Кимберли Рэнделл - В полночный час
— Что ты сказала?
— Я говорю, почему же они не кричали? В библиотеке всегда полно людей. Если бы хоть один из них закричал, то кто-нибудь обязательно пришел бы на помощь.
— Они были ошеломлены происходящим, но университетская полиция собирается ужесточить меры безопасности. Если у нас здесь появилась какая-то сумасшедшая, то ее обязательно найдут. — Дэнни присел на соседний стул и взял пульт дистанционного управления.
В висках у Вероники стучало все сильнее и сильнее, она не выдержала и опустила голову на согнутые в локтях руки.
Включился телевизор, и послышался гомон зрителей в зале, наблюдающих за игрой «О, счастливчик!».
Прижалась и обняла — да, именно так. Только справедливости ради надо заметить, что ни один из четырех парней не был столь неотразимым, чтобы ей хоть на секунду захотелось прижаться к нему, а тем более обнять.
Как много самомнения у этих напыщенных молодых бычков…
Вероника не заметила, как задремала. Сильные руки прикоснулись к ее шее и медленными волшебными движениями стали массировать уставшие мышцы. Ах, это же Валентин.
Приподняв веки и немного повернув голову в сторону, она заметила, что за ней стоит Дэнни. Их взгляды встретились, и девушка увидела пронзительные, горячие и невероятно голубые… Голубые? Вероника от изумления широко распахнула глаза и тут же закрыла их снова — глаза юноши были не голубыми. Видно, она точно заболела и у нее сильный жар.
Ладони Дэнни успокаивали ее напряженные мышцы.
Вероника вздохнула и провалилась в крепкий сон. Сильные руки подняли ее, перенесли на кровать и накрыли простыней.
— Хороших снов, Рыжуля, — прошептал низкий голос, и через мгновение милые губы прикоснулись к губам Вероники в долгом поцелуе. Этот поцелуй снова всколыхнул все чувства девушки, даже несмотря на ее болезнь.
Она открыла глаза, увидела, как от ее постели, облизывая губы, отходит Дэнни, и поняла, в чем дело.
Паника охватила Веронику, она задрожала всем телом и поплотнее закуталась в простыни. «Это жар, — сказала себе девушка. — Это определенно жар…»
Вероника могла поклясться, что Дэнни уложил ее в кровать, а потом поцеловал на ночь… Ах, этого просто не могло быть!
Этого и не было, поняла она, когда открыла глаза спустя некоторое время и увидела перед собой озабоченное лицо Валентина.
Валентин.
Не Дэнни. С ее рассудком все в порядке — то были просто галлюцинации, вызванные высокой температурой.
Перед ней стоял Валентин.
Он протер горящее тело девушки смоченным в холодной воде полотенцем, потом поднял ей голову и заставил выпить какое-то снадобье. Дурно пахнущая смесь обожгла горло Вероники и взорвалась, словно шаровая молния, в ее желудке. Пульсирующие волны тепла побежали по телу, успокаивая нервы и заставляя заснуть.
Как только она снова зашевелилась, Валентин повторил эту процедуру.
Сон…
Нет, это все-таки не сон, осознала Вероника, когда наконец смогла открыть глаза и приподнять свою гудящую голову.
Перед ней на постели сидел. Валентин, а на ночном столике рядом с ним стояли миска и стакан с какой-то мутной желтой жидкостью.
— Сколько времени? — прохрипела Вероника.
— Два часа ночи.
— Два? — Девушка затуманенным взором посмотрела на часы. Она заснула где-то около часа. — Черт возьми, я чувствую себя так, словно проспала целую вечность…
— Сейчас действительно два часа ночи — ты проспала целые сутки.
— Что?! — Вероника вскочила и зашаталась.
Сильные руки заставили ее снова опуститься на подушку.
— Ты больна, Вероник, лежи и не вставай.
— Но мои занятия в пятницу…
— Ты потом все наверстаешь. — Валентин ласково погладил щеки девушки.
— Но мои преподаватели! Я же никогда не пропускала занятий, они очень удивятся…
— Я оставил в двери записку твоему другу Дэнни и попросил уведомить их о твоей болезни.
— Дэнни? — Вероника собиралась еще что-то спросить, но Валентин находился так близко от нее — его теплый аромат заполнял ноздри девушки, а ладони гладили ее руки. Вероника в этот момент просто не могла ни о чем думать. Кто такой Дэнни?
— В записке я также попросил его позвонить в твою фирму и в библиотеку. Так что отдыхай, милая, ты больна.
— Но мне нельзя болеть! — с жаром воскликнула девушка. — Я никогда не болею, то есть я, конечно, простужаюсь, но никогда у меня не было ничего серьезного. — Она потерла свои слезящиеся глаза. — Ничего такого, что бы заставило меня лежать в кровати.
— Тебе необходим полный покой.
Вероника отчаянно замотала головой:
— В последний раз я болела ангиной в старшем классе средней школы!
— Тогда ты просто заслужила этот отдых. — Валентин снова заставил Веронику опустить голову на подушку, и она позволила ему это сделать, поскольку все словно сговорилось против нее — глаза слезились, в висках стучало, мышцы ныли, горло горело. Не было ни одной надежной опоры для ее упрямства.
Вероника закрыла глаза и попыталась успокоиться. Ну хорошо, она пропустила один день — контрольный опрос и три лекции, три часа работы в фирме и четыре часа в библиотеке. Но это еще не конец света. Вероника сможет сдать зачет потом, проработать две смены в библиотеке в качестве компенсации за пропущенный день, а в бухгалтерской фирме у нее были отгулы, которые она никогда не использовала…
— Выпей, — сказал Валентин и поднес к ее губам стакан.
— Фу! — воскликнула Вероника. — Пахнет жженым лимоном.
— Ты не нюхай, а пей.
Девушка зажала нос и сделала несколько глотков.
— У этой отравы и вкус жженого лимона, — сказала она, закашлявшись. — Что это такое?
— Я кое-что смешал. Это средство должно тебе помочь.
Вероника улыбнулась, несмотря на сильную головную боль:
— Какое-то волшебное снадобье из твоей прошлой жизни, датированное девятнадцатым столетием?
— На самом деле формула моего средства целиком принадлежит твоей настоящей жизни и датирована двадцатым столетием. Я нашел этот пакет в твоей аптечке. — Валентин понюхал стакан и сморщил нос. — Запах и вкус у лекарств, которые обычно готовила моя бабушка, были куда лучше, чем у этого снадобья. У бабушки Одиль была настойка, один глоток которой мог вылечить воспаленное горло и восстановить волосяной покров на груди.
— Да, это именно то, что мне нужно — волосяной покров на груди. — Вероника отпила еще один глоток противного лекарства. — Твою бабушку зовут Одиль?
— Звали, — поправил ее Валентин, убирая стакан в сторону. — Она умерла, когда мне было девятнадцать лет.
Бабушка всегда носила желтое. Желтое платье, желтую шаль, а весной желтые маргаритки в своих пепельных волосах.
