Джулия Гарвуд - Жар желания
Она так и не поняла, кто снял с нее пижаму. Наверное, она сама, но и Сэм тоже помогал…
Он снова и снова приникал к ее губам и застонал, ощутив прикосновение ее мягких грудей. Когда ласки стали еще более чувственными, она дернула его за волосы и взмолилась, чтобы он перестал ее терзать.
— Отнеси меня в постель! — потребовала Лайра.
Дважды ему пришлось зажимать ей рот губами, когда она билась в оргазме. Его собственная разрядка оказалась такой мощной, что он словно потерял рассудок и едва не выкрикнул ее имя, но вовремя опомнился, и застонал, прижимаясь губами к ее шее.
Несколько долгих минут они льнули друг к другу. Потом Сэм нежно поцеловал ее в лоб, пожелал спокойной ночи и ушел.
Лайра услышала шум воды. И призналась себе, что изнемогает от желания. Конечно, он должен уйти к себе, но ей так хотелось, чтобы он провел ночь с ней.
До нее вдруг дошло, что она стала слишком зависеть от этих мгновений. Ничего хорошего в этом нет. Совсем ничего. Она не хочет засыпать, тревожась о подобных вещах.
Поэтому Лайра сосредоточилась на позитиве. Вспомнила его улыбку, при виде которой она неизменно и счастливо вздыхала. Вспомнила, как он присматривал за ней. И как был спокоен перед лицом беды.
Она уже засыпала, когда Сэм скользнул в постель и улегся лядом. Лайра приоткрыла глаза. Пистолет лежал на тумбочке. Значит, он намеревался остаться на ночь. Нежась в его объятиях, она с улыбкой заснула.
Проснулась Лайра от грохота. Со сна ей показалось, что началось землетрясение. Казалось, дом содрогался. Она вскочила и огляделась. Сэма в комнате не было.
Лайра не сразу сообразила, что стук довольно ритмичен. И доносится снизу.
О, только не это! Неужели Харлан опять за работой? У Джиджи уже достаточно полок, чтобы открыть обувной магазин! Куда еще больше!
Будь Лайра и Джиджи одни в доме, она спустилась бы вниз в одном халате. Но в доме двое мужчин, и при виде внучки в столь неподходящем наряде у Джиджи будет сердечный приступ! Сердито бормоча себе под нос, Лайра приняла душ, натянула синюю юбку и белую блузку и уже хотела спуститься, когда появился пришедший за ней Сэм. Увидев рот, растянувшийся в широкой улыбке, Лайра мгновенно насторожилась:
— Что там?
— Пойдем и увидишь.
Лайра пошла на грохот и увидела, как Харлан пробивает гигантскую дыру в стене спальни Джиджи. Он повесил пластиковую занавеску, чтобы не слишком напылить. Завидев Лайру, Харлан поднял маску и помахал рукой, но тут же вновь принялся за работу.
Несколько секунд Лайра простояла, как в ступоре, прежде чем повернуться и войти в кухню. Она наливала себе апельсиновый сок, когда появилась Джиджи.
— Доброе утро. Ты проспала. Уже почти девять.
В дверях стоял прислонившийся к косяку Сэм. Лайра выдвинула стул и села.
— Харлан опять делает полки?
— Нет, дорогая. Мою комнату страха. Иными словами, убежище.
Лайра вскочила, едва не сбив стакан с соком.
— Что?! Что такое?
— Убежище, укрытие… Ты, разумеется, знаешь, что это означает?
Лайра беспомощно плюхнулась на стул и уставилась на Сэма.
Тот пожал плечами.
— Я пытался объяснить твоей бабушке, что она чересчур бурно реагирует на происходящее…
Джиджи с беспокойством смотрела на внучку, ожидая услышать ее мнение.
— Мне кажется, это прекрасная идея.
— Вот видите, Сэм! — воскликнула Джиджи улыбаясь. А затем отправилась посмотреть, что успел сделать Харлан.
Сэм оседлал стул, покачал головой и констатировал:
— Комната страха…
— Да, знаю. Почему нет? Дом, как видишь, маленький, а в спальне есть чулан, которым Джиджи не пользуется. Так почему бы не построить укрытие? Тем более что она будет спокойнее себя чувствовать.
Сэм потер затылок и расхохотался:
— Немного погодя я наведаюсь к ее соседке и запугаю, заставив признаться, что это она сгубила цветы Джиджи. Не пойму, почему так удивился, услышав про комнату страха. По сравнению с кражей святой воды это чепуха.
Джиджи просунула голову в дверь:
— Лайра, Сэм, хотите тосты?
— Нет, спасибо.
— Сэм, дорогой, ты рассказал Лайре новости?
— Собирался.
Джиджи снова исчезла в коридоре, а Сэм обернулся к Лайре.
— У нас новости? — спросила она. — Харлан еще что-то сколачивает?
— Твои братья звонили Джиджи. Хотят, чтобы она приехала на ранчо. Твои братья слышали о взломе… то есть обо всем.
— Что еще они слышали? — вскинулась Лайра. — Кто им сказал?
— Агенты ФБР появились на ранчо и забрали коробки, помнишь? — ответил Сэм, предупреждая дальнейший взрыв.
— Им обязательно было рассказывать все?
— Да, если они хотели забрать коробки. Не могли же они унести чужие вещи, не объяснив причины!
— Мне следовало самой им позвонить.
— Джиджи сказала, что они скоро свяжутся с тобой.
— Я все улажу, — пообещала Лайра, хотя сознавала, что ей предстоит долгий спор. Это ее старшие братья, которые не могут смириться с тем, что она выросла и вправе принимать собственные решения.
— Есть еще кое-какие новости, — сообщил Сэм, когда Джиджи вернулась с пустой кофейной чашкой. Они неловко переглянулись.
Вот это да!
— И что еще?
— Твои родители тоже знают.
Лайра устало обмякла.
— Откуда?
— Твой отец позвонил на ранчо, когда там были агенты, и экономка все ему выболтала. Он и твоя мать приезжают сегодня днем.
Джиджи и Сэм ждали реакции Лайры. Она ничего не сказала. Только лицо налилось кровью, а подбородок упрямо выдвинулся вперед.
Она медленно отодвинула стул и встала.
— Куда ты? — поспешно спросил Сэм, когда она выходила из кухни.
— Сказать Харлану, чтобы поспешил с комнатой страха, — бросила она, не оборачиваясь.
Глава 28
Миссис Эдит Кастман сложилась, как карточный домик.
Она как раз копалась в саду, так что Сэму не пришлось стучать и представляться агентом ФБР. Вместо этого он спокойно вошел во двор, похвалил ее цветы и сообщил, что сам немного садовничает, но, конечно, ему до нее далеко, и что хотел бы попросить совета.
Миссис Кастман с подозрением оглядела его:
— Вы иностранец?
— Да.
— Надеюсь, вы здесь не для того, чтобы отбирать работу у американцев?
— Разумеется, нет.
Она сняла очки и вытерла линзы передником. От ее ноздрей до подбородка шли глубокие борозды морщин, а уголки губ были постоянно опущены.
Сэму хватило одной секунды, чтобы определить: миссис Кастман — женщина глубоко несчастная.
— Цветы, — объяснила она, — мои радость и гордость, потому что никогда ни спорят и не говорят гадостей.
