Линда Йеллин - Такая милая пара
– Не знаю, чего я хочу. Знаю, чего мне не хочется – торчать здесь все выходные.
Майкл, очнувшись, быстро направился ко мне. Он обогнул меня, направляясь к машине, и бросил на ходу:
– Садись и отвези меня к дому. А сама можешь ехать назад. В город я вернусь поездом.
Мы ехали молча и остановились прямо около подъезда. Майкл взял свою сумку с вещами с заднего сиденья. Я увидела, что входная дверь открывается и его мать выходит на крыльцо. Подумала: что она скажет, когда поймет, что я не собираюсь оставаться. Майкл вылез из машины, не говоря ни слова.
– Извини, – обратилась я к нему. – Мне не следовало сюда приезжать.
Он захлопнул дверь и направился в дом, слегка наклонив голову.
Я постаралась побыстрее отъехать, избегая тем самым ненужных приглашений и расспросов.
По дороге домой я все время плакала. Почти все четыре часа, которые я провела в машине, я ревела белугой. Мне было больно, муторно и горько. Как было бы прекрасно провести уик-энд с Майклом. И только вот его родителей я видеть не могла. Мне было не по силам притворяться, что все идет нормально.
В воскресенье вечером он вернулся.
Сказал, что время провел великолепно. Играл в бридж с родителями, поглощал домашние отбивные. Поинтересовался, чем занималась я. Я ответила, что весь день провалялась дома, никуда не выходя. Он делал вид, что ничего не случилось.
Три дня спустя я проснулась ночью, почувствовав, как он крепко обнимает меня. Сначала я подумала, что это мои волосы мешают ему, и решила слегка отодвинуться. Но когда он понял, что я не сплю, только еще крепче прижался ко мне.
– Не бросай меня, – вдруг попросил он тихо. – От этой мысли я схожу с ума. Пожалуйста, не делай этого. Помоги мне.
Он походил на испуганного малыша – беззащитный и трогательный. И это испугало меня. Мне было даже как-то стыдно за него.
– Мне трудно дышать, – сказала я, стараясь высвободиться. – Позволь, я встану.
...Я одевалась, готовясь отправиться на службу, мимоходом поглядывая на экран телевизора. Майкл, уже облаченный в свой элегантный костюм, с дипломатом в руке направился к выходу.
– Как ты?
– Пока, – ответил он.
Это произошло в августе, в один из редких относительно спокойных дней...
Мы с Холли только-только завершили работу для двух рекламных компаний (галстуки и ботинки), которую заказал один из наших клиентов. Настроение у меня было удивительно умиротворенное. Я отправилась домой и стала ожидать возвращения Майкла. Кажется, я знала, что следует сказать ему.
Когда он пришел, я попросила его присесть ко мне на диван. Он сбросил ботинки, а я скинула туфли. Он обнял меня, а я положила голову ему на плечо. Мне не хотелось смотреть ему в глаза.
– Все рухнуло, Майкл, – начала я. – Продолжать эту комедию – глупо, и мы должны покончить с этим. Возможно, позже, если мы решим, что еще сможем быть вместе, а я не исключаю этого, мы сможем начать все сначала...
Майкл ответил не сразу, но быстрее, чем я рассчитывала.
– Хорошо, – медленно произнес он. – Хорошо.
Мы все еще сидели обнявшись.
– Нам нужен адвокат, – спохватилась я. – Но из тех, кто нас совершенно не знает – ни Марти, ни Надин... не подойдут.
– Хорошо, – согласился он.
– Мы найдем адвоката, и пусть он всем этим занимается, – частила я, стараясь не упустить момент. – А потом мы сможем все начать сначала...
– Хороший план. – Я согласилась. Он согласился.
Итак, дело будет сделано! Мы собираемся подать на развод. Будут соблюдены все формальности. По-другому разрубить этот гордиев узел мне казалось невозможным. Как будто камень с души свалился.
17
Майкл решил, что с квартиры съедет он.
Мне оставался дом. Зато ему, конечно, стереоаппаратура. Стерео всегда достается мужчинам. Мы с ним прикинули, сколько можно было выручить за дом, разделили сумму пополам, набросили сверху пару тысяч и таким образом определили величину моего долга. Мебель, конечно, досталась мне. Мебель всегда остается женщинам.
По меньшей мере, полдня, и кажется, пару часов вечером, мне было неловко, что Майкл не забирает ничего из обстановки. Но потом успокоилась, напомнив себе, что сама оплачивала новую мебель, несмотря на все протесты Майкла.
Он снял себе однокомнатную квартиру в одном из старых районов города, где средний возраст жителей приближался к отметке «семьдесят пять». Обои в его комнате были выцветшие, когда-то желтые, ковер – облезлый, коричневый. В ванной в шкафчике было выбито стекло. И хоть управляющий обещал устранить все неполадки, казалось, этого не произойдет никогда.
Найти квартиру Майклу помогла я. Мы неплохо провели вместе время, просматривая газетные объявления в поисках удобных вариантов. Подыскивая ему квартиру, мы провели время лучше, чем когда искали себе дом. Тогда, помнится, Майкл был слишком рассеян – он весь ушел в планируемую поездку на Аляску. Странно, но с того момента, как мы определились, в нашем доме установилась тишина и взаимопонимание. Мы отлично ладили друг с другом.
В субботу вечером он зашел, чтобы упаковать свои книги, одежду, пластинки и прочую мелочь.
Вскоре после свадьбы мы купили два фарфоровых сервиза – очень хороший и просто хороший. Майкл уже было собрался забрать «просто хороший», когда я великодушно предложила ему забрать другой. В ближайшее время я не собиралась устраивать парадных обедов. Около часа он осторожно упаковывал в бумагу хрупкую посуду. Когда он, наконец, завершил свои труды, уместив все в большой коробке, я заметила, что было бы очень сомнительно, чтобы его следующая жена оценила достоинства фарфора, приобретенного женой бывшей. Его лицо вытянулось. И тут я поняла, что он отдаст сервиз матери. Мне отчего-то стало жаль сервиз...
– Могу я взять фотографию в серебряной рамке? – попросил он.
– Ну вот, решил отнимать подарки?! Должна ли я попросить тебя оставить альбом с видами Аляски?
– Но ведь тебе там не понравилось!
– Это – не аргумент.
– Хорошо, тебе – твое, мне – мое, договорились?
Трудно было поверить, что все это происходит столь спокойно и буднично.
Закончив с посудой, Майкл переместился к полкам и принялся отбирать книги.
– И не смей брать мои! – с угрозой в голосе сказала я.
– Нужна мне дребедень, которую ты читаешь... – пробормотал он с такой же интонацией. – Ха, но я заберу кастрюли и горшки.
– Все? – я нахмурилась. – Ты не находишь, что это – свинство?
– Почему? Ведь ты к ним никогда не подойдешь! Кроме того, тебе останется дом.
– Но я же должна есть!
– Ты ела все эти десять лет. Но я ни разу не видел, чтобы ты подошла ко всем этим кастрюлям.
– Неправда!
