Арина Ларина - Коктейль под названием «муж»
Злобно простонав от бессилия, Маша процедила:
– Вероника, пусть мои финансы вас не волнуют. Муж уехал, скорее всего, в командировку. В любом случае, вас это не касается.
– Зарплата в следующий понедельник, – равнодушно напомнила нянька.
– Не волнуйтесь, – с ужасающей любезностью процедила Маша, захлопывая дверь.
«Если и звонить, то сразу!» – подумала она, в поисках телефона лихорадочно вытряхивая из сумки всякое барахло.
Иногда каждый поступок следует досконально обдумать, чтобы потом не пожалеть о нем, а иногда человеку приходится сожалеть именно о том, что он начал взвешивать и обдумывать свои действия. Просто потому, что отважиться на всесторонне продуманное действие несоизмеримо сложнее, чем рискнуть на «авось».
Трубку Алексей не брал.
– Занят шибко, – мрачно подытожила Маша. Ее трясло от бешенства и жалости к себе. На сознание накатывала страшная чернота, которая, судя по ощущениям, и была часто упоминаемым в детективах «состоянием аффекта».
Спасла ситуацию Гусева. Ее звонок сыграл роль пощечины в начинающейся истерике.
– Чего молчишь? – требовательно рыкнула Рита.
– Гусева, я сейчас не могу, извини. У меня проблемы.
– Какие? – Судя по тону, подруга звонила именно за тем, чтобы нарваться на перечень чужих проблем. Когда жить тяжело и одиноко, чужие беды бодрят и поднимают настроение.
– Плохие и очень плохие.
– Это новости бывают плохими и очень плохими, а проблемы бывают решаемыми и решаемыми, но с трудом.
– Тогда у меня новости. Потому что проблемы мои неразрешимые, а, исходя из твоей классификации, таких не бывает в природе. Значит – это не проблемы, а новости.
– Ладно, давай новости.
– У мамы завелся ухажер, – Маша решила начать с наименее трагического факта своей биографии. Во всяком случае, обсуждение краха ее собственной семейной жизни пока откладывалось. Гусева была злой, острой на язык, но умной. Поэтому узнать ее мнение, с одной стороны, было страшно, поскольку скорее всего пришлось бы пересмотреть собственную позицию и решиться на какие-то кардинальные действия, а с другой – вдруг в ее ядовитых комментариях всплывет зерно истины, вдруг ей со стороны окажется виднее, что делать.
– Ужас какой, – озабоченно охнула Рита. – И что делать? Кошмар.
– Я думала, ты мне скажешь, – Маша была несколько озадачена столь убийственной реакцией. Неприятно, неловко, но чтобы «ужас» и «кошмар»?! – Ты же у нас специалист.
– Я? – обалдело уточнила Гусева. – Я не медик. А моя мама вряд ли сможет тебя проконсультировать, у нее специализация другая.
– Мама? Твоя?
– Маша, ты пьяная? Я могу только посочувствовать и предложить сводить Диану Аркадьевну к врачу. Симптомы-то какие?
– Почему сразу к врачу? – обиделась за маму Маша. – Симптом один: наглый, под два метра и руки распускает.
– Руки? Под два метра? – сипло ухнула Гусева. – Фильм ужасов. Маня, мне плохо. Я про такое только по телевизору видела. А где она могла его подцепить?
– Думаю, в ресторане.
– Вот. Я всегда говорила, что мужики и паразиты – понятия тождественные, – нравоучительно процедила Рита. – Глисты вообще бывают по шесть метров, так что твоей маме еще повезло. Кстати, а эти «ухожоры» как передаются? Как вирус или как блохи?
– Они передаются из рук в руки, как переходящее красное знамя, – мрачно просветила подругу Маша. – Твое чувство юмора сегодня, похоже, агонизирует. Ничего смешного в этом нет. Я тебя не сильно удивлю, если скажу, что посторонний мужик в постели моей матери для меня как дыра на вечернем платье или как кусок соленого огурца в десерте из взбитых сливок?
Гусева сначала хрюкнула, потом загоготала, тут же сконфуженно подавившись своим весельем:
– Маня, ты не поверишь, но я решила, что «ухожор» – это который уши жрет, нечто вроде уховертки. Извини, но твоей маме столько лет, что мысль про мужика мне просто не пришла в голову. Ей же под пятьдесят! В таком возрасте – кавалеры?
– Ты не поверишь, но кавалеры бывают в любом возрасте. Ведь случилась же у моего папы любовь на старости лет. Так почему бы в маму тоже кому-нибудь не влюбиться?
– Такое ощущение, что мы спорим про одно и то же: «Этот лист белый», «Нет, он белый!».
Рита помолчала, потом нехотя выдавила:
– Вообще это личное дело твоей мамы: ухажеры, блохи и даже старческий маразм. Если попросит помочь, то помоги, а так – не суйся.
– Где-то я это уже слышала, – буркнула Маша.
– Наверное, до меня ты общалась еще с каким-нибудь умным человеком, – предположила Рита.
Гусева была права. Лезть в чужую жизнь нельзя. Тем более, что мама еще вполне адекватна и сама разберется, с кем ей спать, а с кем нет. Но влезть очень хотелось. Хотя бы потому, что Олег Ленский ей не понравился. Или, наоборот, слишком понравился?
От этой мысли Маша покраснела и смущенно пробормотала:
– Да, ты, наверное, права. Пусть они сами как-нибудь.
– Вот именно, – подтвердила Гусева. – Давай вторую новость.
– Да нет никакой второй…
– Маня, я разговаривала с Алькой.
Маша в ответ промолчала. «Разговаривала с Алькой» – это означало, что Шульгина выложила не только все подробности, но и добавила массу отсебятины, сдобрив рассказ своим отношением к злоключениям подруги.
– Ну, – поторопила Рита. – Не держи в себе. Стошни негатив на ближнего. Это самый верный способ облегчить страдания.
– Как с тобой тяжело-то, Гусева. Тебе бы мужиком родиться.
– Или патологоанатомом, – поддакнула Рита. – Здоровый цинизм облегчает жизнь. Надо закалять организм, чтобы мелочь, вроде ухода мужика, не казалась вселенской катастрофой. Чего ты из себя корчишь страдалицу? Жилплощадь есть. Деньги есть.
– А еще есть ребенок, – напомнила Маша.
– Это плюс, а не минус, – заметила Рита. – Наличие сына говорит о твоей женской полноценности. Или ты считаешь Никиту своим персональным дефектом?
– Дура. Это моя гордость.
– Именно. Только мужикам это объяснить будет сложно. У них в корне иное представление о том, чем может гордиться женщина.
Потеряв ход мыслей подруги, Маша переспросила:
– Я не поняла, это хорошо или плохо?
– Что?
– Что я с ребенком.
– Кому как. Вот если бы с ребенком осталась я, то это был бы безусловно полный капут. Просто-таки финиш.
– А в чем разница?
– О, Маня, разница колоссальная. С тех пор, как в нашей стране перестали строить социализм, между некоторыми слоями населения образовалась бездонная пропасть. Не обойти, не перепрыгнуть. Представь: я с младенцем в коммуналке, в одной комнате с мамой, там же сохнут пеленки на веревках, так как соседи не позволят занимать для этих целей ванную… Во, слышишь, уже орут! Успокойтесь, баба Тоня! Как радио в шесть утра включать на полную громкость или на ремонт подъезда деньги сдавать, так вы глухая, а тут я по телефону разговариваю, и, между прочим, не с вами – и нате! Приползла живот мне щупать. Не про моего младенчика речь. А если бы даже и про моего, так я вас забыла спросить! – завопила Гусева куда-то в сторону от трубки.
