Рут Уинд - Музыка ночи
ЛЮБОВНИКИ
Ночной воздух был плотным, как ткань, и горячим, как вода для купания, а лес стоял темный и таинственный. Это немного пугало ее, но она знала, куда идти.
Чья-то рука стащила ее с тропинки, и она вскрикнула от удивления, пока его рот, голодный и щедрый одновременно, не накрыл ее губы, заставив позабыть о страхе. Они упали под раскинувшую сучья сосну, где было уже постелено одеяло.
— Ты подумал обо всем, — прошептала она.
— Я скучал по тебе, — сказал он, целуя ее рот, потом лицо и глаза. Его бедра прижимались к ее бедрам.
— Я тоже. — Она обхватила его голову, притягивая и целуя. Потом оттолкнула его и села верхом, прижимаясь к его напряженной плоти. — Давай я покажу тебе как, — сказала она и медленно, чувственно расстегнула блузку, обнажив не стесненную ничем грудь.
Он застонал и потянулся к ней, а она стряхнула блузку с плеч, выгибаясь, чтобы прижаться своим жаром к нему снизу, а грудью — к его ладоням. Она вскрикнула, когда он сел и притянул ее ближе, задрожала, чувствуя, как его руки скользнули по ее голой спине, сдвигая ткань юбки и трусиков. Почти рыдая от желания, ощущала, как он освободил себя и нетерпеливо рванулся вперед, соединяя их. Путаница ее одежды, царапанье его джинсов о ее колени только добавляли чувственности, но ничто, ничто не могло сравниться со вкусом его рта, его языка, пляшущего на ее губах, когда он был там, глубоко внутри ее. Он поднял руку, застонав.
— Я люблю тебя! — Он двигался, выдыхая слова, прижимаясь губами к ее груди. — Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.
А когда произошло их разъединение и они лежали, задыхаясь, мокрые от пота, прижавшись грудью друг к другу, он обнял ее.
— Я не вынесу этого!
Она уткнулась лицом ему в шею и сдержала плач. Чтобы смолчать и не умолять его остаться, сказала единственное, о чем могла думать:
— Я люблю тебя.
Это не выражало всего. Это были легковесные слова, которые люди употребляют для колы и туфель. Они не смогли передать то ощущение света, которое наполняло ее грудь при одной только мысли о нем, передать всю его болезненную и радостную глубину.
Он поднял голову и взял ее лицо в ладони, целуя ее мягко, нежно, медленно.
— Мы что-нибудь придумаем, — сказал он.
И она позволила ему верить в это, так же как тысячи поколений женщин до нее.
— Да, — ответила она.
Потому что любила его. Потому что он хотел услышать это. Потому что правда разбила бы ему сердце и заставила отказаться от своего выбора.
Она любила его и поэтому пожалела.
Глава 12
Блю чувствовал себя полупьяным и поглупевшим от страсти мальчишкой. Он и забыл, как это интересно. Рядом с ним в небольшой кабинке сидела Элли, от которой пахло шампунем и кофе. Ее бедро касалось его в идеальном сочетании невинности и соблазна. Когда они с Доком беседовали, Блю наблюдал, как с быстротой ртути менялось выражение ее лица. Он восхищался тем, какая гладкая у нее кожа, думал о том, как намотает черный локон на свой палец. Но в основном думал, как поцеловать ее.
Вся проблема в том, что ее тревожит его репутация. Он нахмурился, глядя в стакан с чаем. Как же это случилось? Ему придется поговорить кое с кем из местных женщин. А пока он просто докажет мисс Элли Коннор, что он вовсе не кобель. Он гордится собой, потому что в музыкальном клубе ограничился малым количеством выпивки, а вчера вообще не испытывал соблазна открывать бутылку. И пока что ничего ужасного не произошло.
Выйдя из ресторана и шагая бок о бок с Элли к грузовичку, он спросил:
— Значит, ты думаешь что Бинкл может быть именно тем парнем?
— Не знаю. И хуже того, не имею представления, как это выяснить, не расспрашивая людей, которые могли знать мою мать. — Казалось, ей стало неприятно от этой мысли. — Я пока не хочу этим заниматься.
Он остановился на тротуаре, чтобы посмотреть на нее.
— Знаешь, я уверен, что они все были бы счастливы тебе помочь. И не оченьто понимаю, почему ты так старательно все это скрываешь.
Она наклонила голову. Носком туфли поводила по разметке на тротуаре.
— Не знаю. — Посмотрела через плечо и отодвинулась, чтобы дать пройти какой-то женщине. — Это сложно объяснить.
Он взял ее за руку и повел к скамейке, которая стояла под ореховым деревом.
— Посидим здесь?
— Может, я не… — Она насупилась. — Позволь, я сделаю это через Интернет. Мне так будет легче.
Блю никогда не видел ее настолько смущенной. Она сидела на краю скамейки, положив сумочку на колени и отвернувшись. И из-за того, что он испытывал желание, из-за того, что на всей земле не было сейчас человека, с кем бы он предпочел здесь находиться, он сказал:
— Я бы хотел услышать это от тебя. По Интернету можно, но это не по-настоящему. верно?
Она взглянула на него, сморщившись.
— Ты жутко приставучий, Блю Рейнард, знаешь об этом? — Он рассмеялся:
— Да, мэм.
Сплетя пальцы, она вздохнула и сказала:
— У всех остальных детей в школе были мамы и папы. Я жила в маленьком городке, там никто не разводился. И вот я воспитывалась у дедушки с бабушкой, и все знали, что моя мать сбежала и вернулась домой беременная. Это было ужасно неловко.
— Ты в этом не виновата.
Она раздраженно помычала и посмотрела на него, как бы говоря: "Спустись на землю".
— Ты же сам живешь здесь всю жизнь. И все прекрасно понимаешь.
Он, признавая ее правоту, поднял плечо.
— Мое настоящее имя было Бархат, и каждый год кто-нибудь слышал об этом впервые, — проговорила она с многострадальным видом, но он расслышал в ее голосе и веселые нотки, — и несколько дней все вокруг дразнили меня "бархатным кондомом". — Она не улыбалась, но ее ноздри задрожали.
Блю захохотал.
— Ой, конечно. Смейся, смейся, — сказала она, но и сама не сдержала улыбки.
Он заставил себя остановиться. Положил ладони на ее руку.
— Бархат, да?
— Даже хуже. Бархатный Закат. Абсолютно хипповское имя.
Он расплылся в улыбке.
— Бедная Элли.
— Да, да. Дети это любят, и я не единственная, кого дразнили. Но некоторые мамаши и учителя меня жалели. — Ее глаза сузились. — Это я ненавидела. Как будто со мной было что-то не в порядке из-за того, что я не могла назвать своего отца.
Элли не смотрела на него, когда говорила, и Блю заметил на ее щеках пятна персикового цвета, внутренний жар сильных эмоций. Он понял, что ее сдержанность дорого ей достается, и для нее будет опасно открыть слишком многое и сразу.
