Роза Сергазиева - Чужое письмо (СИ)
- Поздравляю, Владлен Аркадьевич, - заискивающе сюсюкал перед классиком какой-то мужчиной с бородкой. - Госпремия – это долгожданное признание таланта. Я уж не говорю про сумму…
- Ну что вы, что вы, - смущенно улыбался кандидат в лауреаты. – Ведь еще ничего не решено, список только обсуждается. Могут и завернуть. Вокруг столько завистников!
- Кхе-кхе, - раздалось рядом.
- Вы ко мне?- Орлов обернулся и удивленно посмотрел на пожилую женщину, которая, кашляя в кулачок, старалась привлечь его внимание.
- Мне нужно с вами поговорить, – Люба почувствовала, как опять свинцом наливаются виски. Ох, не упасть бы в обморок прямо к ногам бывшего Ольгушкиного любовника.
Собеседник Орлова вежливо отошел в сторону.
- Я вас слушаю, голубушка, - сценарист пребывал в хорошем расположении духа. Но терялся в догадках – зачем он понадобился какой-то старушке.
- Милый вы мой, - бывшая дворничиха достала из сумки фотографию и вложила ее в руку мужчине. – Ну, посмотрите же, какая она красавица!
Орлов автоматически глянул на снимок: незнакомая девочка в белых бантах обнимает медведя… Бред какой-то… А-а-а, догадался, наконец, сценарист: перед ним очередная бабушка, жаждущая пристроить внучку на пробы. Какие кордоны не ставь, но сумасшедшие родители всеми правдами и неправдами просачиваются на студию и пытаются убедить киношников, что их чада родились звездами.
- Да, да, - быстро согласился Орлов, зная, что с безумными бесполезно спорить. – И медведь, и девочка очень даже симпатичные. Только вы обратились не по адресу. Съемочные павильоны, а вместе с ними и режиссеры – в другом корпусе. Вернитесь в центральный вестибюль и спросите у вахтера, как туда пройти.
- Это дочка Ольги Терещенко, - прошептала старуха. – Пожалейте сиротку!
На лбу у Орлова моментально выступили капли холодного пота: девочка на фотографии – ребенок его умершей любовницы Ольги?! Значит, провинциальная врушка скрыла, что у нее есть дочка. Сценарист еще раз посмотрел на снимок. С единственной целью: чтобы определить возраст малышки с бантами. Так, лет пять, не меньше. И тут же облегченно вздохнул. Заявить, что это именно его дочка, старуха не сможет, Ольга появилась в жизни литератора гораздо позже, что подтвердят в ЖЭКе.
- Ты, старая, - зашипел на женщину потерявший интеллигентский лоск Орлов, - сейчас развернешься на 180 градусов и потопаешь домой. Прекрасно же знаешь, что не я отец ребенка.
- Но вы совратили его мать, - пыталась угрожать Люба.
- Одумайся, что несешь, - навис над старухой своей громадной фигурой Орлов. – Раз у нее ребенок родился до меня, следовательно, кто-то другой с ней побаловался.
- Я пойду в партком, профком, - выдвинула последний из запасенных аргументов Люба.
- И что ты там скажешь? – сценарист поправил выбившийся из воротника рубашки яркий шейный платок. Если честно, прозвучавшая угроза, будь она исполнена, могла нанести ему непоправимый вред. Пока разберутся что к чему, госпремия может уплыть к конкурентам. Спасение в одном - в наступлении. – Что у Орлова служила в домработницах мать-одиночка? Да, служила, но я этого ни от кого не скрывал, деньги платил аккуратно, у меня все Ольгины расписки в папочку подшиты. Какие претензии? А?
- Но ведь девочка теперь, после смерти матери в детдом попадет, - всхлипнула старуха, понимая, что проделала столь долгий путь зря.
- И что здесь страшного? – Орлов понял, что выиграл партию. – Советское государство заботится о своих маленьких гражданах. Вот и не мешайте ему выполнять свою функцию, – литератор, протянув женщине фотографию маленькой девочки с плюшевым медведем, пошел прочь по коридору.
Только к вечеру Люба на заплетающихся ногах добралась до родного подъезда: где-то потерялся троллейбус нужного ей номера, потом пришлось медленно взбираться по многочисленным лестницам в метро на переходе со станции на станцию. Да еще и головная боль ни на минуту не отпускала. Зайдя, наконец, в комнату, женщина скинула тесные туфли, кофту и рухнула на диван. Она не ела целый день, только зеленым чаем угощалась у Полины, но сил подогреть кашу уже не осталось. Люба повернула голову налево – убедилась, что Лисонька сладко спит на своей кроватке в углу. Какая же у нее внучка умница, самостоятельная, хоть и крошка еще совсем. Целыми днями она одна в квартире: все соседи, получив ордера, разъехались. Хорошо, пока каникулы в школе, Люба рядом, а как быть после 1 сентября? Скорее бы уж вселился кто-нибудь в пятую комнату. Вроде девушка молодая приходила, гремела расставляемой мебелью.
Люба перевела взгляд на любимую картину на стене: домик с трубой, солнышко с лучиками, три счастливых человечка. Но… что-то изменилось на рисунке… Да, да – под человечками появились буквы! Под самым маленьким стояла большая буква «Я». Под одним из взрослых слово «МАМА», под другим - «БАБА». Ай да Луиза, научила крошку писать!
«Что же, что же делать? – Люба подложила под голову еще одну подушку – стало гораздо легче дышать.- Родной отец девочку знать не хочет. Соседи по очереди отказались ее удочерить. Вот и Орлов прогнал. Неужели Лисоньке теперь одна дорога - в детдом? – ужаснулась старая дворничиха. Нет, такого нельзя допустить! - А, будь что будет, - мысленно махнула рукой женщина, - воспитаю мое Солнышко сама. И завтра же пойду ее прописывать в свою комнату. Ольгушка с этим делом затянула, а потом и вовсе забыла. – Женщина закрыла глаза и подобрала одеяло к самому подбородку: странно – на дворе тепло, а ее знобит… К чему бы это? Но в следующий момент тело бросило в жар: – Ты, Люба, с ума сошла что ли? – долбило в голове. - Сколько тебе лет? Старая уже, ведь не успеешь ребенка на ноги поставить, помирать скоро. Такую беду на плечи крошки обрушишь. Нет, надо еще раз с Орловым поговорить. Сегодня слушать не захотел, через неделю засомневается, через месяц передумает. Капля - она камень точит».
Засыпая, Люба обратила внимание, что боль, весь день терзавшая ее, вдруг ушла. И на лице старой дворничихи застыла тихая улыбка.
Глава 24
ПОЧЕМУ отпуск, которого долго ждешь, имеет привычку невероятно быстро завершаться? Когда-то давно маленький Илья точно так же переживал накануне очередного первого сентября: лето, словно короткое мгновение, пролетело, и мальчик не заметил, что уже завтра придется возвращаться в школу. Почему же столь неожиданно закончились каникулы?
- Потому что ты по достоинству не оценил их начало, - заметил однажды Андрей Петрович, услышав очередную «предосеннюю» хандру сына.- Людям свойственно жалеть о радостном событии постскриптум. Редко кто умеет получать удовольствие от осознания того, что еще предстоит. Попробуй этому научиться, и тогда в финале будешь легко расставаться с прошедшим. Попытайся, например, сделать так на следующий год.
