Ребекка Кэмпбелл - Рабыня моды
Никогда не видела такого выражения лица своей подруги. Я могла ожидать слезы, грусть, смирение, шок или признание поражения. Но ничего этого не было. Нет, она смотрела на меня с холодной яростью! Я бы гордилась таким выражением лица.
В этот момент и Родди заметил Веронику, его рука с волшебной скоростью оставила мою блузку, но было уже поздно.
— Родди, выйди, пожалуйста. Я хочу поговорить с Кэти.
Родди молча, не поднимая головы, повиновался.
— Вероника, я знаю, как это выглядит, но разреши мне все объяснить.
— Заткнись, Кэти. Я слушала тебя в течение двадцати лет, теперь моя очередь говорить. Я поверила тебе, когда ты отрицала свою связь с тем французом и с водителем фургона. Все говорили мне, что ты сволочь, а я защищала тебя. Лишь я одна! Все эти годы, Кэти, я мирилась с твоим эгоизмом, заносчивостью и мелкими злобными выпадами, а ты считала, что я их не замечаю. Я наблюдала, как ты идешь вперед по головам других людей. Видела, как ты лжешь, крадешь, манипулируешь и смотришь на многое сквозь пальцы. Но я надеялась, что в глубине души ты хороший человек. И все из-за одного доброго поступка в прошлом, когда ты спасла меня из…
— Да, да, из бака с глиной.
— Так вот, Кэти, думаю, я отдала тебе долг. И знаешь, я довольна, что застукала тебя с Род ди. Теперь мне известно, какая ты на самом деле, настоящая Кэти Касл. Ты сука и потаскуха. Роксанн говорила, что ты пыталась соблазнить Алана…
— Алана? Ты плохо обо мне думаешь, я дизайнер, а не социальный работник. Я не прикоснулась бы к этому придурку без хирургических перчаток.
— Я верю тебе. Потому что он не слишком хорош для тебя, правильно?
— Слишком правильно.
— Но Родди вполне соответствовал, и ты решила заполучить его, несмотря на то что… знала, что я… что я… — И в конце концов она не выдержала и расплакалась, растирая кулаками слезы, как маленькая девочка.
Что я могла сказать? Только по пытаться снова все объяснить и выбраться из этой неприятной ситуации:
— Вероника, прошу тебя, пожалуйста, послушай. Я была расстроена, потому что получила отказы отовсюду, куда направляла письма. Я сидела здесь одна, и Родди пришел успокоить меня. А потом он начал прикасаться ко мне. И когда ты вошла, я только успела сообразить, что происходит. Это он виноват, я не соблазняла его, клянусь тебе!
— Стоп, стоп, прекрати! — закричала Вероника. — Почему ты должна все испортить? Зачем ты тащишь всех вместе с собой в грязь? Я знаю, что это ты, ты во всем виновата! А Родди здесь ни при чем. Я хочу, чтобы ноги твоей тут не было! Выметайся навсегда. Не желаю тебя больше видеть, никогда в жизни! Ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя!
Открылась дверь, и вошли Роксанн и Трейси, испепеляя меня взглядами, достойными горгоны Медузы.
— Посмотри, что ты наделала! — фыркнула Роксанн. — Мы позволили тебе жить здесь, а ты нагадила. Ты завлекала Алана, а он не захотел тебя, поэтому ты переключилась на Родди. Ты здесь никому не нужна, ты нам не нравишься, и нас не волнует, если ты сдохнешь на улице. Проваливай отсюда и оставь нас в покое!
Это было забавно, честно говорю вам, очень весело: меня выгоняют из лепрозория! Эх, устроила бы я этому сборищу умалишенных! Но не могу, не сейчас. Второй раз я была вынуждена умолять злейших врагов:
— Но что же мне делать? Мне некуда идти.
— Убирайся к черту! — завопила Трейси. — Я вызову такси.
— Нет, — возразила Вероника, глядя на своих друзей, сплотившихся вокруг, — ты можешь поехать домой, Кэти, домой!
И с этими словами она откинула назад голову и расхохоталась как ненормальная!
Глава 13
Кэти с тоской вспоминает прошлое
«Домой, домой, домой!» — только Вероника могла знать, что эти слова звучат для меня как колокол, оплакивающий смерть моей души. Под «домом» она подразумевает не квартиры, где мне довелось жить в Лондоне, а омут скуки, место, которое наводит такую же тоску, как солонина в Нью-Йорке и соляные шахты в Сибири. Это место — Ист-Гринстед.
Поэтому, думаю, пришло время рассказать вам подробности прежней жизни Кэти Касл. Вы узнаете о зловонной компостной куче, к которой я испытывала отвращение и потому с радостью перебралась подальше от нее. Мне неприятно вспоминать те времена, поэтому прошу вас проявить все сострадание и понимание, на какие вы способны.
Ист-Гринстед. Разве в городе с таким названием может произойти что-нибудь хорошее? Я жила там первые восемнадцать лет жизни, хотя слово «жила» кажется мне неподходящим.
С чего начать? Мои родители вполне разумные люди. Вы, вероятно, догадались, что у меня не было ни братьев, ни сестер. Я поздний ребенок, и они безумно любили меня. Им пришлось вкалывать в течение многих лет, чтобы в хаосе вселенной создать маленькое убежище, где всегда царил порядок. Они называли наш дом — номер сто тридцать девять по Ахиллес — Маунт — «Прекрасный край». И в этом земном Эдеме на свет появилась я: дитя Адама, Евы и змия-искусителя. Мои родители мечтали о том, чтобы я осуществила все их надежды, но делали это так кротко и беспомощно, что меня это скорее раздражало, чем обременяло. Я была принцессой, а мои родители — горошинами. Мне приходилось проявлять необычайную изобретательность, чтобы найти способ посильнее обидеть их.
Мои слова звучат безжалостно, и до конца этого рассказа вы узнаете еще более жестокие вещи. Но помните, пожалуйста, мой рассказ — это взгляд на моих родителей глазами эгоистичной, скучающей, умной, легкоранимой девочки-подростка. Ее жизнью руководила не ненависть, как может показаться, а смущение, которое часто выглядит, звучит и ощущается как ненависть. А глубоко в душе, признаюсь вам, я чувствовала любовь.
Мама, моя бедная мама.
Я расскажу вам о том, что меня больше всего раздражало в ней.
1. Когда она шла по улице, то вслух читала названия магазинов: «Вулворт», «Смедлиз — семейный мясной магазин», «В.Х. Смит» и так далее, пока улица не заканчивалась или я не толкала ее в бок. После многих лет ворчания, от которого она вся съеживалась, мне в итоге удалось добиться, что она перестала произносить названия вслух, но ее губы по-прежнему шевелились, образуя ненавистные мне сочетания.
2. Она писала письма с благодарностью производителям порошков, чистящих средств для дома и бакалейных товаров.
3. Она соглашалась со всем, что бы ей ни говорили.
Согласна, я поступала нехорошо. И кто из нас может вынести холодный пронизывающий взгляд подростка? В душе моей матери царили только доброта и печаль, но к шестнадцати годам моим любимым занятием стало придумывать по вечерам различные способы, как заставить ее исчезнуть из моей жизни. Похищение организацией «Хезболла» или пришельцами, арест и тюремное заключение за контрабанду кокаина — ни один из этих способов не мог мне помочь.