Ольрика Хан - Пока Майдан не разлучит нас
– Алло, Леш… Ты спишь?
– Да, что-то случилось?
– Нет, ничего. Просто… сон приснился…
– Спи, Бельчонок, спокойно. Это всего лишь сон…
* * *В четверг с утра еду в церковь. Двадцать минут по магистрали, еще десять по проселочным путям. Магистрали здесь не такие, как в Лос-Анджелесе – никто никуда не спешит. Все едут размеренно, друг за дружкой. Как в Колорадо. Проселочная дорогая вообще похожа на украинскую – тихо и безлюдно. Только лучше асфальт и другие дома. Без заборов, огородов, гусей и собак.
Поворот, еще поворот – вот она, златоглавая красавица. Церковь большая, рядом огромная парковка. Как у супермаркета. «Наверное, много прихожан», – думаю я, останавливая машину у входа. Я приехала немного раньше – не выходя из машины, жду.
Ровно в десять появляется отец Дэвид. Он приглашает меня зайти внутрь, и я понимаю, что мы одни в храме. Свет пробивается только через окна под потолком; собор наполнен полумраком. Свечи не горят – непривычно. Проходим к аналою. «Исповедуется раба Божья…»
Отец Дэвид не говорит по-русски. Но у него есть список грехов на двух языках – помогли составить прихожане – и он просит указывать в этом списке грех, если я не знаю его перевода на английский. Мне этот список не нужен – мой английский оказывается пригодным даже для исповеди.
Мне нетрудно выразить по-английски свою главную печаль – я в унынии. Понимаю, что грех, но ничего не могу поделать. Хотела стать доктором наук. Хотелось докопаться до истины. Мне казалось это таким важным – учить студентов анализировать, думать… И вот моя мечта сбылась. Я – профессор. Но мне это уже не доставляет радость… Я мечтала о детях. Но теперь со мной нет и этой мечты. Болезнь…
Отец Дэвид слушает внимательно. «Вы замужем?» Да, замужем. Рассказываю о Лешке. О том, как ссоримся из-за Майдана. О том, как уходит любовь… Я плачу. Это уже не исповедь. Это крик. Мне нужна помощь.
– Отец Дэвид, помогите. Что делать? Как жить?
– Говорить с Богом. Слушать его. Господь дал тебе талант. Указал путь. Направил. Все не просто так. Во всем замысел Божий. Слушай, и ты услышишь его. Молись. Открой себя для постижения истины. И приходи в воскресенье на службу. Двери церкви открыты для тебя. Причастишься, позавтракаешь с прихожанами. Станет легче.
Из церкви выхожу другим человеком. На дворе по-прежнему мороз и нет солнца, но тяжесть ушла с души. Я улыбаюсь. Да, все не напрасно. Я прошла такой долгий путь… Я пройду все, что нужно. Мне хватит сил. Спасибо, отец Дэвид. Спасибо, Господи.
В воскресенье я на утренней литургии. До начала службы пятнадцать минут, но церковная стоянка заполнена больше чем наполовину. Не выходя из машины, с любопытством разглядываю прихожан. Многие из них приветливо кивают друг другу. В Интернете прочитала, что храм этот был основан переселенцами из Российской Империи во время Первой мировой войны. В основном это были бедные и малообразованные люди, мечтавшие заработать денег и вернуться в Россию. Но 1917 год и Великая депрессия разрушила их мечты. «Как же им, наверное, было тоскливо», – думаю, разглядывая прихожан-потомков.
Захожу внутрь. Ощущение, что время остановилось. Чопорные люди, раскланивающиеся друг другу, – так, наверное, церковные посещения выглядели здесь и сто лет назад. Все нарядные – как на праздник. «Да, это не Лос-Анджелес», – думаю я, вспоминая церковь в Западном Голливуде. «Согласна на любую работу», «срочно нужна комната для женщины с ребенком», «услуги гувернантки за проживание и пропитание» – здесь таких объявлений нет. Здесь ощущение комьюнити и отсутствие незнакомых лиц. Чувствую на себе взгляды, но они вполне дружелюбны. Теплею.
Чинно рассевшись по лавкам (влияние протестантизма, отмечаю про себя я), прихожане растворяются в службе. У многих молитвенники в руках. Когда надо – встают, когда надо – садятся. Поют и читают молитвы – все коллективно, как один. До окончания службы из церкви никто не выходит.
В очередь на причастие выстраиваются по порядку – лавка за лавкой. После причастия все снова садятся. Получив благословение, два человека передают корзинку с одного ряда в другой, и сидящие прихожане наполняют ее пожертвованиями. Деньги кладутся в заранее приготовленные конвертики – чтобы не видно было, кто сколько.
Я расстроена. Я не знала, что здесь такой обычай. Конвертика у меня нет. «Ну, ничего, – утешаю себя. – В другой раз я все сделаю правильно». Я уже знаю – другой раз будет точно. Мне нравится церковь, нравятся люди, нравится быть среди них. Жизнь налаживается.
Постепенно все налаживается и в колледже. К третьей неделе занятий я знаю всех студентов поименно, и общение с ребятами радует меня, хоть все здесь и совсем не так, как в Колорадо. Нет баров, нет марихуаны, нет студенческих ликероводочных буйств. Есть бесконечный туман, от которого не развеселишься и не опьянеешь. Домой студенты ездят туда только на праздник. Все остальное время в тумане грызут научный гранит.
Меня поражает их усердие. Дети состоятельных родителей. Глядя на них, думаю: Наверное, пятьдесят тысяч в год за учебу – не последние деньги их семей. Может, можно было найти колледж, где попроще? Почему решили именно сюда – где нет тепла и солнца? Почему состоятельные люди выбирают такую невеселую судьбу для своих любимых отпрысков?
Наверное, потому, что знания можно конвертировать в социальный капитал, а из него лепить капитал экономический. Так бы сказал Пьер Бурдье. Он изучал – знает. Я же только поражаюсь упорству тех, кому завтра придется управлять Америкой и миром – через корпорации, государственные учреждения, международные организации. На это их прицел. Поэтому мой курс по коммуникациям в глобализированном мире популярен – на курс записывается больше студентов, чем предусмотрено расписанием. Я соглашаюсь на перебор, чтобы научить всех, кто хочет. Кто хочет управлять, понимая.
Холодная война. Смотрим фильм «Лица врага». Производство США, альтернативная телекомпания. Жестокое убийство семьи «коммунистов» фанатиком, верящим, что он творит добро. Члены семьи не были коммунистами – фанатик ошибся. Как он пришел к этой ненависти и желанию убивать? Автор фильма-исследования интервьюирует убийцу перед казнью. Как? Как вы пришли к тому, что можно убить людей за их идеологические предпочтения? Как? Убийца думает, вспоминает… Новости! Новости о том, что «русские идут». О том, что «коммунисты хотят уничтожить Америку», что «коммунизм и человечность несовместимы»… Конструирование образа врага. Исследователь – автор фильма – утверждает, что сам по себе коммунизм здесь вовсе ни при чем. Он сравнивал много случаев войн и истреблений людьми друг друга, и в каждой из них враг конструируется одними и теми же средствами. Лишение человечности с помощью метафор, сравнений, упрощения контекста – мифологизации противостояний.
