стреляет в кошку. Твой отец сказал, что Ангус этого не сделает, но я не поверила. Такая была красивая кошка. Ты помнишь Снупи?
– Кажется, да.
– Такая красавица. Большая, белая. Твой отец сказал, что Ангус решил нас одурачить, чтобы избавиться от кошки. Наверное, он нас действительно обманул, потому что через несколько недель Снупи окотилась. Она принесла пятерых котят, и с ними было много мороки. Тут уж я рассердилась, а твой отец с Ангусом решили, что отличная получилась шутка. Ангус ужасно радовался, что так удачно меня провел. Они с твоим отцом потом надо мной несколько месяцев подшучивали. А твой отец потом котят утопил.
– Жуть.
– Да. Но мне кажется, с этими котятами что-то было не так.
– Угу, – кивнула Рут. – Они не умели плавать.
– Рут!
– Я просто шучу. Прости. Глупая шутка.
Рут себя убить была готова и в который раз поразилась тому, как быстро у нее доходит дело до жестоких шуток с матерью, с этой хрупкой женщиной. Невзирая на самые лучшие намерения, Рут всегда через несколько минут умудрялась ляпнуть что-то такое, от чего ее матери было больно. Рядом с ней Рут чувствовала, как превращается в атакующего слона. В слона в посудной лавке. Но почему ее мать было так легко ранить? Рут не привыкла к таким женщинам, как она. Она привыкла к тем, кто подобен сестрам Поммерой, кто шагает по жизни так, словно они неуязвимы. Рут уютней было среди грубых людей, рядом с ними она не чувствовала себя такой… таким слоном в посудной лавке.
Мэри растерла икры сына и стала нежно вращать его ступни и растягивать лодыжки.
– О, Рут, – проговорила она. – Знала бы ты, как мне было больно в тот день, когда твой отец утопил котят.
