Анна Яковлева - Besame mucho, клуша!
Опять между ними повисло молчание.
Лера изучала родное и далекое лицо с ночными тенями под глазами, проступившими скулами и намечающейся бородкой.
— Я виновата перед тобой, — сдавленно пробормотала она и приготовилась каяться, но Василий перехватил инициативу.
— Это я виноват. — Он присел перед открытой дверцей и положил Лере руки на колени.
Сотни электрических разрядов исходили от подрагивающих пальцев, проникали через ткань под кожу, попадали в кровь и вызывали ответную дрожь. Лицо Крутова приближалось с бескомпромиссностью судьбы, и Лера закрыла глаза, предвкушая сладость и горечь поцелуя, но вместо этого попала в облако застоялого перегара, и желудок взмыл вверх.
Только не сейчас!
— Пфф, — выдохнула она, пряча нос в ладони.
— Прости, — пробормотал Крутов и отодвинулся, но руки с колен не убрал.
— Вася, если бы не этот звонок…
Теперь руки совершали поглаживающие движения, от которых у Леры меркло сознание.
— Вспомни, с кем в последнее время ты ссорилась или кого обидела. — Руки уже обнимали Леру за ягодицы, лицо уткнулось в колени, горячее дыхание растекалось по ногам.
Лера погрузила пальцы в отросшую черную гриву с легкой сединой и закрыла глаза.
— Скорее обидели меня, чем я. Дворянинович и Чижевская, — заплетающимся языком произнесла она. Странно было поставить эти два вражеских имени вместе и не испытать ничего, кроме легкой брезгливости, — других кандидатур нет.
Крутов поднял лицо, но вспомнил о своем горюче-смазочном дыхании и снова уткнулся Лере в колени:
— Лерусь, а кого у вас в редакции зовут Мессалина?
Вопрос вызвал у Леры смешок.
— Твою бывшую одноклассницу, Бочарникову.
— Я так и думал. Это она следила за нами.
— Галка?! — ахнула Лера.
— Да.
— Васенька, почему ты не захотел выслушать меня в первый раз? Там, на теплоходе? Мы бы во всем сразу разобрались: кто звонил, зачем и почему.
— Звонили в приемную, а там на телефоне нет определителя. Голос я не узнал — вот, собственно, и все. Я думаю, ты знаешь больше, чем я.
Ладони Василия сместились к бедрам, и мысли у Леры окончательно спутались.
— Я? — глупо переспросила она, прорвавшись сквозь туман в голове.
— И что я должен был подумать, когда ты сказала про Галку? — пожаловался коленям Крутов. — И что за история с водителем Борисыча, с Константином? Что ему от тебя нужно? — В голосе слышалась плохо скрытая ревность.
«Глупый, милый мой, какой ты глупый», — перебирая жесткие пряди от затылка к макушке, умилилась Лера.
— Два месяца назад я въехала в его БМВ. По-моему, он просто больной.
— Давай поезжай домой, выспись, а завтра поговорим. Сейчас я позову Влада. — Кольцо рук разомкнулось.
— Хорошо. — Упрямый затылок с мальчишеской ложбинкой над шейным позвонком пришлось выпустить.
Прислушиваясь к удаляющимся шагам, Лера прижала пальцы обеих рук к губам — они пахли Крутовым.
Фиктивно-супружеские отношения продолжались так давно, что стали традицией.
Фальшмуж являлся к Верочке на день рождения с любимой туалетной водой, на Рождество — с коробкой любимых конфет, на Восьмое марта — с букетиком любимых фрезий.
Они уже не жили вместе больше десяти лет, но Крутов почему-то не подавал на развод.
Сегодняшний визит не был приурочен ни к дню рождения (день рождения отметили два месяца назад), ни к Рождеству (был конец лета), ни, следовательно, к Восьмому марта, и вообще ни к одной из памятных дат.
Гроза только что откатила на запад, и через дождевые капли на оконном стекле Верочка наблюдала, как Василий, выйдя из машины, перепрыгивает через лужи.
«Какой он еще молодой и сильный», — с нежностью подумала она, глядя на мужа-друга.
О самой Верочке, с ее затасканным по поликлиникам и больницам диагнозом «порок митрального клапана», этого сказать было нельзя.
Верочка была на шесть лет моложе мужа — только исполнилось тридцать шесть, но даже говорила с одышкой, а щеки озарял постоянный темный румянец: из-за недостатка кислорода сосуды на щеках были расширены.
Двигалась Верочка мало, дни проводила в кресле или на диване за чтением книг.
— Чай будешь? — подставив темно-розовую щеку для дружеского поцелуя, спросила Василия законная супруга.
— Зеленый есть?
— Конечно, сам же привозил.
— Ты его хранишь, что ли? — Он всегда удивлялся, как надолго Вере хватало его подарков.
Гости в доме были редкостью. Еще реже, чем Василий, Верочку навещала близкая родственница из пригорода, а приходящая сиделка почти никогда не составляла компанию за столом.
— Ну сам подумай, кому здесь его пить? — отмахнулась Верочка, ни словом не упомянув, что сама она употребляет строго регламентированное количество жидкости.
— Сиди, я сам, — остановил Василий попытку супруги подняться с кресла, но она все-таки встала и сунула раскрытую книжку на полку между книгами.
Стена комнаты от угла до угла под самый потолок была оккупирована книгами.
Здесь уживались раритетные издания поэтов Серебряного века, публицистика, беллетристика, научная фантастика, классика зарубежная и русская, детективы и женские романы — Верочка была всеядна и читала без системы, под настроение.
Наблюдать за Крутовым, когда он что-то делает, было одним из немногих удовольствий, и, не желая пропустить его, Верочка маленькими шагами перебралась на кухню.
— Говорю же, сам справлюсь, — проворчал Василий, обернувшись на легкие, почти бестелесные шаги.
В сравнении с Крутовым Верочка казалась очень хрупкой.
Нежная красота ее лица всегда поражала Василия как в первый раз. Лицом супруга напоминало актрису Шарон Стоун, только лишенную стервозности, одухотворенную и смиренную.
Что касается Василия, то он так и не смог смириться с несправедливостью судьбы, выражал свое несогласие тем, что с завидным постоянством подвергал Верочку обследованиям у лучших специалистов. Операции организм не выдержит — таково было взвешенное компетентное мнение.
Тогда Крутов перешел на подарки.
В этот раз привез потрясающие бархатные домашние тапочки ручной работы, вышитые бисером.
— Ой, красота какая! — восхитилась Верочка, устроившись на мягком уголке, и Василий присел перед ней на корточки, примеряя обновку.
Обновка была впору — Крутов с грустью отметил, что не забыл размер.
— Васенька, ты задумчивый, или мне кажется? — осторожно спросила Верочка, когда Василий поднялся.
— Верунь, мне нужен развод.
Этих или похожих слов Верочка ждала каждый день последние десять лет, но Василий их все не произносил. Жалел, конечно. Должно было случиться что-то из ряда вон в жизни мужа, если он решился.
