Анна Яковлева - Тоннель желаний
– Как ты? – нарушил молчание Егор.
– А ты? – Таська вскинула голову. Растерянность уступила место возмущению, категорическому несогласию с судьбой. Хотелось завыть от бессилия.
Почему? Почему это досталось им?
Ее муж – король в изгнании, король, которого предал собственный организм. Что может быть коварней этого предательства?
– Кажется, я выкарабкался.
– Я тоже, кажется, выкарабкалась.
– Я пока еще плохой работник. – Он протянул руку. Ладонь легла Таське на голову, погладила по волосам, внутри у Таськи все задрожало.
Она приняла мужа в свои объятия и с удивлением осознала, что испытывает к нему нежные… материнские чувства.
– Ничего-ничего, успеешь. Окрепнешь, и все пойдет своим чередом, – сдавленным голосом соврала она, поглаживая Егора по спине, – никуда не денется от тебя работа.
Так, в обнимку, они перебрались на кухню, мешая друг другу и толкаясь, устроились на диване. Молчание окутало обоих, завладело всем Таськиным существом.
Пригревшись под рукой Егора, она тихо дышала ему под мышку.
Скосив глаза, смотрела, как ходит адамово яблоко на шее мужа, как пульсирует беззащитная впадинка между ключицами. От этой беззащитности у Таськи перехватило дыхание. Душная волна жалости накрыла ее с головой, сметая все прочие чувства.
Эта была та самая впадинка и те самые ключицы, с которыми она знакома уже почти восемнадцать лет, а ничего подобного она раньше не испытывала к своему мужу. Странно было бы испытывать жалость к гранитной скале. Или к бетонной плите.
Горло распухло от слов, но с языка они так и не сошли.
Некоторое время они еще сидели близко-близко, как два воробья на проводе, потом Таська вспомнила об ужине и беспокойно шевельнулась.
– Голодная? – догадался Егор.
– Угу, – экономя силы, промычала Таська. Горло саднило от сдерживаемых чувств.
До ужина они перебросились еще несколькими фразами.
– Как успехи у Настены в школе?
– Я немного отойду и наведаюсь к классной, – виновато ответила Таська. Откуда-то взявшееся чувство вины стало еще одной новостью.
– Славка звонил, змей. У него нога плохо срастается.
– Я бы на его месте радовалась, что все так вышло, а он ноет.
– Да нет, он не ноет. Выглядит бодрячком. Заходил ко мне перед выпиской.
– Да? – Таська жарила картошку и думала обо всем сразу.
У нее был опыт совместного проживания с сильным мужчиной, и никакого опыта проживания со слабым.
Как себя вести при нем? Чем помочь? Да и примет ли он помощь?
И вообще, чего ждать от жизни?
Еще одна мысль невыносимо смущала Таську: вопрос о сексуальной потенции мужа. Если бы она забирала его из больницы, наверняка Бабушкин бы дал инструкции, а теперь придется все постигать опытным путем.
Голос Егора вывел Таську из задумчивости:
– Тая. – Он подождал, пока жена посмотрит на него. – Славка тебе говорил, что мы как раз возвращались из церкви Николая Чудотворца, когда все случилось?
Таську как обожгло. Она собрала все силы, чтобы ответить:
– Говорил.
– Он сказал, что вы с Ленкой тоже там были и что нашли нас именно вы.
Склонившись над сковородой, Таська с усердием перемешивала картошку и молчала. Меньше всего ей хотелось вспоминать Турцию…
Сколько раз она кляла себя за эту поездку, сколько раз проклинала свою готовность во всем уступать мужу. Ведь он изменил планы в самый последний момент. Если бы она тогда только посмела возразить…
Таська почувствовала ладони мужа на своих плечах и вся сжалась – не от прикосновения. От предчувствия.
– Тасюсик, как вы там оказались?
С лопаткой в руке, Таська обратила к мужу лицо.
Взгляд ее метался.
– Господи, Егорушка, какая разница? Ну, допустим, мы были в церквушке Санта-Клауса. И что из того?
По лицу Егора пробежала тень, он выпустил Таськины плечи и отошел к окну: там разыгралась метель, очертания соседних домов моментально растворились в белой пелене.
– Санта-Клаус – это по-нашему Николай Угодник. Ты никогда не думала, что все это неслучайно? – сипло спросил он.
От упоминания имени святого у Таськи закололо под сердцем.
– Если б не Ленка… – Она очень старалась увести разговор в сторону.
– Это понятно, но я не об этом. – Егор как завороженный смотрел сквозь снежную стену, будто там, в мельтешении снежинок, ему открылась истина. – Я о том, что неслучайно все.
– Егорушка, – промямлила Таська, – да это все чушь собачья.
Голос у Таськи сорвался – ну вот только этого не хватало, обозлилась она на себя, за что ей оправдываться? Что она такое запретное просила у этого Санты? Чтобы Егор стал мягче? Подумаешь, криминал какой.
Егор медленно обернулся:
– Ты просила, чтобы я перестал давить на вас? – Таська затравленно уставилась на мужа: похоже, у него после аварии открылся третий глаз.
– Егорушка, – в полном отчаянии прошептала она, – неужели ты думаешь, что я могла пожелать тебе такое? Он не угадал, этот их Клаус. Он извратил все. Я же совсем не это имела в виду!
Таську охватила дрожь, обессиленная, она пошарила рукой у себя за спиной, наткнулась на стул и опустилась на него.
– Не колотись, – мягко попросил Егор, – конечно, ты не этого хотела. Я ведь тоже виноват перед тобой.
– Ты?
– Да. Мы оба желали большего. Я желал, чтобы ты устроилась на работу и чтобы освободила меня от ответственности за вас. Понимаешь?
– Понимаю, – прошептала Таська, – бедный ты мой, бедный. – Она порывисто поднялась и прижалась к мужу. – Что же теперь будет?
– Поживем – увидим.
От этой фразы повеяло такой безнадежностью, что у Таськи из глаз хлынули слезы. Ничего не видя перед собой, будто глаза залепило снегом, она вернулась к плите и принялась неистово перемешивать картошку – как раз вовремя. В аромат жареной картошки уже вмешалась едва уловимая нотка гари.
* * *В спальне Таську поджидало еще одно открытие: она дико, безумно стеснялась мужа.
Сахалин, бизнес, бои титанов, необходимость заботиться обо всем и обо всех благополучно отбили вкус к сексу. А тут еще эта неуместная материнская жалость – она точно не подогревала влечения.
Робея, Таська выключила бра, скинула халат, юркнула в родную постель, натянула одеяло до подбородка и затаилась, ожидая атаки самца.
Какое-то время Егор лежал так же тихо, как Таська, а потом… потом повернулся к ней спиной.
Таська не знала, что и думать. Боясь шелохнуться, рассматривала проступающий в темноте потолок и мучительно соображала.
Может, во время аварии у Егора повредилось что-то, какой-нибудь нерв, орган, артерия, отвечающая за потенцию? От этой обидной мысли Таське стало совсем плохо. А вдруг все радости секса остались в прошлом? Какой ужас… Если бы знала, что их ждет, любила бы мужа каждый день. Два раза в день… Эх, жаль, что нельзя натрахаться впрок. Вот елки, почему она раньше не была зажигалкой?
