Мой сталкер (СИ) - Лазаревская Лиза

– Что эта падаль с тобой сделала? – Он смотрит на меня с сожалением, будто виня за себя за то, что не уберег второй раз.

Тяжело будет донести до отца, что он со мной ничего не сделал. Тяжело, потому что папа поставил на уши весь город – по сути только из-за того, что Андрей в отчаянии прятал меня несколько ночей.

– Ничего, папа. Ничего он не сделал.

– Я ему устрою веселую жизнь за решеткой, – решительно и сурово говорит папа, целуя меня в макушку.

В районе сердца колет.

– За решеткой? – обессиленно переспрашиваю я.

– Да, за решеткой. Сколько там ему светит? – обращается папа к мужчине, который стоит возле стола и рассматривает какие-то бумаги.

– Тяжкие телесные – сто двадцать первая, незаконное лишение свободы или похищение человека – сто сорок шестая, да тут уже полных восемь лет, ну а если вы еще похлопочете, Вячеслав Олегович… можем и десяточку нарисовать. Судья за такое дело возьмет очень скромно.

– Ты же меня знаешь, я могу и на двадцатку нахлопотать, даже если не скромно.

– Какие тяжкие телесные? – недоумеваю я. – Он все-таки тебя ударил?

– Нет, конечно. Этот щенок меня и пальцем не тронул, но мы найдем кого-то. Может, и убийство нераскрытое на него повесим, чтобы вообще не вышел.

– Пап, что ты такое говоришь? – надрывающимся голосом кричу я, словно в припадке. – Людей за убийства сажают на восемь лет или даже меньше. Он же никого не убил. Он ничего со мной не сделал. Пожалуйста, не надо этого, прошу тебя!

Обстоятельства делают из меня попрошайку. Я столько всего прошу, сколько дать невозможно. Наверное, поэтому просьбы мои остаются без внимания.

Никто никогда не выполняет то, что я прошу.

– Милая, подожди меня снаружи кабинета.

– Папа…

– Лиза, ни слова больше, выйди. Я сейчас приду.

Очередной раз я повинуюсь и закрываю дверь с обратной стороны.

Через несколько минут папа выходит. Немного нервный он ведет меня к выходу, крепка держа за руку. Кажется, даже если здание взорвется или нам выстрелят в спины – он не отпустит.

В машине едем тихо.

Заходим в квартиру так же тихо.

Папа смотрит как-то исподлобья. Конечно, в чем же дело, когда ты просишь не наказывать преступника, который шантажировал тебя, а затем похитил? Но лишь я одна знаю, что он не преступник, а глубоко отчаявшийся человек, у которого нет никого, кроме меня.

Жестом папа просит меня присесть рядом с ним на диване.

Мы встречаемся взглядами.

Он думает, будто понимает, что я пережила. Но со мной ничего не произошло.

– Ты злишься на меня? – спрашиваю тихо.

– Разве похоже, что я злюсь? Я на уши поставил весь город, чтобы найти тебя, потому что ты моя дочь и без тебя мне нет места в этом мире. Но этот… этот отброс, Лиза… Он преступник, который должен гнить за решеткой, и он сам постарался ради этого.

– Папочка, я все знаю, все понимаю, но не надо давать взяток, чтобы его посадили на еще больший срок, пожалуйста! Не надо этого делать. Не может он получить наказание больше, чем… чем другие люди, которые намного хуже.

Папа устало опускает взгляд вниз.

– Какая же ты у меня добрая девочка.

Головой я ложусь ему на колени. Слишком долго мечтала об этом.

– Я платить никому и не собирался, он сам себе срок выбил, без моих денег.

– Будет суд?

– Да, будет судебное заседание.

– И ты будешь свидетельствовать против него?

– Конечно, я буду выступать против него. Это даже не обсуждается.

– Мне тоже надо будет присутствовать на суде?

– Еще чего не хватало, по судам таскать тебя. Сделаем генеральную доверенность на мое имя, но ты никуда не пойдешь.

– А если я не буду подавать заявление?

– Он уже все подписал. Он сам понимает, что натворил.

Больше раздражать папу расспросами я не буду.

– Я очень скучала по тебе.

– И я по тебе, моя милая.

* * *

– Лизуш, выйди на кухню, – зовет папа.

– Сейчас, пап.

Закидывая все старые и новые украшения в сумку, выхожу из комнаты.

– Ты с каким телефоном сейчас? Со старым?

– Эм, да, это старый. Но тут нет сим-карты. Куплю сегодня новую.

– Не торопись.

– Почему?

– Вот твоя новая сим-карта и еще кое-что. – Папа кладет на обеденный стол сим-карту и коробку с новым айфоном.

– Господи, пап, ну зачем? Зачем так тратиться?

– Сегодня еще можем проехаться по магазинам, купишь себе новой одежды осенней.

– Я вообще-то собиралась в универ пойти…

– В универ? Уже? Тебе не кажется, что рановато?

– Пап, все нормально будет, это же университет. И еще хочу Влада увидеть. Он не знает, что я… что я приехала, в общем. Скучно ему без меня на парах.

Будто я собираюсь идти на пары.

– Ладно, может, и правильно, зачем тебе дома сидеть. На улицах теперь все спокойно.

Да, на улицах спокойно, в душе – нет.

– Собирайся, я тебя отвезу.

– Хорошо, пять минут.

* * *

– Вернулась, потеряшка! – Влад обнимает меня, словно мы не виделись вечность.

– Привет. Рада тебя видеть.

– Я тебя тоже. Три недели без тебя пришлось на пары ходить. Даже лекции не пропускал. Если нужны конспекты – теперь не нужно будет у ботаников клянчить.

– Класс.

Смеясь, сажусь за столик в самом углу. Влад садится напротив.

– Рассказывай.

– Скажи, ты знаешь?..

– Да весь универ знает. Позавчера был кураторский час на тему «будьте осторожны, особенно девочки».

– Боже… Какой кошмар.

Раньше я боялась засветиться в чужих телефонах. Ради того, чтобы моя фамилия не появлялась в городских новостях, я пожертвовала наказанием людей, для которых мои слезы были ничем. Но сколько ты ни беги, предназначение все равно догонит. Мое предназначение – быть жертвой в глазах других.

– Честно, я поверить не мог. Что за хрень вообще произошла? Это тот твой парень?

– Да.

– У него совсем крыша поехала? – Влад не подбирает слова, но мы с ним настолько близкие друзья, что я буду очень рада обсудить случившееся с кем-то, кто меня, возможно, поймет.

– Совсем…

– Прости. Просто…

– Не извиняйся. Мне не с кем было поговорить об этом.

– Я к твоим услугам.

– Знаешь, у него сильные сдвиги на почве ревности…

– Ну, по его поступкам видно, в принципе.

– Он не был таким. Или я просто этого не видела? Да, он пытался сильно меня ограничивать, с учетом того, что я вообще никогда никакого повода не давала, ты же понимаешь.

– Да ему и не нужен был повод, мне кажется. Дело вообще не в этом.

– А в чем?

– Он тебя ограничивал, потому что боялся, что ты сможешь без него нормально существовать. Ведь ты же без него жила как-то столько времени. Боялся, что потеряет в твоих глазах любую ценность. То есть суть не в том, что с кем-то другим, а в том, что без него – отсюда и необоснованная ревность.

– Я об этом даже не думала…

В моих глазах потеряет любую ценность.

– Ладно, расскажи, как у тебя дела?

– Да у меня вообще никак в сравнении с твоими. Учусь себе потихоньку. Кстати, одногруппники наши так переживали за тебя, особенно девочки.

– Правда?

– Да, типа женская солидарность.

– Здорово. Надо будет в следующем году их на день рождения пригласить.

– Я тогда тоже напрошусь, – усмехается Влад.

– Это понятное дело!

– Ты бледная какая-то. Может, лучше дома еще полежать?

– Нет, все нормально, правда. Плохо себя чувствую в последнее время. Как будто отравилась чем-то, хотя вряд ли. Нервы, скорее всего. Ладно, это неважно. Влад, мне сейчас деньги очень нужны, ты не знаешь, как можно новый айфон продать? И куда можно золото сдать? Очень срочно.

– Айфон можно выставить где-то. Совсем новый?

– Да, я не распаковывала.

– Тысячи две можно скинуть, если надо прямо срочно.

– Да, очень-очень.

– От магазинной стоимости цену скинем немного и выставим на разных сайтах. Его за час купят, уверен. А золото можно в ломбард. Хочешь сейчас пойти?