Памела Джонсон - Решающее лето
Вернулась миссис Шолто, задыхающаяся и решительная, с плотно сжатыми губами.
— Чармиан, — сказала она, — ты не должна думать то, что, я уверена, ты подумала об Эване… что будто… будто он не совсем трезв.
— Что же с ним в таком случае? — спросила Чармиан с пугающей вежливостью.
— Он нездоров. У него острое пищевое отравление… — Старая леди вся дрожала. Крепко стиснутые руки были иссиня-бледные, как снятое молоко.
— Мама, Эван мертвецки пьян, и вы это отлично знаете. Он возвращается пьяным каждый вечер, и вас это тревожит не меньше, чем меня. Не лучше ли, если мы будем смотреть правде в глаза?
— Он обедал с мистером Паркером. Они заказали эскалопы, и Эван сразу же почувствовал себя худо. Он мучился весь день, ты просто не понимаешь, как ему плохо.
— Его вырвало, вы это хотите сказать? — спросила Чармиан с равнодушием ветеринара.
— О, как ты зла, Чармиан! — воскликнула старая леди, и слезы заблестели у нее на глазах — Ты не должна так говорить о нем. Он твой муж, и он болен. Ему нужна врачебная помощь.
— Сомневаюсь, чтобы Эван согласился показаться в таком виде врачу, — вмешался я.
— Он очень не любит их, это верно. Всегда не любил. Но если бы вам удалось уговорить его.
— Я не собираюсь говорить с ним сегодня, — категорически заявила Чармиан и, собрав грязные чашки, ушла в кухню.
Миссис Шолто посмотрела на меня. В глазах ее были настороженность и вопрос. Она хотела знать, может ли она и дальше играть эту комедию.
— Вам ведь тоже не очень хочется вызывать врача? — сказал я — Вы прекрасно знаете, что он скажет.
Она бессильно упала на стул.
— Это она виновата. Она сделала его несчастным.
— Тогда почему он не дает ей развод?
— Нет! — сказала она — Нет и нет. В нашей семье такого не бывало. Они венчались в церкви, они должны снова научиться быть счастливыми.
— Они никогда не будут счастливы, — сказал я.
— Вы хотите сказать, что она даже не попытается? Вы это хотите сказать? Она нарочно делает его несчастным, поэтому он, поэтому он…
— Пьет, — помог я ей.
Я мог бы сказать ей сейчас все, что думал о ней и ее сыне, о том, почему они ни за что не согласятся выпустить из своих рук Чармиан, но у меня не хватило смелости. Мы не подозреваем насколько мы трусливее, чем сами думаем. Наша способность действовать порой почти равна нулю. Обличение в духе третьего акта драмы столь же претит нам, как и дешевые остроты. Мы только думаем, что способны на это. Не видя миссис Шолто, я думал о ней как о паразитирующей, злобной старухе. Когда же видел ее, то невольно испытывал жалость и трусливо пасовал перед старостью при виде этого дряблого подбородка, резких складок у рта, хрупких, почти бескровных рук. Сама правда отступила бы перед подобной беззащитностью.
— Вы должны остановить его, — сказал я.
— Я никогда не могла остановить его, он всегда делал что хотел. Это вы должны заставить Чармиан вести себя иначе. — И слезы бессильного гнева брызнули из ее глаз. — Она очень, очень злая.
Я понял, что спорить бесполезно, и отправился искать Чармиан. Она снова сидела у кроватки Лоры, еле различимая в полумраке спальни. Она сменила платье на длинный красный халат, и ее черные волосы струились по плечам, как темная вода. Редкие блики света падали на алые складки халата и золотую цепь, которую Чармиан забыла снять, на темные с каштановым отливом волосы, и это напомнило мне полотна Гонтхорста или Сурбарана. Мне вдруг показалось, что Чармиан получает известное удовольствие от драматизма обстановки.
— Я думаю о Хелене, — прошептала она. — Как бы поступила она?
— Ушла бы, вот и все.
— Нет. Что сделала бы она, если бы не могла уйти?
— Все равно ушла бы.
— Не говори так громко, разбудишь Лору. Клод, тебе не следует начинать этот разговор с Эваном.
— Почему?
— Сначала я сама с ним поговорю. Если не поможет, тогда я, может быть, попрошу тебя. — Она минуту-две молчала. Запах парафина показался мне слишком сильным, и я прикрутил фитиль лампы. Громко тикали часы, отсекая время, как удары топора.
— Она все еще продолжает утверждать, что Эван отравился?
— Нет.
Слава богу. Бедная старуха. Теперь она уберет за ним, чтобы Агнес завтра утром, не дай бог, не увидела.
Чармиан устало поднялась, тяжело опираясь на кроватку Лоры. Она потянулась, высоко вскинув руки.
— Лучше уж мне это сделать. Зачем обманывать себя? Ведь никуда не денешься, он мне все-таки муж.
— Что ты собираешься делать?
— Убрать за ним, — сказала она с гримасой отвращения.
— Не смей, слышишь! Лучше уж я. Я не брезглив.
Она запротестовала, но я отправил ее спать, а сам, совершенно подавленный всем случившимся, направился в ванную. Здесь уже было чисто, хотя отвратительный резкий запах еще не выветрился. Мокрый кафель блестел. В углу я обнаружил грязную тряпку, которую Эван забыл выбросить, и, взяв ее кончиками пальцев, вышел в кухню, чтобы бросить в топку.
Вошла миссис Шолто.
— Что вы делаете, Клод?
Я объяснил ей.
— Эван сам все убрал. — На ее щеках вспыхнули темные пятна. То, что Эван пьет, могло огорчать и сердить ее, но не казалось столь постыдным, как то, что в пьяном виде он мог быть грязным или отвратительным. Это было для нее мучительнее всего.
— И тем не менее — сказал я и, захватив чистую тряпку и дезинфицирующий раствор, опять ушел в ванную. Лишь после этого я зашел к Эвану. Он спал, улегшись прямо в одежде на кровать.
— Столько сейчас случаев пищевого отравления, — в отчаянии лепетала миссис Шолто, когда я собрался уходить. — Столько людей стали жертвами. Мне так неприятно, что вам пришлось этим заниматься. Благодарю вас, Клод.
— Если утром ему не станет лучше, пригласите доктора Стивенса, — сказал я.
— Эван еще так молод.
— Он достаточно взрослый человек, чтобы отвечать за свои поступки.
— Вы, должно быть, считаете, что я не понимаю.
— Я знаю, что вы все понимаете, и мне вас жаль. Но…
— Вам жаль меня? — вдруг перебила она. И легкая ироническая усмешка мелькнула на ее губах.
— Да, жаль. Но жалости не станет, если вы не поможете Чармиан.
— Что я могу сделать?
— Уговорите Эвана дать ей развод.
— Нет, — сказала она твердо и совершенно спокойно, словно теперь все зависело только от нее. — Я никогда этого не сделаю.
И словно назойливого коммивояжера, она выставила меня на лестницу, закрыла за мною дверь и, как бы окончательно закрепляя свою победу, накинула цепочку.
Как всегда, когда невзгоды Чармиан особенно удручали меня, я искал утешения у Элен. Мы ужинали у Гвиччоли, и я наконец рассказал ей все о себе, Мэг и Сесиль.
