Даниэла Стил - Все могло быть иначе
— Но тогда мне все равно придется жить не дома.
Кэрли с силой всунула руки в карманы.
— Почему ты не расскажешь мне ничего о Джеффри Армстронге?
— А что ты хотела бы знать?
— Ну, для начала, как он выглядит чисто внешне.
— Он на пару дюймов выше меня. Телосложением очень похож на Дэвида, — голос Андреа становился все оживленнее. — У него черные волосы и невероятно голубые глаза. Когда я встретила его в первый раз, у него был замечательный загар. Он рассказал мне, что только вернулся из горного лагеря, где катался на лыжах. Теперь он такой же бледный, как и все. Его папа — баррист, это вроде нашего адвоката. Он заседает в Палате Лордов, потому что у него дворянский титул — граф.
— Джеффри ходит в ту же школу, что и ты?
Андреа вздохнула.
— Я же писала тебе об этом в письме, которое послала сразу после Рождества.
— Извини, я забыла.
— Ничего. Ты возможно думаешь, что Джеффри просто некий парень, которого я встретила на вечеринке.
— Он является чем-то большим для тебя?
— Я никогда не встречала такого человека, как он, мам. Джеффри ведет себя, как и все, но Дэвид говорил мне, что он один из лучших студентов Итена и один из лучших футболистов, играющих за этот институт. Джеффри входит так же в кружок избранных — это похоже на очень влиятельное содружество. Их там двенадцать человек, все из старших классов, и они как бы руководят остальными студентами. Когда Джеффри окончит Итен, он поступит в Колледж Христовой Церкви в Кэмбридже, подобных которому нет нигде в мире.
— Все это выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой, — сказала Кэрли.
Андреа засмеялась.
— Я подумала то же самое, когда Дэвид рассказал мне о нем.
— Учитывая его активность, он должно быть очень занятой человек.
Ее слова прозвучали так напыщенно словно она разговаривала с незнакомцем, встретившимся ей на вечеринке.
— Как же вы находите время для встреч? — сказала она, расстроившись.
— Он учится шестой семестр — по здешнему это последний класс. У них время от времени появляется возможность поехать на выходные домой. Джеффри, вместо того, чтобы остаться за городом, садится в поезд и едет в Лондон к отцу, и таким образом, у нас есть время погулять вместе во время выходных или праздников.
С каждым следующим словом Кэрли открывала для себя что-то новое. Трещина в ее уверенности расширялась.
— Я не думала, что ты так увлечена Джеффри.
— Он мой лучший друг.
Кэрли чуть было не сказала: «Ты имеешь в виду в Англии», но вовремя воздержалась от этих неосторожных слов.
— Он наверное расстроился, когда ты сказала ему, что уезжаешь из Англии, — спросила Кэрли, почти открыто желая выяснить, что сказала Андреа Джеффри о своих дальнейших планах.
— Все случилось так быстро, что я даже не смогла ничего сообщить ему. Он должен был в последние выходные приехать в Лондон, но не смог.
Андреа поправила подушку за спиной.
— Я завидую тебе, ты так много увидела, сказала Кэрли мягко.
— Ты, наверное, думаешь, Дэвид возил меня по разным местам ради того, чтобы я осталась с ним, — сказала Андреа с вызовом в голосе. — Но я должна сказать тебе, что куда бы мы ни ездили и что бы ни делали, он всегда напоминал мне, что ты скучаешь, и что я должна буду рассказать тебе о том, что видела.
Кэрли не хотела, чтобы девочка говорила хорошее о Дэвиде. Легче было думать о нем, как о противнике, которого следует остерегаться.
— Он был прав, я очень скучала по тебе.
Прошло несколько долгих секунд, во время которых ни одна из них не произнесла ни слова. Наконец, Андреа нарушила молчание.
— Трудно быть посередине, — сказала она с обидой в голосе. — Я люблю вас двоих.
— Но здесь твой дом, — сказала Кэрли. — Ты здесь выросла…
— А если вы с папой переедете куда-нибудь еще, это будет означать, что у меня нет больше дома?
Кэрли вздрогнула. Андреа становилась слишком взрослой и умной, чтобы верить таким простым доводам.
— Конечно, нет. Люди, народ — вот что важно. Твой народ находится в Бекстере, в Огайо.
— Дэвид к нему не относится, или только ты так считаешь?
— Конечно, он…
— Вот ты где, — сказал Итен, заглядывая из коридора.
Он пересек комнату и по-хозяйски положил руку на шею Кэрли.
— Я еле тебя нашел. Не думаешь ли ты, что уже давно пора быть в кровати?
Кэрли едва сдержалась, когда Итен провел рукой по ее шее, плечу и дальше вниз по руке.
— Ложись без меня, у нас есть еще несколько неотложных дел.
— Это плохо, — сказал он. — Как же ты сможешь завтра ухаживать за Шоном, если не выспишься?
— Андреа поможет мне.
Итен посмотрел на кровать так, будто только что заметил Андреа.
— Разве можно поступать так с гостями?
Кэрли боролась с подступившей волной злости, которая звала ее сжать руку в кулак и ударить мужа. Она, негодуя, искала слова, чтобы уменьшить зло, совершенное его необдуманным поступком.
— Положение гостя длится примерно двадцать четыре часа, потом он опять становится обычным членом семьи.
Кэрли должна была выпроводить Итена из комнаты прежде, чем он наделает глупостей.
— Да, я немного устал. Я всегда недоумеваю, почему торжественные дни забирают столько же сил и энергии, как и неудачные.
Итен направился к двери, потом, как бы вспомнив, вернулся к кровати, нагнулся и быстро поцеловал Андреа в темечко.
— Очень приятно, что ты с нами, жаль, что ненадолго.
— Я сейчас приду, — сказала Кэрли, выпроваживая его из комнаты. — Ты не посмотришь, как там Шон?
— Не больше двух минут, — обратился Итен к жене просящим голосом.
— Хватит! Я сейчас приду, — сказала Кэрли и закрыла за ним дверь.
Она вернулась, снова села на кровать и крепко обняла дочь. Говорить что-то о поведении Итена — значит предавать этому большое значение. Тем более, что это наверняка вызовет разговор, в котором Кэрли еще не знала как вести себя. Слава Богу, ей не надо решать все прямо сейчас. Андреа теперь дома. Впереди много времени, чтобы уладить все проблемы, возникшие между ними.
— Я так рада, что ты вернулась, — тихо сказала Кэрли. Это здание снова стало похоже на дом.
— Мам, я тебя люблю, — спустя несколько секунд, ответила Андреа.
В этот момент Кэрли отдала бы десять лет своей жизни за то, чтобы найти нужные слова, как это умел делать Дэвид. Но как объяснить девочке, что она для нее воздух, чтобы дышать, музыка, которую Кэрли иногда напевает про себя, красота, которая поражает ее до слепоты.
— Я тоже очень люблю тебя, моя ненаглядная.
Господи! Она не знала, что еще сказать…
