Елена Свиридова - Возвращение из ночи
— А ее муж спокойно тебя пристрелит, — вздохнул Митя.
— Ну и пусть! Все лучше, чем эта мучительная неопределенность! Все равно я ее найду, и для меня уже не имеет значения, что будет дальше...
— Ладно, Ленька, успокойся... Я постараюсь что-нибудь сделать, но ничего тебе не могу обещать. Твой случай особо трудный. Тут все перемешано. А он, видишь, вообще нигде не участвует, ни в какие политические игры не играет, никакие ответственные посты не занимает, в общем, сидит незаметно в тени и оттуда за ниточки дергает... С таким справиться почти невозможно, ухватиться не за что!
— Ты знаешь, где он живет? — спросил Белов.
— Если и знаю, то тебе уж точно не скажу! — Заявил Митя. — Кстати, это совсем не в том месте, где ты ее подобрал!
— А что же в том месте? — Белов удивленно посмотрел на друга.
— Вижу, доводы рассудка на тебя не действуют, — вздохнул Митя. — Мои ребята работают, если будет что-нибудь новое, я тот час тебе сообщу... Знаешь, Ленечка, езжай-ка ты к Потрошителю! Пусть он тебе какие-нибудь таблетки выпишет, и сочиняй себе свою статью!
— Спасибо за совет, — мрачно сказал Белов, распахнув дверь детективного агетства.
Моросил дождь, уныло и беспросветно, все вокруг было промозглым и серым, и настроение от этого становилось еще более скверным... В тоске и обиде на несправедливость судьбы, злясь на себя за собственное бессилие перед этой судьбой Белов направился к своей машине, запаркованной во дворе.
Он медленно тронулся с места, выехал на улицу. Странное ощущение нереальности происходящего вот уже несколько дней преследовало его. Находясь в обычном, вполне реальном мире, пробираясь между машин, лезущих друга на друга и образующих привычные пробки у светофоров, между бестолковых пешеходов, вовсе не замечающих машин, он чувствовал себя почему-то пришельцем с другой планеты. А на далекой родной планете, которую ему по непонятным причинам внезапно пришлось покинуть, его ждала Анна... Но только вот он не знал теперь, как вернуться обратно...
Услышав звонок, Маша подбежала к двери, открыла ее и увидела Ромку с букетом голубых васильков.
— Привет! — весело сказала Маша.
— Привет! Это тебе! — он протянул ей цветы.
— Ой, спасибо! — она взяла букет, стала искать, во что поставить. — Да что же это, у папы ни одной вазы в доме нет!
— А ты подари ему, — сказал Ромка.
— А что он с ней делать будет? Вот я уеду, и никто сюда больше цветов не принесет!
— А куда ты уезжаешь? — спросил Ромка.
— Куда — домой! Мама сегодня из командировки возвращается. Я бы, правда, еще здесь пожила, мне, честно сказать, отца оставлять жалко. Он какой-то потерянный, да и кто присмотрит за ним, кроме меня?
— А ты за ним хорошо присматриваешь? — улыбнулся Ромка.
— Конечно, я ему два раза суп сварила, три раза рубашку погладила! Книги в порядок привела, а то валялись в пыли, как попало! Это он думает, что опекает меня, а на самом деле все наоборот. Но ничего не поделаешь, мама уже звонила, у них договор. Днем Дмитрий Сергеевич ее в аэропорту встретит, а вечером я должна быть на месте. Слушай, а может, я цветы с собой заберу, все равно ведь сегодня не вернусь сюда?
— Это уж ты как хочешь. Ну что, готова? Пойдем?
— Пойдем. Ты говорил, это недалеко...
— Пешком минут двадцать. Прогуляться не против?
— Конечно нет.
Они вышли на улицу и бодрым шагом направились в сторону набережной. Над ними весело светило весеннее солнце, вокруг во всю зеленели деревья, ожившие после долгой зимы.
Маша засунула руку в карман своей рокерской куртки, вытащила сигарету, закурила. Движения ее были резкими, порывистыми. Ромка подумал, что со стороны, наверное, Машу многие принимают за мальчишку, да и сам он до сих пор относился к ней как к младшему приятелю, с которым легко и приятно общаться, не надо ничего из себя изображать... Такой славный, немного угловатый подросток, лишенный кокетства и фальши.
С тех пор, как Анна исчезла из его жизни, он вообще перестал обращать внимание на девушек. Сколько их проходило мимо него, когда он стоял на Арбате со своим мольбертом! Некоторые останавливались, и вместо того, чтобы заказать портрет и заплатить деньги, начинали кокетничать с ним, а он словно и не замечал этого... Они были для него всего лишь натурой, потенциальной возможностью заработка, он не видел в них ничего, кроме лица, рук, спрятанного под одеждой тела... Он не умел, как Анна, разглядывать за всей этой внешней оболочкой скрытую загадочную сущность, он не стремился в каждой проходящей натуре обнаружить бессмертную душу! Люди вообще почему-то мало его интересовали. Нельзя сказать, чтобы он был излишне прагматичен, скорее, это было проявление юношеского максимализма. Он был верен своему единственному идеалу, он был влюблен в одну Анну, влюблен не только как в прекрасный образ, но и как в женщину... Но эта женщина никогда не принадлежала ему! А другие — они просто для него не существовали. Иногда, правда очень редко, случайным натурщицам, разгуливающим по Арбату в поисках приключений и позирующим ему, удавалось увлечь его за собой и добиться физической близости. Он оказывался в чьей-то чужой квартире, в чьей-то постели, но эти случайные короткие связи не оставляли в его душе никакого следа. Он уходил не прощаясь, с ощущением горечи в душе и стыда за самого себя, не договаривался о следующей встрече, будто переспал с проституткой. Правда, от него ничего особенного и требовали. Что можно взять с симпатичного, молодого, хорошо сложенного, но явно нищего художника? В общем, в его жизни давно ничего не менялось.
Внезапно чистое голубое небо стремительно стали затягивать набежавшие облака, от порывов ветра зашелестели ветки деревьев, редкие крупные капли дождя ударили о землю, прибивая пыль.
— Не холодно? — спросил Ромка.
— Ни капли! — ответила Маша. — Я вообще никогда не мерзну!
Он подумал, что эта славная девчонка все хорохорится, строит из себя взрослую, независимую, а на самом деле она такая маленькая, беззащитная... Ему вдруг захотелось оберегать ее, заботиться о ней, он сам поразился странному своему желанию, снял куртку, набросил ей на плечи.
— Да не надо! Мне правда не холодно! — сказала Маша.
— Ничего себе не холодно, смотри, нос уже посинел!
— Ты что? Правда? — испуганно спросила она.
— Конечно правда! — засмеялся Ромка, глядя на Машу, гордо вышагивающую рядом с ним под дождем, и почувствовал вдруг такую щемящую нежность, что замер от удивления. Нет, это не было ностальгией по исчезнувшей Анне, это было что-то совсем другое.
Он остановился, взял Машу за руки, развернул к себе. Она оторопело поглядела на него.
— Погоди, не шевелись, — прошептал Ромка. — Я должен это запомнить!
