Анна Тодд - После падения
– Я в гостях. Никогда не была тут раньше.
– Тебе надо приехать сюда летом. Февраль – худшее время для посещения. Ну, может, еще ноябрь, декабрь и… может, еще январь. – Его щеки вспыхивают, и он заикается. – Т-ты поняла, что я имею в виду. – Он нервно покряхтывает.
Стараясь не рассмеяться, глядя на его румянец, говорю:
– Уверена, летом тут очень красиво.
– Да, ты красивая! – оживляется он. – То есть тут. Тут красиво, – поправляется официант, проводя рукой по лицу.
Пытаюсь удержаться от смеха, но не могу. Я тихонько прыскаю, отчего он смущается еще сильнее, чем раньше.
– Ты здесь живешь? – спрашиваю я, пытаясь ему помочь.
Мне нравится его общество; хорошо находиться рядом с человеком, который тебя не напрягает. Хардин заполняет собой любую комнату, в которой он находится, и почти всегда подавляет своим присутствием.
Мой вопрос его чуть успокаивает.
– Да, я тут родился и вырос. А ты?
– Я учусь в Центральном вашингтонском университете. Но перевожусь в университет в Сиэтле на следующей неделе. – Я чувствую, что давно хотела это сказать.
– Ничего себе, Сиэтл. Впечатляет!
Он улыбается, и я снова хихикаю.
– Извини, от вина на меня нападает веселье, – брякаю я, и он смотрит на меня с усмешкой.
– Ну, я рад, что ты смеешься не надо мной. – Он шарит глазами по моему лицу, и я отворачиваюсь.
Он смотрит на ресторан.
– Тебе нужно вернуться обратно прежде, чем твой парень отправится на поиски.
Оборачиваюсь и смотрю через окно в зал. Голова Хардина по-прежнему повернута к Лилиан.
– Поверь мне, никто не придет меня искать, – со вздохом говорю я.
Дрожит нижняя губа, и сердце предательски падает все ниже и ниже.
– Без тебя он выглядит довольно потерянным, – пытается успокоить меня Роберт.
Я вижу Лэндона, который оглядывает зал в поисках меня.
– А! Так это не мой парень. Мой тот, что с татуировками.
Вижу, как Роберт смотрит на Хардина и Лилиан, и на лице его появляется смятение. Из воротника рубашки Хардина тянется ряд черных полос.
Мне нравится, как он выглядит в белом; мне нравится видеть силуэт его татуировок через ткань.
– Хм, а он в курсе, что он твой парень? – спрашивает Роберт, поднимая бровь.
Отрываю взгляд от Хардина (он ухмыляется той своей ухмылкой, от которой на его щеках появляются ямочки, той, которая обычно предназначена только мне).
– Я сама начинаю задаваться тем же вопросом.
Прячу лицо в ладонях и мотаю головой.
– Все так сложно, – со стоном произношу я.
Держи себя в руках, не попадайся на эти игры. Не сейчас.
Роберт пожимает плечами:
– Ну, с кем еще говорить о своих проблемах, как не с незнакомцем?
Мы оба смотрим на стол, из-за которого я исчезла. Никто, кроме Лэндона, кажется, этого даже не заметил.
– Тебе не нужно работать? – спрашиваю я, надеясь, что он скажет «нет». Роберт молод, старше меня, но не старше двадцати трех.
Улыбаясь, он уверенно отвечает:
– Нужно, но у меня хорошие отношения с хозяином ресторана. – Он, кажется, шутит, но я не понимаю юмора.
– А.
– Так если это твой парень, то что за девушка рядом с ним?
– Ее зовут Лилиан. – Я слышу в своем голосе желчь. – Я ее не знаю, как и он… то есть он ее не знал, но теперь, кажется, знает.
Глаза Роберта поворачиваются ко мне.
– То есть он привел ее сюда, чтобы ты поревновала?
– Не знаю, это не сработало. То есть я ревную, когда смотрю на нее. Она в том же платье, что и я, и она выглядит в нем лучше.
– Нет. Нет, не лучше, – тихо говорит он, и я благодарно улыбаюсь.
– До вчерашнего дня все шло хорошо. Ну, то есть нормально для нас. А потом мы утром поссорились, но мы всегда ссоримся. В смысле, мы ссоримся регулярно, так что я не знаю, что особенного случилось на этот раз. Все по-другому, он вел себя не так, как обычно, когда мы скандалим, а теперь он меня игнорирует, как тогда, когда мы встретились первый раз. – Я понимаю, что больше говорю о себе, чем об этой незнакомке с голубыми глазами. – Это глупо, знаю. Это все вино.
Его губы растягиваются в улыбке, и он качает головой.
– Нет, совсем не глупо. – Он кивает на наш столик и говорит: – Он тебя ищет.
Я поворачиваю голову. Взгляд Хардина пронзает меня и моего собеседника, и в нем горит такой огонь, что я вздрагиваю.
– Тебе, наверное, стоит пойти внутрь, – предупреждаю я его.
Кажется, Хардин сейчас вскочит из-за стола, бросится сюда и вышвырнет Роберта через ограду в лес.
Но он этого не делает. Он остается на месте, его пальцы хватают ножку бокала, потом Хардин бросает на меня еще один взгляд и, подняв свободную руку, кладет ее на спинку стула Лилиан. О боже! Грудь сжимает от такого жестокого удара.
– Мне очень жаль, – говорит Роберт.
Я почти забыла, что он стоит рядом со мной.
– Все нормально, правда. Я должна была быть к этому готова. Я играла в эту игру полгода. – Меня передергивает, и я проклинаю себя за то, что, не усвоив урок в течение месяца, двух и даже трех, я стою на улице с незнакомцем и наблюдаю, как Хардин бесстыдно флиртует с другой девушкой. – Не знаю, зачем я все это рассказываю. Извини.
– Потому что я спросил, – любезно напоминает мне Роберт. – И у нас еще много вина, если ты вдруг хочешь выпить. – Он хитро улыбается мне.
– Да, мне, конечно, потребуется еще. – Я киваю, отворачиваясь от окна. – Ты уже сыт по горло? Нытьем полупьяных девушек о своих бойфрендах?
Он смеется:
– Нет, обычно на их месте – богатые старики, недовольные тем, что их стейк недостаточно прожарен.
– Как тот мужик за нашим столом, в красном галстуке. – Я указываю на Макса. – Боже, какой болван!
Роберт кивает в знак согласия:
– Да, это точно. Не в обиду будет сказано, но тот, кто требует поменять салат, потому что «в этом слишком много оливок», по-моему, кретин по определению.
Мы оба хохочем, и я прикрываю рот тыльной ладонью, боясь, что расплачусь от смеха.
– Точно! Он такой зануда, что прочитал целую лекцию, излагая свои глубокомысленные рассуждения об оливках. – Я понижаю голос, пытаясь повторить голос неприятного отца неприятной девушки: – «Избыток оливок перебивает тонкий земляной вкус брокколи».
Роберт хохочет, сгибаясь пополам. Упершись руками в колени, он говорит, гораздо лучше воспроизводя голос Макса, чем я сама:
– Можете положить мне четыре оливки? Три я не почувствую, а пять слишком много – это разрушит весь вкус!
Я так смеюсь, что у меня болит живот. Не знаю, сколько это продолжается, но когда я слышу, как дверь рывком распахивается, мы с Робертом инстинктивно замолкаем, оборачиваемся… и видим в дверях Хардина.