Джилл Шелвис - Запретное желание
– Стоун…
– С тобой все будет хорошо. Ты знала, как божественна на вкус? – пробормотал Стоун, продолжая толкать Эмму к краю пропасти и удерживая ее от падения лишь с помощью шелковистых прикосновений горячего языка. Прошло всего две минуты, а Эмма уже судорожно ловила ртом воздух, выдыхая имя Стоуна.
– Стоун, я сейчас…
– Да. Именно этого я и добиваюсь.
Эмма не могла остановить это. Все тело напряглось, и когда Стоун втянул губами чувствительный бугорок, Эмма вознеслась на вершину блаженства.
Когда Эмма перестала содрогаться всем телом и наконец замерла, Стоун поднял голову и посмотрел на нее с выражением неприкрытого довольства.
Он достал из кармана презерватив и снял с себя рубашку. Когда же он расстегнул джинсы и обнажил свою восставшую плоть, Эмма мысленно поблагодарила судьбу за то, что кладовая была освещена.
Застонав от предвкушения, он положил ноги Эммы себе на талию, а затем прижал спиной к стене кладовой, на которой висела какая-то одежда, и сделал резкое движение бедрами. Он вошел так глубоко и стремительно, что оба застонали от удовольствия.
Стоун начал двигаться, и Эмма, упершись головой в стену, выгнулась ему навстречу.
Они соединились столь крепко и нерушимо, что казалось, будто их сердца бьются в унисон, но и этого Эмме было мало. Губы Стоуна накрыли ее собственные в глубоком требовательном поцелуе, и она растворилась в нем полностью. Это оказалось так ново и пугающе, но Эмме было все равно. С самой первой встречи Стоун – сильный и уверенный в себе – всегда был рядом, как никто другой. С самой первой встречи между ними возникла связь, которая становилась крепче день ото дня, и Эмма цеплялась за Стоуна, нуждаясь в нем, нуждаясь в том, что он давал ей в это самое мгновение. Оба дышали хрипло и прерывисто, по мере того как движения становились все более мощными и интенсивными.
– Господи, Стоун.
– Знаю.
– Ты… я… – Эмма осеклась и закрыла глаза, чтобы полностью впитать в себя переполнявшие ее эмоции. – Снова… Я почти…
Очевидно, Стоун ждал этого. Его губы пробежались по ее подбородку, затем он крепче сжал ее ягодицы, уткнулся лицом в шею, глухо застонал и замер, отдавая Эмме всего себя. Он увлек ее за собой на вершину сладостного удовольствия, пленив ее душу и сердце…
Они долго стояли так, слившись воедино, крепко сжимая друг друга в объятиях. Наконец Стоун пошевелился и поцеловал ее в подбородок.
– Ты в порядке?
– Да. – Эмма разжала объятия, но Стоун не отпустил ее, покрыв поцелуями шею. – Ммм… Ты всегда так вкусно пахнешь.
Это было мило, невероятно мило, но слишком для нее. Если она останется сейчас в объятиях Стоуна, то начнет думать. Начнет думать об их отношениях, о нем, что в итоге причинит лишь боль. Не желая этого, не желая делать или отвечать что-то на этот многозначительный взгляд зеленых глаз, Эмма зашевелилась.
– Не двигайся, – хрипло запротестовал Стоун. – Не сейчас.
Но Эмма просто обязана была сделать это. Обязана.
– Мне в спину упирается вешалка, а голой заднице холодно от стены. Пришло время начать двигаться.
– Еще секунду. – Губы Стоуна лениво прошлись по плечу Эммы, прокладывая путь к соску, который затвердел им навстречу.
И что еще более удивительно – глаза Эммы закатились помимо ее воли, и она, запрокинув голову, выгнулась навстречу поцелую.
Стоун плавился от удовольствия. Теплый язык Эммы играл с его собственным, в то время как он сам все еще был глубоко погружен в жаркие глубины ее лона. Он наслаждался этим до тех пор, пока Эмма не уперлась ему рукой в грудь и не начала высвобождаться из объятий. Стоун попытался ее удержать, но она одарила его таким сердитым взглядом, что он тяжело вздохнул и отпустил ее.
Эмма мгновенно от него отвернулась, явив его взору восхитительные ягодицы, и начала искать одежду.
– Это, – пробормотала она, – уже становится смешно. Нужно начинать учиться снимать с себя одежду более цивилизованным способом.
– Цивилизованным?
– Да. – Эмма встряхнула мокрую мятую блузку. – А еще было бы неплохо вешать вещи на плечики.
– Считаешь, что сможешь остановиться, чтобы повесить каждую вещь должным образом? – Стоун кивнул, хотя считал подобное предположение самым глупым на свете.
– Это было бы полезно.
Стоун рассмеялся и наклонился вместе с Эммой, когда она наклонилась, чтобы поднять с пола брюки. Он положил ладони на ее руки и целовал Эмму долго и страстно, а когда прервал поцелуй, оба они снова дышали тяжело и прерывисто. Как, должно быть, повышала его самооценку мысль о том, что он мгновенно умудрялся доводить ее до исступления, хотя Эмма вовсе этого не хотела.
– А теперь скажи мне на милость, как мы можем делать это, – тихо спросил Стоун, – и при этом мыслить рационально?
Эмма заморгала, как если бы вопрос ее удивил.
– Ну, до недавнего времени я вообще не сталкивалась с подобной проблемой. Мне всегда удавалось сохранить холодный рассудок.
Стоун внимательно посмотрел на нее, а потом покачал головой.
– С кем, интересно, ты спала? С роботами?
Неуместный вопрос, от которого взгляд Эммы вдруг стал холодным и отстраненным. Она отвернулась.
– Нет, не с роботами.
Стоун посмотрел на ее напряженные плечи и вздохнул. Она не раскрывала своей души никому, а когда это случилось, на ее пути оказался Спенсер – хороший друг, но как любовник неспособный пробудить в ней дикую страсть. А до него, вероятно, какой-то другой доктор, такой же чопорный и важный. Стоун не удивился бы, узнав, что они планируют секс, внося его в ежедневник, или даже просят об этом своих ассистентов. Очень спокойно и цивилизованно.
– Эмма.
Она, не глядя на Стоуна, надела сухие вещи, а влажные повесила на вешалку. Стоун же, поморщившись, натянул свои. Что может быть хуже, чем надевать на себя насквозь влажную одежду после более чем восхитительного секса. Разве что надевать насквозь промокшую одежду в отсутствие такового.
– Эмма.
И вновь молчание.
А потом она повернулась. Ее щеки покрывал румянец, в глазах застыло несчастное выражение, и желудок Стоуна болезненно сжался при виде того, как она пытается взять себя в руки.
– Знаешь что? Все. – Она указала на Стоуна пальцем. – Этого больше не повторится.
– Объятий?
– Вот таких вот взглядов, когда ты смотришь на меня так, будто я что-то для тебя значу. Прикосновений. Поцелуев. И… остального. Особенно остального. – Эмма вышла из кладовой, миновала приемную и распахнула входную дверь.
Дождь перестал, но с листьев все еще падали капли.
Стоун подошел к стоящей возле двери Эмме.
– Я не могу смотреть на тебя иначе, потому что ты действительно мне небезразлична.
