Татьяна Алюшина - Побег при отягчающих обстоятельствах
Какое же это счастье!
У Егора было просто замечательное, распрекрасное настроение!
Да, к черту муть и глупости! Разберемся! Главное, у него есть Степан!
Но оказалось, что провести день с сыном не удастся. Проснувшийся Денис присоединился к их праздничному завтраку и огласил распорядок дня, первым пунктом которого стоял его отъезд в Москву вместе со Степкой и всей кучей его подарков.
– Зачем Степке-то с тобой ехать? – не понял Егор. – Поедет с Викой вечером.
– Мало ли что, может, ей уматывать придется или покрутиться по Москве да по пробкам. Вчера эти орлы наверняка записали номера всех увиденных ими машин, в том числе и «ровера».
– Могут возникнуть сложности? – насторожился Егор.
– Вряд ли, но подстраховаться не лишне всегда. Да и у Вики руки будут развязаны, если что.
– Может, тогда нам стоит сейчас всем уехать?
– Нет, – возразил Денис. – Пока вы здесь сидите, они посидят в машине, и у меня на троих резвых ребяток в Москве будет меньше.
– Подожди, подожди, друг мой Лаврентьев, а не сводничеством ли ты сейчас занимаешься? – спросил подозрительно Егор.
– Ни боже упаси! И в мыслях не было! – изобразил возмущенную невинность Денис. – Но раз зашла об этом речь, то думаю, что побыть в спокойной обстановке и поговорить вам не мешает.
Вика проспала отъезд Степки с Денисом.
Степан все порывался пойти к мамочке и попрощаться, пробираясь по лестнице на второй этаж, но мужики вылавливали его по очереди, удивляясь прыткости и изобретательности ребенка в попытках проникнуть наверх, и объясняли, что с мамой они увидятся вечером, так что прощаться не обязательно.
Закрывая ворота за машиной Дениса, Егор думал, что поговорить им с Викой действительно надо, как-то сгладить тот осадок на душе от нелепости случившегося с ними тогда, объяснить, может, что-то друг другу. Бог его знает!
Но разговор не получился.
Вика проспала почти до обеда, потом долго плескалась в ванной.
– Будешь обедать? – спросил Егор, когда она спустилась вниз.
– Минуя завтрак? – усмехнулась она. – Буду. А где народ?
За обедом Егор поведал ей план действия, выдвинутый Денисом, в соответствии с которым их сын Степан уже отбыл в Москву.
Вика почувствовала, поняла, что Егор хочет поговорить, продолжив их ночные откровения, но она не могла, просто не могла! Подскочила и почти бросилась мыть посуду.
Что, что, ну что можно обсуждать?!
Весь идиотизм ситуации, которая произошла пять лет назад! Ну, произошла, и что теперь с этим поделаешь?! Нешто утопиться?
Ни-че-го!
В данный момент есть так, как сложилось, и ничего с этим не поделаешь, и не изменить уже ничего, и виноватых не найдешь, как бы ни хотелось их найти!
Чтобы избежать ненужных обсуждений и на корню предотвратить любые попытки Егора поговорить, Вика развила активную деятельность, убирая весь дом снизу доверху, аргументируя свои действия пытавшемуся остановить ее Егору тем, что нельзя же вот так пожить у людей и уехать, оставив беспорядок!
Она вымыла и вычистила всю кухню, рассортировала продукты: что оставить, что взять с собой. Не обнаружив больше никаких дел в доме, Вика ринулась на участок наводить порядок после вчерашнего праздника.
Егор понял, от чего она так активно бежит, и прекратил всякие попытки ее остановить.
К вечеру она так устала и перепачкалась, что ей опять пришлось идти в душ.
– Ну что! – бодрым голосом спросила Вика, спустившись по лестнице в гостиную, добавив к вещам, сложенным для отъезда у входа, свой боевой рюкзак. – Пора уезжать!
Егор пристально посмотрел на нее, помолчал несколько секунд и согласился:
– Да, пора!
И шагнул к ней, взял в кулак ее волосы, собранные в хвост на затылке, запрокинул ее голову и поцеловал.
«А вот этого делать было не надо!» – запоздало подумал он, понимая, что не сможет остановиться! Ох, совсем не надо было целовать Викторию Шалую!
Он не планировал этого! Он не собирался ни целовать, ни соблазнять, ни ошеломлять ее напором! Он просто хотел пресечь ее попытки убежать от всего недоговоренного и от него!
И он не ожидал, даже не предполагал, что, как только поцелует ее вот так сильно, отчаянно, по-настоящему, то уже не сможет выпустить ее из рук.
Он целовал ее и знал, что, кроме выстрела в упор, его не сможет сейчас становить никакая сила! Ни за что!
Он все забыл и все вспомнил!
Он вспомнил, как летел в самолете и прикрывал чресла пиджачком. Но глазастая стюардесса заметила его состояние и, посматривая на него, улыбаясь, старалась почаще оказаться рядом, лишний раз предлагая напитки, решив, видимо, что это она ему так понравилась. А Егор закрывал глаза и видел перед собой Вику, как она выгибалась в его руках и кричала: «Егор!» Не шептала или тихо звала, а кричала, делая его еще более неистовым, хотя ему казалось, что это просто невозможно!
Он забыл, какая она! А теперь, целуя ее, вспомнил!
Он вспомнил, как она смотрела ему в глаза и отдавалась вся, без остатка, как будто он был единственным человеком на земле! И нет больше никого, даже ее, потому что в этот момент она вся, целиком, принадлежала ему!
Он готов был проклинать весь мир, и Вику, и себя, и ту безжалостную нелепость, что развела их в разные, параллельные жизни!
Воспоминания, забытые и заново переживаемые сейчас им ощущения, чувства и злость на прошедшие годы, на нее, которую носило черт-те где, только не в его постели и не в его жизни, смешались в невероятный, сумасшедший коктейль чувств. Через эту странную безумную смесь, обострившую все его восприятия, он видел четко, до каждой мелочи, как высвеченную ярким прожектором Вику, с которой он срывал одежду, как будто она горела, и себя, свои руки на ее белом теле. И их вместе, падающих на диван, не отводя взгляда друг от друга.
Он брал ее, как будто наказывал, не задумываясь, что она испытывает, а зная всем своим неистовством, что она понимает и идет за ним, не уступая ему в ярости невысказанных обвинений, в стремлении пережить вместе этот шквал эмоций и добраться туда, где они когда-то побывали вдвоем!
Он пришел в себя, отдышался и вдруг спохватился, что напугал и обидел ее. Оторвав голову от диванного подлокотника, в который упирался вспотевшим лбом, Егор попытался что-то сказать, объяснить, извиниться, наконец, но, заглянув в ее фиалковые, ставшие более темными от страсти глаза, не смог произнести ни слова.
Он вдруг абсолютно отчетливо понял, что сейчас может заплакать.
Вот так просто! От переполнявших чувств и пережитого только что потрясения.
Егор постарался объяснить ей без слов, нежно целуя. Успокаивающе поглаживая, заглядывая в глаза, но новая волна ощущений накрыла его, переплавляя нежность в страсть!
