К. Борджиа - 11 дней и ночей
Опять натолкнувшись на столик в темном коридоре – на сей раз по-настоящему, больно, бедром, – она чертыхнулась, но даже не замешкалась.
Все тот же таксист просигналил ей с противоположной стороны улицы. Выходит, все это время он безнадежно ждал ее.
Стефания перебежала пустую проезжую часть и оказалась в прохладном салоне автомобиля. Здесь кондиционер работал исправно.
– Не приняли? – весело поинтересовался таксист, плавно откатывая от бордюра. – Не расстраивайтесь, девушка, я свожу вас в отличный ресторан, и все пройдет!
Откуда ему было знать, что Стефания не слышит его, оглушенная водоворотом мыслей, сомнений и просто обрывочных эмоций, узнав в Паркинсе того самого фотографа, в компании которого она впервые видела «бойскаута» Рича.
Глава 19
От судьбы не уйдешь.
Это уже давно набившее оскомину, но оттого не утратившее правоты изречение из всех девушек, трудившихся не покладая рук в агентстве «Мотылек», с наибольшей яркостью проявило себя в жизни Аделы Элинор Шае – циркачки Нелл, Лолиты.
Аделу как магнитом тянуло к господам в возрасте, охочим до неопытных девушек, олицетворением которых она с полным правом и могла считаться.
Вначале был упоминавшийся ранее Гельмут Кросс.
Связь с ним оказала на судьбу Аделы воздействие не только материальное. Благодаря ей девушка осознала, что наделена способностью пробуждать в мужчинах эмоции, весьма отличные от тех, которые пробуждает просто красивая женщина.
Знаток астрологии сказал бы, что Адела окружена «аурой девственности».
Во всяком случае, именно такой она стала видеть себя в глазах встречавшихся ей в жизни мужчин.
Адела находила это сперва просто забавным, поскольку на самом деле «девственность» облика отнюдь не отражала «девственности» души, вмещавшей страсти куда как не детские.
Потом она начала понимать, что обладает замечательным даром соблазнять и что этот ее дар можно и нужно всячески использовать для своего удовольствия.
Мужчины в летах вызывали в Аделе особый интерес. Ведь кому не известна непредсказуемость женского характера, руководствующегося принципом отсутствия каких бы то ни было принципов и совершающего поступки, противоречащие представлениям о самой элементарной логике.
Пожилые воздыхатели одновременно забавляли и трогали девушку своей наивностью, своим желанием нравиться ей, желанием всегда «производить впечатление».
Она же в свою очередь старалась потакать им во всевозможных прихотях и капризах, получая удовольствие от того эффекта, которое производило на мужчин ее игривое покорство и уступчивость, доходившая порой до самоуничижения.
* * *Телефон зазвонил ровно в десять.
Было начало пасмурного воскресного дня, и Аделе очень не хотелось вставать, хотя она слышала и телефон, и то, как расторопная служанка снимает трубку и что-то тихо объясняет.
Она проспала еще минут двадцать, после чего все же встала и направилась в душ.
Встретившаяся ей в коридоре служанка, придав своему голосу заговорщический тон, сообщила, что звонил господин Лемингтон. Она ответила ему, что «мисс Шае еще спит, так что попробуйте где-нибудь через час».
Венс Тимоти Лемингтон был акционером сразу трех преуспевающих американских компаний и держателем пакета акций еще одной лондонской фирмы, специализирующейся на торговле недвижимостью.
Ему было около шестидесяти.
Дети его, сын и дочь, давно обзавелись собственными семьями, жили в Европе и отца навещали разве что на Рождество, да и то скорее не ради него самого, а ради своих детей, то есть внуков Венса, которым доставляло истинное удовольствие пребывание в сказочном доме деда, построенном еще в прошлом веке в стиле доброй старой Англии, откуда Лемингтоны и вели свой древний род.
Отойдя от непосредственных дел и довольствуясь отменными дивидендами, которые с завидным постоянством приносили ему упомянутые акции, Венс Тимоти Лемингтон не терял времени даром и увлеченно совершенствовался во многих областях. Отличный охотник, заядлый коллекционер экзотических бабочек и вообще всякой засушенной живности, неплохой фотограф и даже журналист «по случаю», он все больше и больше внимания уделял теперь своей физической форме.
Вообще господин Лемингтон был одним из тех незаурядных мужчин, которые довольно рано «стареют», то есть теряют волосы, отпускают бороду, надевают очки, но зато таким образом как бы «консервируются» на многие годы, оставаясь тридцатипятилетними и в двадцать пять, и в пятьдесят пять лет.
Женщины, пекущиеся о постоянстве в интимной жизни и знающие цену настоящему мужчине, а не ищущие сиюминутного удовольствия в объятиях кого попало, наивно полагая, что тем самым отсрочат наступление неизбежной дряхлости, предпочитают именно такой тип.
У господина Лемингтона была законная жена, вторая по счету и не родившая ему ни одного ребенка, но с полным правом играющая на Рождество роль доброй бабушки.
Именно ее присутствие в доме и накладывало на отношения между Аделой и Венсом столь необходимые для поддержания взаимного интереса ограничения. Не будь госпожи Лемингтон, которую по забавному совпадению тоже звали Нелл – только не от Элинор, а от Хелен, – привязанность к маленькой Аделе вполне могла бы подвигнуть Венса на решительные действия, целью которых было бы привязать девушку к себе пусть даже официальными узами.
Хелен была младше супруга всего на три года.
О существовании Аделы она не догадывалась, а знала. Поскольку Венс не умел и не хотел ни из чего делать тайн в силу завидной привычки всегда ощущать себя на коне благодаря хотя бы все тем же финансовым средствам. Хелен же тонко чувствовала, что для нее идти на принцип и рвать с мужем отношения – далеко не лучший выход. Компромисс ее вполне устраивал. Мужа она никогда по-настоящему не любила, а женская гордость – ну, с этим уж она как-нибудь справится сама.
Утренний звонок Аделе мог означать только то, что Венс хочет ее сегодня же видеть. Просто так он никогда ее не беспокоил.
А может быть, не хотел беспокоиться сам, потому что об увлечениях девушки, к которым следовало отнести ее участие в работе «Мотылька», он был осведомлен и втайне переживал, негодуя по поводу легкомыслия возлюбленной, легкомыслия, которое, с другой стороны, всякий раз, когда он об этом думал, наполняло его страстным трепетом желания, поскольку оно являлось в понимании Венса неотъемлемой частью ее детского характера.
В свою очередь свободное поведение девушки давало ему самому повод относиться к ней соответствующим образом и предъявлять такие требования, на какие он никогда бы не отважился, будь она просто соблазнительной киской двадцати двух лет.
