Сьюзен Филлипс - Поцелуй ангела
— Уверена, что я не забеременею. Сейчас не время.
Дейзи физически почувствовала, какое облегчение испытал Алекс, и это обидело ее еще больше. Не то чтобы она хотела забеременеть, нет. Но ей очень не понравилось, что его так напугала сама возможность стать отцом.
Он провел пальцами по волосам.
— Когда речь идет о моем отцовстве, я схожу с ума и ничего не могу с собой поделать. Я не хочу иметь детей, Дейзи.
— Не беспокойся. Две недели назад Амелия показала меня своему гинекологу.
— Это хорошо. Не могу даже выразить, как много это для меня значит. Когда я говорю, что не хочу иметь детей, то говорю совершенно искренне. Из меня выйдет ужасный отец, ни один ребенок не заслуживает такого. Пообещай мне принимать противозачаточные таблетки.
— Я буду их принимать, и, знаешь, честно говоря, мне надоело, что ты обращаешься со мной, как с недоумком.
Алекс снова взглянул в боковое зеркало и выехал на дорогу.
— Пожалуй, до следующего месяца мне придется пользоваться презервативом, пока мы не убедимся, что ты не забеременела.
Дейзи страшно не понравилось, что Алекс принимает как само собой разумеющееся, что она и дальше будет спать с ним.
— Мне кажется, в этом не будет необходимости.
Алекс недоуменно посмотрел на жену:
— Что ты хочешь сказать?
— Ты так себя ведешь, словно то, что произошло в прошлую ночь, повторится и в последующие.
— Уверяю тебя, точно повторится.
Его самоуверенность покоробила Дейзи.
— Я в этом не уверена.
— Не притворяйся, что не получила никакого удовольствия. Кстати, я тоже там был, помнишь?
— Я не притворяюсь. И в самом деле было замечательно. Я ни разу в жизни не испытывала большего наслаждения. Только мне кажется, твое отношение к любви оставляет желать лучшего.
— Что тебе не нравится в моем отношении?
— Оно неприлично, взять хотя бы твой лексикон. Какие слова ты употребляешь!
— Не согласен.
— Любовь — это священное чувство.
— А я думаю, что это грязь, пот и похоть.
— Возможно, это и так, но само чувство свято.
— Свято? — Он недоверчиво посмотрел на нее. — И это говорит человек, выросший среди социальных паразитов и балующихся дурью рок-звезд. Откуда такая добродетель?
— Так я и знала! Я знала, что ты считаешь меня ханжой, но у тебя не хватило духу признаться в этом прошлой ночью.
— Теперь мне все ясно. Ты сознательно выводишь меня из себя. Не важно, что я говорю, — все вызывает у тебя злость, правда? — Он искоса взглянул на нее, чем еще больше оскорбил.
— Неостроумно. Ты слишком твердолобый, чтобы стать остроумным.
К ее удивлению, Алекс, казалось, по-настоящему обиделся.
— Ты и правда считаешь, что я твердолобый?
— Не всегда, — призналась Дейзи. — Но по большей части ты бываешь на редкость толстокожим.
— Спроси в цирке у кого хочешь, и все тебе скажут, что такого честного управляющего у них не было.
— Ты действительно честен со всеми. — Она помолчала. — Кроме меня.
— С тобой я тоже был всегда честен. — Он задумался. — Нет, в тот вечер с тортом я был не прав, но тогда я рассердился и немного растерялся — это, конечно, не может служить оправданием — я прошу прощения, Дейзи. Мне не стоило ставить тебя в такое неловкое положение.
Она изучающе посмотрела на мужа и коротко кивнула.
— Я принимаю твои извинения.
— К тому же вчера ночью я не был толстокожим.
— Я говорю не о вчерашней ночи. И я очень хочу, чтобы сегодня ты меня не соблазнял. Мне надо о многом подумать — одной и на кушетке.
— Не понимаю, о чем тут думать. Ты не приемлешь секса вне брака. Ты замужем, так в чем проблема?
— Я поставлена в такие условия, — тихо возразила Дейзи. — Это немного другое.
Алекс непристойно выругался сквозь зубы. Не успела Дейзи отчитать его за грубость, как он, круто вывернув руль, остановился у придорожного кафе.
На этот раз официантка оказалась женщиной в годах, к тому же весьма малопривлекательной, поэтому Дейзи со спокойной душой отправилась в туалет. Однако ей следовало бы лучше знать своего мужа — когда она вернулась, он оживленно беседовал со смазливой блондинкой за соседним столиком.
Он прекрасно видел жену, но не стал возражать, когда красотка с чашкой кофе пересела за его стол. Дейзи было совершенно ясно, зачем он это делает: Алекс хотел удостовериться, насколько важно для Дейзи то, что произошло между ними ночью.
Дейзи скрипнула зубами. Хочет признавать это Алекс Марков или нет, но он теперь женатый человек, и нечего флиртовать.
Дейзи подошла к телефону-автомату недалеко от столика, где блондинка шумно восторгалась мускулами Алекса. Стараясь сохранять хладнокровие, Дейзи сняла трубку, прижала ее к уху и медленно посчитала до двадцати пяти. Повесив трубку на рычаг, она не спеша вернулась к столу.
— Алекс, дорогой, угадай, что я узнала?
Муж обернулся к ней и нахмурился.
— Очень хорошая новость, — защебетала Дейзи. — Доктор говорит, что в этот раз у меня будет тройня.
Алекс заговорил с Дейзи, только когда они прибыли на новую стоянку. Выйдя из машины и отцепляя трейлер, он сказал, что отныне она будет выполнять более легкую работу — перестанет работать с животными и займется подгонкой костюмов и, конечно, будет участвовать в представлениях.
Дейзи нахмурилась.
— Мне казалось, ты будешь счастлива отделаться от этой каторги, — произнес он. — Что я теперь сделал не так?
— Почему ты ждал сегодняшнего утра, чтобы облегчить мою участь?
— Нет никаких особых причин.
— Это точно?
— Не ходи вокруг да около, говори прямо, что у тебя на уме.
— Я чувствую себя проституткой, с которой расплачиваются за ночные услуги.
— Но это же смешно, я подумывал об этом еще до того, как мы стали спать вместе. Кроме того, кто сказал, что платить надо только тебе? Я, между прочим, тоже постарался на совесть.
Дейзи пропустила последнюю фразу мимо ушей.
— Я сказала, что буду работать в зверинце, и буду это делать.
— А я говорю, ты не должна это делать.
— А я хочу это делать. — Дейзи говорила истинную правду. Работать со слонами оказалось весьма тяжело, и она знала, что придется нелегко, но работа в зверинце гораздо легче того, что она пережила и выдержала. Несмотря на то что до кровавых мозолей приходилось копаться лопатой в навозе, грузить тяжелые тележки, что ее опрокидывали на землю взбалмошные дечишки-слонята. Она сумела взглянуть в лицо своему страху и устоять — пусть ее били, пусть тело покрывалось синяками — но она устояла, устояла всем назло!
