Марина Порошина - Майне либе Лизхен
– Чего молчишь? – весело поинтересовалась трубка. – Ну ладно, давай про отдых не будем, лучше о работе поговорим. Как там у нас дела с домом?
– Двигаются, – бодро доложил Коюев. – Трое согласны, с одной еще работаем. БТИ уже на днях придет.
– Молодец, – усмехнувшись, похвалила трубка, но Клюев этой насмешливой похвале не обрадовался. – По срокам как? Укладываешься?
– Я… постараюсь, Александр Николаевич, вот как раз хотел спросить насчет сроков…
– Мне, понимаешь, надо в мэрии разрешение на строительство оформлять, – перебил его Новиков. – И проект утверждать. Передумал я продавать, понимаешь?
– Понимаю, – поддакнул Клюев, сразу поняв – не случайно Новиков его перебил, намеренно.
– Так вот. Человечек там один у меня за это дело денег взял, чтоб все прошло, как мне надо. Но человечек этот увольняется скоро, вот какое дело. А без него мне эти двадцать пять этажей не утвердят, потому как центр города и желающих без меня полно. Надо, чтобы до конца февраля дом был мой, понимаешь?
– Понимаю, – поддакнул Клюев, чувствуя себя мелкой шавкой, которой хозяин объясняет ее провинности. – А если…
– А если не успеешь, – опять усмехнулась проклятая трубка, – то ничего страшного. Просто вернешь аванс с процентами. Вдвое. Чтоб мне на нового человечка хватило. Новый, неприкормленный, всегда больше берет, ему обзаводиться надо, ты же сам знаешь.
– Знаю, – согласился Клюев. – Буду думать, что и как.
– Ну вот и хорошо, – с насмешливым облегчением произнесла трубка. – Давай думай. Голова – она не только шапку носить. Будь здоров!
– До свидания, – вежливо сказал Клюев в загудевшую трубку и, выждав еще секунду, с ожесточением швырнул ее на диван. Вообще-то он хотел швырнуть ее на пол, отомстить по полной программе, но телефон был новый, с Интернетом и прочими прибамбасами, поэтому пришлось выбрать компромиссный вариант.
Потом Клюев сходил в сортир, достал из кармана и бросил в унитаз проклятую печатку – наплевать, что золота сколько-то там граммов – и два раза спустил воду, задумчиво глядя на весело булькающий поток. Потом оделся и вышел из конторы. Пронизывающий ветер ударил ему в лицо, как пощечина, аж дыхание перехватило. Но вместо того, чтобы сесть в стоявшую у крыльца машину, Клюев завернул за угол и вошел в телефонную будку. Уличный телефон-автомат стал смешным анахронизмом с появлением сотовых, тем более что работал по каким-то непонятным карточкам вместо привычных монеток и жетонов, но в некоторых случаях он был все же незаменим. Сейчас как раз был именно такой случай, и Клюев, забравшись в непродуваемое пространство кабинки, достал из портмоне карточку, вставил в прорезь телефона-автомата и, выждав минуту, чтоб успокоить сбившееся дыхание, набрал номер.
– Я вас слушаю, добрый вечер, – ответил приятный женский голос, и Клюев, если бы точно не знал, с кем говорит, голову бы дал на отсечение – молодой.
– Вы напрасно заявление в милицию написали, – негромко и спокойно сказал он, прикрыв микрофон рукой, чтобы его лучше было слышно. – Мы же его предупреждали, чтоб молчал, иначе будет хуже. Теперь, если что-то с вашим соседом случится, это будет по вашей вине. Напрасно вы все это затеяли, честное слово. Баламутите всех, мешаете, путаетесь под ногами, – он помолчал, в трубке тоже молчали. – Дома вашего все равно не будет. Не хотите по-хорошему, не надо. Разные варианты есть. Вот, к примеру, случись пожар? Дом ветхий, перекрытия деревянные, сгорит, как свечка, пока пожарные приедут. И поедете вы все в маневренный фонд на всю оставшуюся жизнь. Хорошо, если все живы останутся. Уезжайте лучше, госпожа Воронова. И Льва увозите. Зачем вашему внуку эти проблемы? Подумайте. Всего вам доброго.
Положив трубку, Клюев усмехнулся, совсем как Новиков – ему самому понравилось. А что – он хорошо говорил, спокойно, сдержанно, даже попрощался вежливо. А старая курица наверняка испугалась до потери сознания. И шиш Ларькин докажет, кто звонил. Все продумано. И пройдет по плану.
* * *«Дома-вашего-все-равно-не-будет».
«Дома-вашего-все-равно-не-будет».
Эти слова как будто повторял кто-то, стоявший рядом. А потом добавил про внука. Покачнувшись, Ба едва удержалась на ногах, унимая вдруг безудержно заколотившееся сердце. Она знала – это надолго, может быть, до утра, и никакие лекарства не помогут. Подавив подступающую панику, она решила – надо добраться до постели и лечь, пока не вернулся Левушка, который отправился с Женей в кино. Он подумает, что она уже спит, и тогда ей удастся уберечь его от волнений. Мальчику и без того трудно жить со старухой.
Ближе к полуночи сердце вдруг разом устало, перестало колотиться об ребра, сникло и затаилось где-то там, внутри. Ба долго ждала, но не могла нащупать ни малейшего биения пульса – ни на руке, ни не шее. Научное открытие – слабо улыбнувшись, подумала она. Пульса нет, а человек жив. Видно, рано еще умирать. Не сегодня. От бессилия она закрыла глаза и так лежала неизвестно сколько, час или два. Хорошо, что Левушка давно пришел, потоптался у нее под дверью, прислушиваясь и сдерживая дыхание, и отправился к себе в комнату. Уже несколько часов в доме было тихо. Странная тишина – подумала Ба. Не шумели проезжавшие машины, не скрипел снег от торопливых шагов запоздавшего прохожего, даже часы не тикали. И главное – ветер. Он стих тоже мгновенно, разом, как будто кто-то могущественный приказал: все, хватит, теперь – тишина! Странно.
И в этой тишине она вдруг услышала звук шагов. Это тоже было удивительно, потому что шаги были не Левушкины – он всегда смешно шлепал по полу задниками стоптанных тапок. И они были слышны не из квартиры, а из общего коридора. Ба не испугалась – она удивилась, потому что шаги из коридора она никогда не слышала, только голоса, если громкие, и хлопанье дверей. Но, тем не менее, звук шагов был слышен отчетливо, и они явно приближались. Как будто кто-то поднялся по лестнице, прошел по коридору. Вот он остановился возле их двери… и, к своему ужасу, Елизавета Владимировна услышала, как тихо щелкнул, поворачиваясь, дверной замок. Шаги, не становясь громче, слышались как будто ближе, и когда они замерли перед дверью в ее комнату, сердце вдруг опять стало огромным, оно не помещалось в грудной – как точно сказано – клетке, оно рвалось наружу. Ба хотела набрать воздуха, но в легких не было места, все заняло огромное, безудержно пульсирующее сердце. И когда дверь бесшумно открылась и она увидела в дверном проеме знакомый силуэт человека, который приходил к ней по ночам, Ба даже не смогла закричать, позвать Левушку. Человек без лица всегда приходил к ней во сне – но на этот раз она не спала! А значит, и спасения не было. Сердце поднялось к самому горлу, еще секунда – и оно разорвется, лопнет, как воздушный шар…
