Я хочу быть тобой (СИ) - Дюжева Маргарита

— Я не хочу ни с кем сегодня говорить. У меня нет сил. Мне плохо, — я действительно еле стою, и единственное чего мне хочется — это лечь спать. Оставить этот жуткий день позади, чтобы наутро взглянуть на мир новыми глазами.

— Надо, Мил, надо, — подруга бывает безжалостной, и сейчас как раз тот случай.

Я ухожу обратно в гостиную, падаю в широкое кресло и закрываю глаза, прекрасно зная, что она не слезет с меня, пока не добьется своего.

— Что у вас? — раздается мужской голос, и у меня наворачиваются слезы на глаза. Как я до этого докатилась? Как оказалась в ситуации, когда посторонние люди приходят в мой дом, чтобы разобраться, что происходит в моей семье.

Тошно от этого.

— Идем, сейчас она тебе сама все расскажет, — Алиса тащит его в комнату, — давай, Мил. От и до.

Я не спешу рассказывать. Потому что мне не только больно, но и стыдно признаваться в том насколько наивной я оказалась, насколько недальновидной. Тупой.

Мне требуется минут десять, чтобы начать более-менее складно говорить. Карпов слушает внимательно и почти не задает вопросов, забивая основные моменты в свой телефон.

— Что скажешь, Саш? — спрашивает Алиса, когда я замолкаю.

— Дело нечисто, но надо разбираться. Где телефон?

— Он на кухне.

Карпов достает из кармана пакет с зажимом и убирает туда мобильник:

— Проверим на отпечатки, и что там внутри. А также надо перетрясти весь день, когда случилась кража.

— Столько времени прошло…

— Бесследно ничего не проходит, — Саша спокоен и уверен в своих словах, — если что-то было, то следы останутся. Судя по рассказу, эта ваша Зайка далеко не Мориарти, и не Эйнштейн. Если и замешана в чем-то, то вряд ли могла все подумать так, чтобы ни следа, ни зацепки не осталось.

Я слушаю его как в тумане. Не могу поверить, что мы говорим про Зою, которой я в детстве сопли подтирала. Про девочку с ясными глазами, которая смеется так, что на щеках появляются милые ямочки.

— Это все, что мне надо знать? — Карпов уже собирается выходить на улицу, когда останавливается и задает этот вопрос.

— Мил? — Алиса тоже выжидательно смотрит на меня, — может что-то еще есть? Подумай.

Я жму плечами. Ничего не приходит в голову, кроме…

— Мне сообщение утром пришло. С незнакомого номера, — лезу в телефон, открываю странное предупреждение и показываю Карпову.

Утром мне показалось, что это просто хулиганство, кто-то ошибся номером или прикалывается, а сейчас по коже идет мороз. Что если все-таки это послание мне. А неведомая «она» у которой ничего нельзя брать из рук, это Зоя?

Паранойя… Или, наоборот, здравый смысл?

— Скрин сделай и перешли его мне. И перезвони, прямо сейчас. Ставь на громкую. Спроси, кто это и что все это значит.

Я послушно делаю то, что он просит.

Звоню человеку, отправившему мне анонимку, но ответа нет. Звонок уходит в пустоту, а спустя миг полностью исчезает переписка. Словно и не было никогда того послания.

— Вовремя заскринили, — хмыкнул Саша, — будем разбираться.

После разговора со Стефом, я еду в гостиницу. Девушка на ресепшн старательно улыбается мне, и в зеленых глазах светится неприкрытый интерес. Его заметно сразу, за километр. И тем сильнее мое недоумение по поводу того, что я просрал этот интерес со стороны Зои.

Почему так вышло? Почему собственное сознание сыграло злую шутку, воспринимая племянницу жены, как существо мелкое и бесполое. Зашоренный мозг отсекал все сигналы просто потому, что был убежден, что этого быть не может. Гребаная психология и самообман.

Я равнодушно забираю у девушки ключи от своего номера, и меня ни капли не трогает разочарование на ее хорошеньком личике. Единственная женщина, которая меня интересует — осталась дома и тихо меня ненавидит. А может громко. Я не могу представить рыдающую Милу. Всегда старался делать так, чтобы у нее не было поводов для слез, а в итоге вон как нахеровертил, что у самого ком поперек горла.

В номере прохладно — горничная забыла прикрыть окно, и шторы летают по всей комнате. Я закрываю створку и падаю в кресло. Зачем-то звоню жене. Мне нечего ей сказать, кроме тупого мычания и несвязных оправданий. Пока нечего.

Впрочем, она все равно не отвечает. Гудки гаснут, оставшись без ответа, и у меня внутри тоже что-то гаснет. Я отказываюсь верить во весь этот звездец. Должен быть какой-то путь, по которому можно выбраться к свету.

Я пишу ей «Спокойной ночи. Люблю». Ответа, конечно, не получаю, но я на него и рассчитываю. Не заслужил.

Иду в душ. Сижу в тесной кабине, привалившись спиной к стеклу, пытаюсь думать, но ни черта не выходит. В голове творится черте что, мысли перескакивают с одного на другое, и сплошной мат.

Я через силу пытаюсь вспомнить подробности той роковой ночи, после которой все пошло по одному месту, но не могу. Сплошная каша из обрывков, целые куски выпадают, душно, тошно.

Бьюсь затылком о стенку, и она надрывно дрожит.

Ведь как божий день ясно, что неспроста меня так развезло, что без химии не обошлось? Почему сразу не чухнулся? Надо было как только проснулся и увидел рядом Зайку, бежать в клинику и сдавать анализы. А я ошалел от произошедшего и повел себя как долбоящер. Еще извинялся…

Когда выхожу обратно в комнату, телефон как раз перестает голосить. На экране — пять пропущенных. Все от Стефа.

Я перезваниваю ему сам:

— Ну что?

— Наведался один из моих парней к вашей Зайке. Ее нет. Сбежала. Собиралась явно в спешке, похватала первое, что под руку попалось.

От этих слов меня подбрасывает. Побег — это почти признание.

— Сейчас приеду.

— Ты здесь не нужен. Только беситься будешь и мешать.

— Но…

— Хочешь совет? Ляг и проспись хорошенько. Чтобы завтра быть в твердом уме. Он тебе понадобится. Уверен, Милина племянница много дел наворотила, придется все это расхлебывать. И если хочешь семью сохранить и Милино расположение вернуть, то придется постараться.

— Я понял.

— Молодец. Жди завтра с отчетом.

После разговора, я ложусь спать.

Стеф прав во всем. Хватит уже быть лохом. Мне нужно откинуть бесполезные эмоции, выгрузить из головы ненужный шлак в виде желания убивать или ехать к Миле и орать под окнами, чтобы простила. И завтра с холодным сердцем приниматься за решение проблемы.

Стеф, как и обещал, звонит на следующий день. Ближе к вечеру.

— Значит, так, горе-любовник, — начинает без предисловия, — нашли больницу, в которую она ходила. Беременности нет и не было.

Я облегченно выдыхаю. Минус одна проблема. Плюс один гвоздь в крышку Зайкиного гроба. В висках бомбит давление.

— Проекта в универе, ради которого она якобы приехала, тоже нет. Никто из преподов не приглашал к себе первокурсников, чтобы заниматься какой-то научной работой.

— Уверен? — цежу сквозь зубы, потому что картина начинает вырисовываться совсем неприглядная, — Получается она изначально ехала к нам с определенной целью.

— Да. Девка не промах, за рога вас обоих водила. И скорее всего, это только верхушка айсберга. Мои сейчас ее ищут. Как только где-нибудь засветится — дам знать, — если вчера он Стеф был спокойно-отстраненный, то сегодня у него в голосе звенит сталь.

— Что еще?

— Мы нашли на столе бумажку, с остатками порошка. Думали, может запрещенка какая, а оказалось, что это раздавленная таблетка для прерывания беременности. Проверили, где мог оказаться сам порошок и нашли в заварочном чайнике.

— Зачем ей таблетки, если беременности не было? — эта ситуация вызывает все больше недоумения.

— Я не уверен, что пилюля предназначалась ей. Иначе зачем подсыпать ее в чай.

После этих слов по спине ползет холод. Если не ей, то…

— Найди мне ее, Стеф. Из-под земли достань.

Если она хотела навредить Миле и ребенку, я ее в порошок сотру. Вздерну своими собственными руками.

— Подъем, спящая красавица!