Юлия Добровольская - Люби себя, как я тебя (сборник)
Не успели они войти в квартиру, как зазвонил телефон.
— Да? — Анна была уверена, что это Лев.
— Привет, — произнес низкий голос, от которого застучало в висках, — С приездом.
— Спасибо.
— Без приключений?
— На этот раз без.
В трубке громыхнуло.
Анна не хотела выдать волнение, но сдержать его была не в силах. Ленка косила внимательным взглядом.
— Ну, не буду мешать, — сказал Лев. — Позвоню позже.
— И только?
— Поживем — увидим.
Странный ответ, и опять странные нотки в голосе. Может, он не один у телефона?..
— Ладно, пока, — сказала Анна.
— Пока. Целую, — сказал Лев.
Один… А почему голос чужой?..
— Угу, — ответила она в расчете на то, что ее поймут на том конце провода, и положила трубку.
Но ее поняли и здесь. Сестрица подбоченившись подступала к Анне:
— И с кем это мы мурлыкали?
— Так… случайный знакомый… — Анна пыталась ускользнуть от ответа. — Умывайся, кормить буду.
— Нет уж, рассказывай, я же не отстану, ты меня знаешь!
— Лена! перестань… нечего рассказывать.
— А что это мы в личике переменивши? Ты на меня, на меня смотри.
— Хорошо, хорошо. Расскажу. Потом.
— Раз потом, значит, есть о чем. Твое счастье, что у меня с утра во рту, кроме крылышка какого-то заморыша, ничего не было.
Ленка ела со своим обычным аппетитом, до сих пор не отражавшимся на ее фигуре, и похваливала Аннину стряпню:
— Вку-у-усно… Этому кандидату в женихи стоило появиться хотя бы ради обеда.
— Может, позвонит еще?
— У него нет моих координат… только внешность, номер рейса и оранжевый опознавательный пакет. М-м-м… моя любимая селедочка рулетиками… И вообще, не напоминай мне больше об этой авантюре! Я предпочитаю естественные процессы… А документы, моя безотказная, ты уж передай ему сама. Только когда я улечу… пакет в прихожей на комоде… номер телефона внутри.
— Когда ты летишь?
— Послезавтра… Ань! Пойдем сегодня со мной на прием! У меня приглашение-то на двоих… с кандидатом этим. Не люблю я, правда, с кораблей на балы… но кто ж знал, что в августе может обледенеть взлетная полоса!.. Анька, ты что?.. что с тобой?
Анна, поскуливая, сползала со стула под стол.
— Чего это ты так развеселилась? — Сестра смотрела на нее недоуменно.
— Неужели правда… полоса обледенела? Ой, не могу!..
— Что это тебя так развеселило?.. Давненько я милочку мою такой не видела!
Успокоившись, Анна рассказала, как после информации об отмене Ленкиного рейса ей, умирающей от невыносимой жары, пришла в голову мысль про обледеневшую где-то на краю света полосу, как она чуть не лопнула со смеху и едва не растоптала симпатичного мужчину, который, пожалев спятившую, довез ее до дому, и что она в знак благодарности накормила его обедом.
О том, что это был не обед, а ужин, и прочие детали Анна не сказала.
— Ладно… — Ленка недоверчиво поглядывала на сестру. — Слышали мы твой мурмурный голосок… Как он, красивый? Хотя что это я! Красивым может быть только любимый! Чье это? Правильно, Сигизмунд!.. Ну что, пойдешь со мной?
— Нет, я еще не готова к таким мероприятиям.
Ленка стояла в прихожей и осматривала себя в большом зеркале. Ни дать ни взять — светская львица: вечерний наряд, скромный, но изысканный макияж, такие же украшения.
— Ладно, — сказала она, — надеюсь, отказ от шикарного мероприятия будет компенсирован желанным звонком…
Зазвонил телефон. Это было такси.
— Ключи! — Она достала из ящика комода связку. — Меня не жди. Ложись спать. Чмок! — И сестрица упорхнула, оставив за собой шлейф каких-то новых духов.
Анна вышла на балкон.
Проводила взглядом Ленкино такси и вспомнила утро: выйдя во двор, Лев помахал Анне, сел в машину, захлопнул дверь, выставил левую руку в окно и помахивал ею, выезжая из двора, пока не скрылся в арке.
Почему же он не звонит? Работа? Но уже поздно… Хотя работы разные бывают — Ленка вон тоже на работе.
Ленка… Ей работа — и муж, и дитя. И средство передвижения по миру. Самолет — как второй дом… нет, третий, второй — Италия. На родном языке уже с акцентом говорит…
Да, языки — это у них потомственное. А вот с семейной жизнью — не в пример предкам — не заладилось. Первый безоблачный брак Анны закончился через одиннадцать лет никому не понятным тихим разводом, второй — трагедией. Ленка вышла замуж на третьем курсе, а на четвертом развелась, напрочь разочаровавшись и в мужчинах, и в браке как таковом. В свои тридцать восемь выглядит как минимум на десять лет моложе и, похоже, ни о чем не жалеет и о большем не мечтает. Денег не копит — оставлять некому, транжирит все на себя, на сестру, да на вот эту квартиру…
Телефон. У Анны забилось сердце.
— Да?
— Ау-у. Ты уже одна?
— А… откуда ты знаешь?
В трубке явное замешательство.
— А ты разве мне не говорила?
А разве говорила? Анна и не знала ничего о Ленкиных планах на вечер.
— Нет… не говорила.
— Правда? Значит, телепатия… Или нет, материализация желаний… Знаешь, когда чего-то очень сильно хочешь… — Он говорил, а Анна перестала ему верить.
Ей стало нехорошо. Лев, замолчи! Ты скверно играешь! Разве ты не понимаешь этого? Лучше положи трубку…
— Ау! Что ты молчишь?
— Думаю.
— О чем?
— Да так…
— А что с голосом?.. Может, мне перезвонить завтра?
— Хорошо.
Повисла тягучая пауза. Анна слышала дыхание в трубке. Казалось, от него веет холодом.
Она застыла без сил, без воли, словно жизнь снова решила оставить ее.
— Ну что ж, прекрасно… До завтра?
— До завтра.
Опять пауза. Анна не любила первой класть трубку, но еще больше не любила телефонных молчанок. Сделав над собой усилие, она нажала на кнопку отбоя.
Она ждала. Лев должен снова набрать ее номер!
Что вообще произошло?..
И впрямь, что произошло? Он откуда-то узнал, что Ленки нет дома… И что? Само по себе это не трагедия, мало ли откуда… Но откуда?! Хорошо, сказал бы, что знает… а он начал врать. Зачем такие отношения, которые начинаются с фальши?..
Пела Шадэ. Но Анне не хотелось слушать о чужой печали, ее глодала своя.
Она нажала на пульт, огоньки мигнули и погасли. Только электронный хронометр настойчиво и безрезультатно делил часы на минуты — 22:02… 22:02… 22:03… — словно задавая ритм новым строчкам, рождающимся в голове:
Упрямого рта
с изломом черта —
росчерк шального пера…
Улыбка — струна,
усмешка — волна,
забавна его игра.
Улыбки струну чуть натяну —
и зазвучит твой смех,
к волне припаду
и в ней пропаду,
искупая свой грех.
Грех мой большой —
кривила душой,
«люблю» говорив вчера.
Любила лишь ту
с изломом черту —
росчерк шального пера…
«А говорила ли я «люблю»? Не помню… А он? Да… утром… под душем. Нет, раньше еще — ночью, когда был грозой…»
