Шарлотта Мендельсон - Почти англичане
Марина только что пережила утренние классы и идет в кондитерскую за утешительным шербетным леденцом, как вдруг оборачивается – женский инстинкт. Из Северных ворот появляется Саймон Флауэрс: папка для нот в руке, трогательно-худые плечи. Рядом с ним шагает одноклассница, при виде которой Марина впадает в такое отчаяние, что не сразу замечает третьего человека позади парочки. Это Лора, ее мама.
Когда Лора возвращается, Жужи подновляет губную помаду.
– «Эсте Лаудер», – сообщает она проходящим мимо школьникам. – Тоже Венгрия.
Лора растерянно кивает. До чего глупо вышло – Марина разозлится за то, что она позволила родне свалиться ей на голову.
– Может, нам лучше… – говорит она, и тут сердце чуть не выпрыгивает из груди: ее дочь, ее кровинка, смущенно бежит к ним по краю газона.
Лора, чудом не выронив сумки, торопится ей навстречу. В школьной форме девочку не узнать. Лора сама себя пытается убедить, что Марина счастлива их видеть. Только ради этого и стоит жить.
– Вот она, – говорит Рози. – Лора, ты купила эту юбку? Ужасно. Дорогуша, – пронзительно кричит она через газон, – мы ждем!
Марина, словно губка, которую окунули в краску, стремительно пунцовеет.
– Я… А почему вы так рано? Что-то случилось?
– Смешно, – говорит Ильди. – С днем рождения!
Марина целует бабушек, потом маму. Лора неуклюже наклоняется и кладет руку дочери на плечо, пытаясь подбодрить ее, излить на нее свою большую, неуправляемую любовь – и с тем упуская шанс вдохнуть запах ее волос, о котором мечтала с самого Рединга.
– Но почему…
– Мы, – говорит Лора, – Рози… Решили, что неплохо приехать пораньше. Они решили. Это же ничего, солнышко? Если нет, мы запросто можем…
– Потрясающе, – сияет Ильди, извлекая на свет второстепенные дары: недельный запас морковки, брошюру о первой помощи, баночку шпината со сливками и экземпляр «Интересной жизни» с автографом автора, леди Ренаты Кеннеди, прославленной хрустальными ежиками.
– Дело в том, – поворачивается Марина к Рози, – что я не могу…
– Дорогуша! Я, Жужи, Ильди и Лора приехали из Лондона. Сейчас мы идем в город, находим милое кафе и что-нибудь немного едим.
– Но… Мне нельзя. Я правда не могу. У меня… испанский язык – я теперь учу испанский, ведь здорово?! – и другие уроки, и репетиция пьесы, и домашние задания…
Сумка качается у Лоры в руках. Почему она не рада нас видеть? А еще эта странная история с миссис Добош…
Марина всегда была патологически честной – Лора прежде в этом не сомневалась. К тому же в Вестминстер-корте дети уважают взрослых и никогда, никогда не лгут. Она смотрит на дочь и видит по лицу: та знает, что Лора знает. «Но что я знаю?» – думает Лора. И что будет дальше?
Дело ведь не в том, что ей обо мне известно? Или именно в этом? Боже! Что, если Марина как-нибудь видела родителей вместе?
– Я думала, мы встречаемся в «Марио», – говорит Марина. – Так мне отпрашиваться у мистера Дэвентри?
– Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, – хмурится Лора.
– Не будь смешной! – встревает Рози. – Я ему скажу.
– Нет! – протестует Марина.
– Солнышко, – говорит Лора, – мы были бы только рады, но если ты думаешь…
Не так-то легко занимать высоты морали, извалявшись в грязи; когда не прошло еще и недели с тех пор, как ты напилась с бывшим (а формально – нынешним) мужем и предала всех, кого знаешь и любишь, когда…
– Мам, – говорит Марина.
Когда…
Снова оно, это чувство: словно погружаешься в болото или зыбучий песок – такую смерть всегда было просто представить. Все безнадежно. Лучше уже не будет. Все ниже, и ниже, и я…
Тут она останавливается. Интересно, что сейчас делает Петер?
За обедом всё, как всегда, неспокойно. Жужи громко сообщает, что официант – идиот, они поют «С днем рожденья тебя», у Марины дрожат губы при виде подарочного книжного купона, но все это ерунда по сравнению с моментом в самом конце, когда Лора подает дочери школьный розово-синий шарф и видит на ярлычке слово «ВАЙНИ».
Она делает вид, что забыла перчатки, и возвращается в Вест-стрит вместе с Мариной. Та похожа на ходячий фейерверк – искрится и тлеет, – но вдаваться в расспросы опасно. Лора набирается смелости лишь у дверей общежития:
– Как дела?
– Ты знаешь. Мы говорили.
– А Гай?
– А что с ним?
– Ни… ничего. Кажется, милый мальчик. Просто…
– Что?
– Ну… – Лора мнется и, войдя в гостиную вслед за дочерью, смущенно улыбается ее одноклассницам. Те утыкаются в телевизор, по которому идет австралийская мыльная опера.
– Мы можем где-нибудь поговорить? – спрашивает Лора.
– Здесь негде, – отвечает Марина трагически монотонным голосом. – У меня нет своего места.
– Ладно. Может быть, здесь? – Лора открывает дверь на другом конце комнаты, где под лестницей стоит таксофон. – Уже почини… м-м-м. И не скажешь, что он был сломан.
– С чего ему быть… – говорит Марина и осекается. – То есть был, на прошлой неделе.
Холодные пальчики ужаса сжимают Лорин желудок.
– Но… солнышко. Есть что-то, о чем я не знаю?
– Нет. С чего вдруг?
Так начинается одна из худших и благодаря жилищным условиям в Вестминстер-корте немногочисленных ссор в их жизни. Лоре не удается ничего выяснить. Поскольку она понятия не имеет, отчего Жужи невзлюбила Гая, то не может запретить Марине видеться с мальчиком, который ходит с ней в одну школу. Когда она пытается узнать хоть что-нибудь об этом его отце, историке, возмущению Марины нет предела:
– Ты хочешь уничтожить единственный шанс твоей дочери…
– Шанс? – спрашивает Лора. – Какой шанс?
Однако Марина не хочет ничего объяснять, а Лора по ряду причин (ее ждут Фаркаши, ей мешают снующие по лестнице Маринины одноклассницы, а дочь не признаёт над собой ее власти) не может ее заставить. Не самый подходящий момент, чтобы выяснять, счастлива ли девочка в школе; а после нескольких темных намеков на то, что Марина дома никому не нужна («Вы меня просто спихнули»), и совсем уж туманных речей о филистерстве и противостоянии Искусства и Науки возможность упущена окончательно. Марина так похожа на Петера: глядя на ее лицо, невозможно сосредоточиться. Да и есть ли смысл ее ограничивать, когда Лора сама так неискренна?
– Я, может, и не собираюсь становиться врачом, – говорит Марина. – Медицина – еще не все. И вообще, если хочешь знать, это именно мистер Вайни…
– Подожди, – перебивает Лора, – ты что, говорила с ним?
– Разве это запрещено? – Марина краснеет, как рак. Лора наседает:
– Наедине?
По ответному молчанию становится ясно, что она зашла чересчур далеко.
– Если и так, ничего страшного. Для меня то есть. Рози – другое дело, сама понимаешь.
