Фол последней надежды (СИ) - Артеева Юля

Он говорит:

— Мне Богдан напомнил о том, что ты тоже пила этот коктейль, просил вести себя правильно.

— Боюсь, у него были другие мотивы, — хмыкаю я.

— У него один мотив, Гель. Любовь к тебе.

Ваня, до этого нависавший надо мной, откидывается на спину. А у меня как будто все чувства обостряются, и я вдруг по тону последней фразы понимаю, что за чувства его мучают.

— Ты ревнуешь?

— Честно говоря, да, — с очередным вздохом отвечает он.

— Почему?

— Вы очень близки. Я всегда понимал, что брат для тебя мужчина номер один. В детстве я вам даже завидовал, тоже хотел сестру, с которой мне было бы так же классно. Но теперь это меня по-настоящему беспокоит. Не знаю, сможешь ли ты это понять.

Я нащупываю Ванину руку и крепко сжимаю. Не уверена, что поступаю правильно, поэтому начинаю говорить торопливо. Иначе передумаю.

— Вань, я сейчас кое-что скажу, только ты не пугайся, ладно? Я не хотела, чтобы ты это узнал, и в какой-то момент сделала это практически смыслом своей жизни. Чтобы ты думал, что я вообще тобой не интересуюсь. Хотя все было наоборот. Я…в общем, ты мне нравишься уже очень давно.

Замолкаю и вся внутренне напрягаюсь. Поверить не могу, что произнесла это вслух. Мне хотелось донести до Вани, что мои чувства к нему сильнее, чем ему кажется. Но боюсь, что все испортила. Разве не игнор — прямой путь к сердцу мужчины?

Но он вдруг поворачивается на бок и подгребает меня к себе, заключая в крепкие объятия. Беспорядочно целует в щеку, в висок, в скулу.

Спрашивает:

— Почему ты не сказала?

— С ума сошел? Ты на меня даже не смотрел.

Сжимая меня в объятиях еще сильнее, Ваня чуть приподнимается и целует меня в губы. Касается аккуратно и нежно, но по сбившемуся дыханию понимаю, что он все еще сдерживается.

Отстранившись, говорит со смешком:

— Сложно вести себя по-джентельменски. Давай спать, Котенок. У нас еще много времени.

Глава 54

Утром я просыпаюсь первая. Открыв глаза, понимаю, что мы так всю ночь и проспали — с одной стороны ко мне прижимается пушистым боком Альберт, с другой стороны Ваня тепло дышит мне в плечо. Несмотря на то, что у меня ломит виски и очень хочется пить, я улыбаюсь. Громов спит, как ребенок, подложив под щеку ладошку. Это так трогательно, что я ощущаю всепоглощающую щемящую нежность. Я рассматриваю его длинные ресницы, родинку над верхней губой, щетину на подбородке. Очень хочется поцеловать его, но я решаю все-таки не будить. Поэтому аккуратно вылезаю из постели и иду на кухню.

В зале чуть притормаживаю. В кресле в неудобной позе спит Бо. Наверное, он и правда сильно переживал за Арину, что решил караулить ее ночью. Хоть Адам Григорьевич и сказал, что с ней все будет в порядке и нужно просто поспать. Приблизившись к дивану, смотрю на Абрикосову. Кудрявые волосы собраны моей резинкой, она дышит размеренно и выглядит абсолютно здоровой. Я прикрываю глаза и запрокидываю голову — огромное счастье, что все обошлось.

Стараясь не шуметь, ухожу и прикрываю за собой дверь. Первым делом отыскиваю аптечку. Надеюсь, Виктор Евгеньевич не будет злиться на это воровство, потому что моя голова буквально пульсирует от боли. Запиваю водой из-под крана, осушив сразу целый стакан. Сразу же наполняю его заново. Пью уже медленнее, по глоточку. Обхожу маленькую кухоньку, аккуратно трогаю кончиками пальцев растения в горшках. Наш физрук и правда очень увлечен цветоводством. Почему-то это кажется логичным хобби для женщины, но необычным и даже трогательным для мужчины. Странно, что, даже если стараешься мыслить широко, стереотипы все равно пробираются в твою голову и занимают там прочные позиции.

Я подхожу к столу, где валяются все наши телефоны. Беру свой и радостно выдыхаю — там даже осталось десять процентов зарядки. Первым делом пишу папе, что мы с Бо в порядке. Потом проверяю мессенджер и просто офигеваю от того, что там вижу. Я бы употребила слово покрепче, но Бо еще в двенадцать лет отучил меня ругаться.

Изумленно приподняв брови, пялюсь в экран.

Акостин Сергей: Анж, я люблю тебя.

Акостин Сергей: Неужели ты не замечаешь? Я не понимаю, чем он лучше меня. Он просто тупой глянцевый мальчик футболист. Не думал, что ты можешь повестись на внешность.

Акостин Сергей: Ты совершаешьб болььшую ошибку.

Акостин Сергей: Повер мне. Он тебе не нужен.

Акостин Сергей: Тебе не противнообыть очередной телкой Громова??

Акостин Сергей: Я тебя люблл

Акостин Сергей: Будь со мной. Пожалуйста!!!!!

Между сообщениями большие временные промежутки, и каждое следующее не только несет с собой больше опечаток, но и больше какой-то злой исступленности. Последние вообще начисто лишены смысла, там посыл едва угадывается, но эмоциональный фон более чем ясен. Их я почти не читаю, мне противно.

Я тут же начинаю набирать ответ. От злости едва попадаю в нужные буквы и совсем не успеваю за своими мыслями. Да и, по правде говоря, нет у меня никаких мыслей. Только голые эмоции.

Субботина Ангелина: Сережа, ты мне не нравишься, и никогда не понравишься. Никогда. Особенно после того, как ты пишешь мне неадекватные сообщения и оскорбляешь близких мне людей. Хочешь знать, чем он лучше тебя? Всем, Коса.

Дописав, кидаю телефон обратно на стол. Но спохватываюсь, что сделала недостаточно. Блокирую контакт Косы и снова откладываю смартфон. Не хочу знать, что он мне ответит. Отхожу к окну и отупевшим взглядом пялюсь за окно. Потом зажмуриваюсь и глубоко дышу. Понимаю, что он, вероятнее всего, писал это под действием алкоголя, но разве это оправдание? И совсем не похоже на любовь, это уж точно. Скорее одержимость, от которой страшно.

Меня передергивает.

Снова глубоко дышу. Вспоминаю хорошее. Как ходили на рыбалку с папой, как запекали вместе со Стефаней ее фирменное мясо, как Бо мазал мне колени зеленкой после неудачного дворового футбола. Я чувствую, как намертво сжатая грудная клетка потихоньку расслабляется. Дыхание глубже, мысли спокойнее. И я вспоминаю, как Ваня целовал меня, как касался, обнимал, как мы смеялись на наших тренировках. Как обманули девушку в баре. Как он вышел из душевой в одном только полотенце. Как он смотрел на меня в этот момент.

Эти картинки такие же яркие, как и те, что связаны с моей семьей.

Я открываю глаза и снова смотрю в окно. Солнце встает с другой стороны дома, но мне видно, как оно освещает кусочек детской площадки во дворе. Для прогулок слишком рано, она пустует. Но мне все равно тепло, и я улыбаюсь.

Вообще, конечно, мне хочется есть, но я точно не стану трогать больше ничего на этой чужой кухне, и другим не позволю. Можно было бы заказать доставку, но это тоже кажется мне наглостью. Наверное, стоит разбудить остальных, прибрать за собой и зайти куда-то позавтракать.

— Доброе утро, — раздается с порога кухни.

Я, ойкнув, расплескиваю немного воды из стакана на цветы на подоконнике. Машинально протираю ладонью листья и только тогда оборачиваюсь, чтобы увидеть Аринку.

— Привет!

Я подбегаю к ней и порывисто обнимаю. Крепко сжимаю Абрикосову, так же отчаянно зажмуриваюсь. Она выглядит и даже пахнет привычно, как будто вчера не было ничего. Как будто я ей жизнь едва не сломала. К горлу подкатывает ком, который очень сложно проглотить.

— Ай, Геля, льешь на меня!

Только тут я понимаю, что действительно поливаю Арине спину водой из своего стакана.

— Прости! Садись. Хочешь воды? Или чаю? Я вчера парням запрещала брать его, но мы все равно пили чай, и это ерунда, конечно, мы же можем купить новую упаковку, почему нет.

— Суббота.

— А?

— Тормози, моя хорошая. Тараторишь так, что я ни черта не понимаю. Мы где?

— У Виктора Евгеньевича, — выговариваю, пожалуй, даже слишком старательно и медленно.

— Где?

— Виктор Евгеньевич, наш физрук. Это его квартира, — повторяю растерянно, — ты не помнишь? Ваня его кота кормит часто, а нам некуда было поехать.