Кристина Леманн - Разлучница
— Ах, тогда, возможно, вам только что звонил никакой не столяр, а… дайте угадаю: Жасмин Кандель.
— И вы теперь ищете крайних, — продолжала Глория, не обращая внимания на его замечания, полные иронии. —
Вы случайно вышли на нас. И теперь думаете, что мы…
— У меня больше доказательств, чем вы думаете, — перебил он ее, стараясь оставаться вежливым.
— Неужели? — с холодной любезностью спросила Глория. — И какие?
Молодой человек загадочно улыбнулся.
— А это останется пока моим секретом. Но Жасмин должна покинуть наш дом.
— Но ведь вы сами хотите, чтобы наше агентство помогло вам!
— Чепуха! Я должен признаться, что пришел к вам с мнимым договором. Таким образом я надеялся разузнать больше о ваших методах, чтобы заявить на ваше агентство в суд. Но вас предупредили. Тем не менее я уверяю вас, что располагаю достоверными доказательствами, чтобы заставить вас занервничать.
— Ну-ну, — спокойно произнесла Глория.
— А это значит, что вы должны быть готовы возместить нам ущерб.
Глория нахмурилась.
— И за что же?
— За обманутых клиентов моей матери, у которых не состоялись намеченные свадьбы. В общей сложности их было две за последних полгода. Я не говорю о событиях прошлого года. Мы возбудим дело по каждому отдельному случаю.
Знаете, если отношения, которые мы помогли завязать, как-то не ладятся и через некоторое время люди расходятся, то клиенты понимают, что мы свое дело все же выполнили. Но если невеста убегает от жениха во время торжественной церемонии или рвет отношения прямо перед свадьбой, то наши клиенты считают, что их обманули. Нас в свою очередь охраняет закон, но и судьи не всегда могут все просчитать. Есть люди, которые до сих пор воспринимают брачное агентство как учреждение, обеспечивающее девочек по вызову, и думают найти в договорах пункты, противоречащие морали, хотя на самом деле там все честно. Чтобы избежать такого рода гласности, моей матери приходится отказываться от денег.
— У вас что, общий бизнес с матерью?
— Я ее сын, и этим все сказано. Я могу быть опасным для вас. Знаете ли, я готов на все, если речь идет о моей матери.
Глория невольно рассмеялась. Она ничего не могла поделать с собой — этот симпатичный грубиян ей нравился.
— И я не думаю, что ваши действия в отношении граждан законны, — продолжал Фальк. — Но я легко представляю, как на такое агентство, как ваше, отреагировало бы общество. Работа интриганок одного берлинского агентства по разрыву отношений могла бы стать хорошей темой для воскресного приложения любой газеты. И вы сами прекрасно знаете, что за этим последует. Если что-нибудь подобное хоть раз промелькнет в газете, вы оглохнете от звонков радиорепортеров. Вами заинтересуется телевидение с предложениями на съемки, вас пригласят на ток-шоу, а «желтая пресса» будет пестреть заголовками типа: «Разлучницы не дремлют». А если какому-то политическому деятелю однажды довелось обратиться к вам за помощью, он будет вынужден подать в отставку.
— И на какой сумме мы могли бы с вами сойтись? — спокойно спросила Глория. Ей было безумно приятно озадачить этим вопросом враждебно настроенного парня.
— Вы хотите мне заплатить?
— Вообще-то, нет. Кто же захочет платить, если, по большому счету, не должен этого делать. Шантаж всегда в цене.
Но вы же не считаете меня безнравственной шантажисткой? Если бы вы и получили что-то от меня, то такая сумма для вас ничто.
— Ваше доверие делает мне честь, — едко усмехнувшись, ответил Фальк.
— И тем не менее, — настойчиво произнесла Глория, — я бы лучше предложила вам сделку. Мы как раз располагаем некоторыми сведениями о невесте вашего брата, которые в значительной степени могли бы заинтересовать вас и вашу семью.
Фальк наморщил лоб.
— Что за сведения?
— В обмен на них вы должны пообещать мне, что откажетесь от ваших претензий к нам и забудете о прессе и телевидении.
Он кивнул.
— Вы можете мне доверять.
— Прекрасно. Тогда я могу вам сообщить, что отец Николь, Карл Хайнц Тиллер, банкрот. И это еще не все. Как показывает наше негласное расследование, он вот уже несколько лет занимается строительными сооружениями, которых нет в природе. Он обманывает банки, предоставляющие ему кредит, декларирует капиталовложения, которых нет, и оттягивает признание своего банкротства, наступившего несколько лет назад. И никому не известно, какие еще законы он нарушает. Сейчас у нас на руках только эти сведения. Но конечно же, все это лишь вопрос времени. Когда всплывут на поверхность махинации Тиллера, он попадет в тюрьму.
Лицо Розенштока-младшего как будто разгладилось. «Человек, который не умеет скрывать свои чувства», — удовлетворенно констатировала Глория. На лице Фалька проявлялся каждый порыв его темпераментного и страстного разума.
Сначала он растерялся, потом не мог скрыть своего раздражения и в конечном счете был готов осознать чудовищные выводы, следовавшие из их продолжительной беседы.
— У вас есть доказательства? — незамедлительно спросил он.
— В польском Министерстве по транспорту никто даже не слышал о каких-либо путях ремонта… ремонте путей…
— О сооружениях для ремонта железнодорожных путей, — помог ей Фальк.
— Да-да, именно так. Сооружения для ремонта путей, которые должна была использовать польская железнодорожная сеть. Но там никто не знает фамилию Тиллер. По сведениям отдела проектов немецкой железной дороги, Тиллер не является деловым партнером «Дойче Бана». Ремонтом железнодорожных путей Германии занимаются другие фирмы. И здравый смысл подсказывает, что ремонтные сооружения Тиллера нигде не задействованы. Мы сделали всего два звонка, чтобы это выяснить. Странно, как Тиллеру все это сходило с рук на протяжении стольких лет, ведь вся его бухгалтерия — чистой воды фикция. Наверное, его долги достигают миллионов.
— А фрау Кандель об этом известно?
Глория терпеливо улыбнулась.
— Вы поймите…
Фальк отрицательно покачал головой.
— Я могу взглянуть на документы?
— У нас так не принято…
Фальк полез в пиджак, вытащил из кармана бумажник и достал один еврочек. Из другого внутреннего кармана он выудил ручку. Потом он нагнулся, положил чек на стеклянную поверхность стола и начал заполнять его. Сначала он поставил дату и указал место, потом слева в строке для цифр вывел пятерку. За пятеркой последовало два ноля, потом еще один.
Глория не шевелилась.
Он дописал еще один ноль. Глория затаила дыхание. Пока он водил ручкой по бумаге, она задавалась вопросом: неужели он мог бы сделать из пятидесяти тысяч евро пятьсот тысяч, добавив очередной ноль?
