Виктория Холт - Седьмая девственница
— Бабушка, — закричала я. — Кто-то там есть, снаружи.
Бабушка встала, довольно медленно, потому что была уже не такой проворной, как раньше, и подошла к двери.
Она повернулась ко мне и отрицательно покачала головой.
— Никого тут нет.
— Но кто-то к нам заглядывал. — Я подошла к двери и вглядывалась в полумрак. — Кто здесь? — окликнула я.
Никакого ответа.
— Кто бы это мог быть? — спросила я. — Кто мог стоять там и наблюдать за нами? И интересно, сколько времени?
— Это, небось, кто-нибудь хотел поглядеть, одна я тут или нет, — нашла объяснение бабушка. — Вернутся… если, конечно, им сильно надо меня повидать.
Неприятное чувство, что за нами подсматривают, у меня так и осталось. Я никак не могла настроиться на разговор, и поскольку становилось уже поздно, я решила, что пора возвращаться в аббатство.
Пожелав бабушке доброй ночи, я ушла. Но все думала и думала о том, кто же это заглядывал в окно и не решился войти.
У меня не оказалось возможности повидать бабушку, прежде чем принять решение. Я сказала себе, что в каком-то смысле это даже хорошо, потому что решение должно быть мое. Я должна принять его с открытыми глазами, и вся ответственность за него будет на мне.
Джудит становилась утомительной. Мне открылись в ней новые грани характера, ранее не подмеченные мной. У нее был бурный нрав, который проявлялся тем сильнее, чем дольше его приходилось сдерживать. Я догадывалась, что в этом доме вскоре разразится буря. Джудит не будет долго терпеть присутствия в доме Меллиоры.
А когда уедет Меллиора… что станется со мной?
Но пока не это беспокоило меня. У Джудит был очередной приступ головной боли; мне пришлось расчесывать ей щеткой волосы, массировать ей голову. Порой я ненавидела запах ее одеколона. Он будет мне всегда напоминать о том, как я прислуживала этой издерганной женщине.
— До чего ж вы неловкая, Карли. — То, что она назвала меня по фамилии, было признаком раздражения. Она специально старалась сделать мне больно, потому что ей было больно самой. — Вы мне все волосы повыдергивали. От вас никакого толку, ну вовсе никакого. Я порой удивляюсь, зачем я вас держу. Если подумать, я ведь вас не нанимала. Вас мне подыскали. Да кто я в этом доме?..
Я попробовала ее, успокоить.
— Миледи, вам нездоровится. Может, вам лучше прилечь?
Я терпеть не могла называть ее «миледи». Если бы «миледи» стала Меллиора, я бы хвасталась дружбой с леди Сент-Ларнстон, но для меня она была бы Меллиора, а не «миледи».
Но Меллиоре никогда не стать леди Сент-Ларнстон, пока жива эта женщина.
— Не стойте, как идиотка. Расчесывайте. И не дергайте. Я же предупредила вас.
Она выхватила у меня щетку, да так, что щетина порезала мне кожу на пальце и из него пошла кровь. Я в смятении глядела на нее, а она швырнула щетку через всю комнату.
— Ах, как с вами жестоко обращаются! — В ее голосе звучала издевка. — И поделом вам!
Глаза у нее были совершенно бешеные. Я подумала: «Не будет ли через несколько лет наша леди Сент-Ларнстон ходить танцевать на болота в полнолуние?»
На них лежит проклятье, на этих Деррайзах — проклятье сумасшествия, наложенное тем чудовищем. И Джудит ожидала та же участь.
Горький гнев кипел во мне в тот вечер. Я всегда ненавидела тех, кто унижает меня, а Джудит меня унижала.
Вам бы лучше поостеречься, — сказала она мне.
Она непременно избавится от меня. Сама подберет себе камеристку. Она теперь леди Сент-Ларнстон, и теперь ей незачем сдерживать свои порывы.
Я предложила ей принять успокоительный порошок, из тех, что прописал ей доктор Хилльярд, и, к моему удивлению, она согласилась. Я дала ей лекарство, и его действие — через каких-нибудь десять минут — было очевидно. Гроза миновала; она послушно позволила мне уложить ее в постель.
Я вернулась к себе в комнату и, хотя было уже поздно, сделала испанскую прическу, надев гребень и мантилью. Это всегда меня успокаивало и вошло в привычку. С такой прической я вспомнила бал, и как я танцевала с Кимом, и как он мне сказал, что я очаровательна. А в глубине души я лелеяла мечту, что Ким вернется и увлечется мной. Каким-нибудь чудом он станет владельцем аббатства, и мы поженимся, и будем жить-поживать да добра наживать.
Когда я так сидела у окна, глядя в лунную ночь, мне вновь захотелось выйти к каменному хороводу, но я устала. Я взяла книгу, чтобы успокоиться за чтением, и прилегла на кровати, одетая, потому что мне хотелось оставить в полосах гребень; чтение всегда успокаивало меня; оно напоминало мне, какой длинный путь я прошла, напоминало, что я добилась того, что многие посчитали бы невозможным.
Я все читала и читала, и было уже за полночь, когда я услышала звук крадущихся шагов, направляющихся в мою комнату.
Я вскочила с кровати и задула свечи. Я стояла у двери, когда Джонни открыл ее и вошел.
Это был совсем другой Джонни. Я не знала, почему он изменился, знала только, что никогда его таким не видела. Он был спокоен, серьезен, и была в нем какая-то странная решимость.
— Что вам угодно? — строго спросила я.
Он поднял палец, предупреждая, чтобы я не шумела.
— Убирайтесь, или я закричу, — сказала я ему.
— Я хочу с тобой поговорить. Я должен поговорить с тобой.
— Не желаю с вами разговаривать.
— Ты должна выслушать. Подойди ко мне поближе.
— Не понимаю вас.
Он стоял со мной рядом, и вся его агрессивность исчезла — он был словно умоляющий ребенок. Это было так необычно для Джонни.
— Я на тебе женюсь, — сказал он.
— Что?!
— Я сказал, я на тебе женюсь.
— К чему вы клоните?
Он схватил меня за плечи и потряс.
— Ты знаешь, — сказал он. — Знаешь. Это цена, которую я готов заплатить. Говорю тебе, что женюсь.
— А ваша семья?
— Они поднимут адский шум. Но я говорю: к черту семью! Я женюсь на тебе. Обещаю.
— Не уверена, что я за вас выйду.
— Конечно, выйдешь! Это же то, чего ты ждала. Керенса, я серьезно… никогда не был серьезнее за всю свою жизнь. Я не хочу жениться. Не оберешься неприятностей. Но говорю, что женюсь на тебе.
— Это невозможно.
— Я еду в Плимут.
— Когда?
— Сегодня ночью… Хотя… уже утро. Значит, сегодня утром. Первым же поездом… Я уезжаю в пять. Ты едешь со мной?
— Почему такое поспешное решение?
— Ты сама знаешь. Чего притворяться?
— Я думаю, вы сошли с ума.
— Я тебя всегда хотел. А так это можно сделать. Ты едешь со мной?
— Я вам не верю.
— Мы должны доверять друг другу. Я женюсь на тебе. Я достану разрешение на брак до двадцати одного года. Клянусь!
