Мой сталкер (СИ) - Лазаревская Лиза

– Говори.

С трудом успеваю осмыслить, что сейчас происходит между нами. Чувствую, как кровь от головы отливает в ноги, а ступни врастают в пол. Холодный пот проходит по всему телу. Сердце стучит в бешеном ритме. Тяжело дышать. Ребра словно разучились двигаться, но при этом чудовищная тахикардия сжирает меня изнутри. В глазах темнеет.

Прежде, чем окончательно захлебнуться в страхе, я пытаюсь что-то ответить ему. Получается плохо. Паника не дает мне сосредоточиться.

– Если бы в машине я сказала, что разлюбила тебя? Если бы я так сказала, что-то поменялось бы?

– Нет, – коротко отвечает он. – Нет, не знаю. Я даже не рассматривал варианта, что ты можешь меня разлюбить.

– Ты правда сможешь выстрелить? – с дрожащим голосом спрашиваю я.

– Если ты скажешь это, мне лучше сдохнуть.

Мне так хочется сказать ему это глядя прямо в глаза. Так хочется сделать ему больно. Хочется, чтобы он выстрелил, и мы оба узнали, чего стоят его запугивания, его лживое слово.

В вялом бессилии я пытаюсь что-то произнести, только попытки тщетны. Слезы меня предают как всегда, они не хотят больше прятаться.

Мне хочется опозорить его, но я смею предположить, что он – обязавшийся прятаться от закона вместе со мной – сможет пойти на что угодно. Он просто псих, у которого нет стоп-крана.

– Если я не нужен тебе, то смысла больше ни в чем нет.

Я от трепета по щиколотку врастаю в пол.

Пытаюсь его ненавидеть за кошмар, в который он превратил мою жизнь, но случается самое страшное – больше не остается сил и смелости противостоять ему.

В один момент я понимаю, насколько Андрей несчастен – нежеланный ребенок, которого зверским образом наказывали в детстве. Парень, у которого в отношениях были одни скандалы и постоянные оскорбления. У него даже нет друзей, с которыми можно встретиться и просто пообщаться о всякой ерунде.

В итоге – он вырос жестоким и одиноким человеком, неприспособленным к нормальным отношениям. Многие бы сказали, что его ужасное детство – не оправдание, но для меня еще какое оправдание.

У нас с ним одинаковые взгляды на жизнь – мы оба ценим семью, несмотря на то, что жили в абсолютно разных условиях.

Пусть твоя боль сгинет навеки среди моей робости.

Уверена, мне по силам его спасти. И еще я уверена в том, что во мне активно развивается стокгольмский синдром.

Осторожным движением я выхватываю пистолет из его руки. Он даже не сопротивляется. Кладу пистолет на пол.

– Все будет хорошо, – шепчу я ему на ухо, становясь на носочки.

Внезапно я замечаю, как уголки его глаз блестят. Он не плачет, но почти в шаге от этого.

– У нас все будет хорошо.

Сама не верю, но всячески стараюсь успокоить его.

Глава 26

«Ты кому-то нужен»

Нехорошее предчувствие не покидает меня ни на секунду.

Андрей звонит кому-то много раз и сбрасывает, потому что ответа все нет и нет. У Андрея много забот, ведь он взял на себя ответственность похитить человека и прятаться с ним непонятно где.

Вряд ли он когда-нибудь будет способен на высшее проявление любви – когда ты теряешь человека, но радуешься его счастью. Интересно, а я сама смогла бы радоваться его счастью с другой? Сомневаюсь, если вспомнить ту ситуацию с Луной и старой фотографией.

– Наконец-то, – агрессивно выдыхает Андрей в телефон, – какого ты трубку не берешь? Почему я должен выискивать тебя?

Отходит к двери, а я прислушиваюсь.

– Какая тебе разница, чья она дочь, ссыкло? Ты машину мне подготовил? Если тебя смущают новости о том, что нас ищут, не заходи в интернет.

Кто-то на другом конце линии боится, Андрея это злит.

– Решил слиться? Так ничего не выйдет, думать надо было раньше. Я тебе заплатил.

Хочет еще что-то сказать, но либо сдерживается, либо надобности больше нет – бьет свой старый телефон о стену со злости.

– Черт, черт, черт…

Что-то идет не по плану. Не по его и не по моему.

В моих планах была лишь ненависть к нему – за то, во что он умышленно превращает мою жизнь. Но почему-то я прониклась сочувствием, хотя стала заложницей в чьих-то руках и собственных чувств. Я лежу на пыльном матрасе, чувствую запах сырости в этом полутемном помещении и все равно сочувствую ему. Так не должно быть. Не должна девушка что-то испытывать к человеку, который ее похитил и держит в чертовом подвале.

– Что ты будешь делать? – спрашиваю я, набравшись смелости. – Жить со мной в десяти квадратных метрах, в таких условиях? В постоянном риске, что в этот подвал вломятся и найдут нас? Или мы поедем в другой город? Снимем квартиру – и тогда уже ты будешь держать меня там?

Андрей подходит и опускает взгляд на меня. Сколько бы я отдала за этот полный заботы взгляд несколько недель назад? Все, что у меня есть.

– Я прошу тебя, остановись.

Поднимаюсь с его помощью. У меня здесь две локации – на матрасе и стоя. Прижимает лицом к груди, макушка головы упирается в его подбородок.

– Я не отдам тебя никому.

– Они поймают тебя. Мы не сможем жить. Папа заплатит очень-очень много, чтобы они проверили каждый угол.

– Я их переиграю.

– Не переиграешь, слышишь? Я прошу тебя, умоляю – не делай хуже нам обоим.

– Ты не поймешь никогда этого чувства, малыш.

– Какого чувства?

– Которого из души не вытравишь. От него нельзя просто так отказаться. На него нельзя забить. Это весь мир, сосредоточенный на тебе. Я знаю, что того же самого ко мне ты никогда не почувствуешь. Ты не нуждалась во мне так же сильно. Я бы мог заплатить всем, что у меня есть, за возможность смотреть на тебя, думать о тебе, любить тебя.

Опять он заставляет радоваться – в таких ужасных условиях говорит мне слова любви.

Живот начинает сильно тянуть. Он вздувается. Боюсь, что прямо сейчас начнутся критические дни. Будет «очень вовремя» с учетом трехнедельной задержки. Я присаживаюсь на стул, стоящий в метре от матраса.

Андрей позволяет мне свободно двигаться, потому что знает – я слишком труслива, чтобы даже попытаться высвободиться. Темный подвал – мои апартаменты. Здесь все для меня.

– Помнишь, ты спрашивала, что набито у меня на груди?

– Да, я помню.

– «Ты кому-то нужен». Эта фраза у меня на груди с шестнадцати лет.

– Почему же ты не говорил раньше, что значит эта надпись?

– Потому что у меня в жизни нет и не было ничего, что стоило бы рассказывать тебе. Я ублюдок и бандит, совсем не ровня тебе, твой папа прав. И эта правота убивает меня.

Сейчас я готова выть, ногтями раздирая стены и свою уязвимую кожу. Каждое его слово убивает и меня тоже.

– Но я была с тобой. И тебе не нужно было держать меня насильно и прятать. Я выбирала тебя осознанно. А ты выбрал свое желание обладать мной как вещью. Для начала ты выбрал унизить моего отца в его собственном доме, а потом еще больше – выбрал шантажировать меня. Я думала, что хуже уже не сделаешь, но каждый раз ты превосходил сам себя и свою жестокость, ты умудрялся сделать еще больнее. Ты относился ко мне как к собаке. Ты все испортил. Я так сильно любила тебя и хотела быть счастливой. Я пыталась мириться с твоей ревностью, закрыла глаза на слежку, начала готовить отца к встрече с тобой, но ты не захотел ждать, ты захотел показать, что я твоя и никто не смеет думать иначе. Все, что твое – это твое, и никогда, ни при каких обстоятельствах принадлежать другому не будет.

Боль в животе резко усиливается – я скручиваюсь, обхватывая его ладонями, не в силах больше сидеть ровно. Чувствую, как со лба стекают капельки пота. Андрей присаживается на корточки и непонимающе смотрит на меня.

– Что такое? – взволнованно спрашивает он. – Тебе плохо?

– Очень болит… Живот…

– Я сейчас. Я в аптеку. Потерпи немного, малыш.

Прежде чем уйти, Андрей переносит меня на матрас, чтобы я легла. Словно в тумане наблюдаю, как открывает дверь ключом, выходит, закрывает с обратной стороны – слышу по звукам.