Татьяна Веденская - Сюрприз для любимого
Лешка рассказывал, как они с девочками объелись в буфете бутербродов с красной икрой и колбасой, потому что, видите ли, им теперь приходится туго, их дома вкусненьким никто не кормит. Пожаловался, что в театре были очень неудобные места и на креслах совершенно невозможно было расслабиться. Когда он говорил «расслабиться», то, я знала, подразумевал «уснуть». А тут спать было совершенно невозможно, потому что голову некуда было приклонить, и оркестр играл так громко, что он бы все равно просыпался.
– Надо ходить в театр с берушами, – засмеялась я.
Я представила, как было бы здорово, если вчера мы все вместе сидели бы в этом зале, а я бы в шутку толкала Лешку в бок, чтобы он не храпел. А он бы исподтишка, в темноте, просовывал бы руку мне под платье, заставляя меня краснеть. Он всегда так делал в кинотеатрах во времена нашей юности. Ах, эти последние ряды сумеречных залов, где мы иногда так увлекались друг другом, что вообще не запоминали, о чем был фильм. Прямо как я вчера ночью (в смысле, что я ничего не помню). Но не с Лешей, к сожалению.
– Так когда ты приедешь из аэропорта? Во сколько у них самолет? – спросил Алексей.
– Не знаю. Кажется, после четырех. В половине пятого или около того.
– Хочешь, я встречу тебя в Шереметьево? – предложил он.
– Зачем? – опешила я. – И куда я дену свою машину?
– Тогда где?
– Может, после того, как я вернусь? Я бы бросила машину на паркинге, а ты бы встретил меня где-нибудь здесь, неподалеку. Слушай, а кто заберет девочек из школы? Ника? – совершенно случайно ляпнула я.
Даже не знаю, почему. Просто вся эта логистика, связанная с приведением и отведением наших дочек, была очень сложна. И все стало еще хуже с тех пор, как мы расстались. Мы постоянно путались, опаздывали, причем опаздывала теперь в основном я. И постоянно привлекали к этому делу то моих родителей, то Лешкиных, которым это все совершенно не нравилось. Но что поделать. И поскольку я отлично помнила, что вчера Лешка сказал мне, что вроде ему надо поговорить о заселении Ники, я вдруг неожиданно подумала, что он мог ее попросить заехать за детьми. Хотя я согласна, что, если вдуматься, это похоже на бред. С чего бы его любовнице встречать наших детей? Но… я просто ляпнула, а Лешка надолго замолчал. Потом вздохнул, откашлялся и спросил:
– То есть, я так понимаю, ты, моя дорогая, совершенно не помнишь ни слова из того, о чем мы с тобой вчера говорили?
– Ну почему… – заюлила я.
– Потому! – рявкнул он. – Впрочем, я и сам должен был догадаться. Ты была действительно малоадекватна. Несла какую-то чушь!
– Какую? Ну, ты можешь мне сказать, какую я несла чушь? Хоть намекнуть.
– Красота! Моя жена признавалась мне в любви, говорила, что жить без меня больше не может и что готова меня простить. А теперь выясняется, что все это было плодом ее пьяных бредней.
– Простить? – тихо переспросила я. – Но даже если бы я и была готова тебя простить, остается же Ника.
– Нет, ну ты невозможна! Я вчера позвонил тебе и битый час объяснял, что я самый настоящий дурачина. Я же расстался с Никой. Когда я вдруг понял, что потерял тебя навсегда, чуть с ума не сошел. Никто мне не нужен, никакая Ника, и вообще – есть только ты. Я просто бы не смог выносить ее в нашем доме, это же невозможно!
– Да? Но ты же ее как-то выносил, когда я была в Турции? – скривилась я.
– Да, но тогда ты была в Турции и ты была моя. И это главное. Юлька, я не могу без тебя. Никак не могу. Я перестал спать по ночам, и даже водка не помогает. Какой же я был идиот!
– Да, был… – зачем-то согласилась я.
– Я все эти дни ждал повода сказать тебе об этом, но ты так старательно делала вид, что тебя это не интересует, что мы только друзья теперь, что я просто не знал, с чего начать. А вчера… вчера я решился и специально позвонил. Ты была такая… такая открытая, что я все сказал… А ты не помнишь!
– Это неважно. Важно, что я с этим согласна! – поспешно заявила я, чувствуя, как мои губы расплываются в широкой улыбке.
– С чем именно? – с надеждой спросил Алексей.
– Ну… с тем, что ты идиот, – кивнула я и тут же пожалела. Легкий кивок головы, а какая боль. Похмелье – это ужасно. Даже не помню, чтобы я когда-либо раньше была так плоха. Что все-таки мне подливали эти голландцы?
– Правда? – с облегчением выдохнул Алексей. – Боже мой, у меня же самая лучшая жена на свете! Умная, талантливая, верная, добрая. И она меня любит! Знаешь, рыбенок, я больше никогда-никогда не сделаю тебе больно. Ты мне веришь?
– Я верю, – с готовностью ответила я.
Позади меня раздался какой-то шум. Я обернулась. Там Дени шумно пил воду прямо из кувшина, а рядом с ним стоял мой безымянный любовник, уже одетый в светлые тонкие брюки и простую, но очень качественную футболку. Он смотрел на меня, и на лице его блуждала мечтательная улыбка. Я поежилась под его взглядом и с усилием заставила себя вернуться к разговору. Мой муж. Моя любовь. Наше будущее счастье. Он расстался с Никой, я так об этом мечтала! Оставалось только решить, что делать с моей якобы верностью. Может быть, раз уж все так хорошо, не стоит об этом вспоминать?
– Люля, дайте мне кофе. Нам надо чуть-чуть пообщаться, прежде чем вы их увезете. – На кухню, деловой и подтянутый, хоть и с мешками под глазами, вошел мой шеф.
– Здравствуйте, Николай Эммануилович, – быстро ответила я и поставила турку на огонь.
– У тебя там начальник? Давай созвонимся вечером. Я приеду на «Университет», когда скажешь, а девочек заберет мой папа, – с невозможным пониманием и серьезностью разложил все по полочкам Алексей.
Мне захотелось разрыдаться и сказать, что он был просто обязан прийти ко мне со всеми этими признаниями хоть на сутки раньше. Хотя бы на двенадцать часов! Я так счастлива, я так рада, что готова прыгать до неба. Он меня любит! Какая радость для всех нас! В таком случае надо взять себя в руки и просто отвезти этих чертовых голландцев в аэропорт.
Глава 17,
в которой секретов становится много даже для меня
15 октября,
понедельник
Что делать?
Где алказельцер?
Заказать билеты
Сердце женщины – океан, полный тайн, как говорила старая актриса из фильма «Титаник». Ей-то что, ей уже ничего не надо в жизни решать. У нее уже и внучки красивые, и большая жизнь позади, так что можно взять и – бац! – бриллиант огромной величины плюхнуть в воды океана, обломав кайф целому поисковому кораблю. Действительно, зачем ей бриллиант, когда у нее и так все просто прекрасно. Пусть плывет! Вернее, пусть тонет. А вот у меня не было ни бриллианта, ни большой жизни позади, ни тем более решений ни по одному из моих вопросов. Что мне делать с тем, что я ни слова не помню из нашего с мужем разговора? А ведь дело ясное, что обсудили мы с ним всю нашу дальнейшую жизнь. Отлично. Хорошо, что я хотя бы не послала его куда подальше в этом своем забытьи. И на том спасибо. Значит, мы с ним вроде как помирились. Прекрасно. И вечером мы договорились встретиться, чтобы еще раз, теперь уже на трезвую голову, все обсудить и обговорить. Прекрасная новость, только вот как быть с тем, что надо обсуждать? Например, что, пока он тут расставался со своей Никой, я переспала с голландцем, имени которого так и не узнала. Память девичья, а их тут столько на мою голову. Так рассказывать или нет? Весь день, до самого вечера, я думала только об этом. И когда принимала ледяной душ, чтобы все-таки вернуть себе этот чертов тонус.
