Лукан. Конец (ЛП) - Бринн Адриана
До этого момента я никогда не считала руки сексуальными.
До него.
Его руки грубые и мозолистые, как я полагаю, от его внеклассных занятий. Татуировки на его руках только делают его внешность хорошего мальчика иллюзией, фасадом, но они работают на него. Так… чертовски… сильно.
Он прочищает горло и качает головой, хрустя костяшками пальцев.
Выпендрежник.
— Тот, кто делает то, что делаешь ты, также известен как святой, любит искусство и играет на фортепиано.
— Что я могу сказать? Я человек со многими талантами.
— И с большим эго.
Мы оба смеемся, и это кажется правильным.
Все в этой ночи кажется… настоящим.
Я снова смотрю на пианино и вспоминаю ту ночь. Ночь, когда мое тело ожило так, как не удавалось никому, кроме него, и при этом я не пропустила ни одной ноты в песне, которую он играл для меня.
— Ты помнишь свои ощущения?
Черт.
Я возвращаю свой взгляд на него. В его улыбке есть озорство, а в глазах — свет, который заставляет меня поверить, что этот человек намного больше, чем то, что он предлагает этому миру. Он наклоняется и касается моего обнаженного плеча, слегка отодвигая бретельку моего серебристого платья.
Что за дразнилка.
О, мы оба можем играть в эту игру. Я поднимаю ногу под столом настолько, что трусь о его бедро, и тут же вижу, как это на него действует.
— Ты помнишь, какая я на вкус? — Я шепчу тихо, чтобы никто, кроме него, не услышал.
Он ухмыляется.
— Как я могу забыть? — Он убирает руку с моего плеча и быстро хватает меня за лодыжку, чтобы я не смогла сдвинуть ее дальше. — Ты непослушная жена, детка.
Я думала, он уже знает об этом. Мне следует почаще напоминать ему об этом, чтобы он никогда не забывал.
Музыка на заднем плане затихает, пианист встает со своего места и объявляет перерыв.
Ни с того ни с сего возникла мысль.
— Ты сыграешь для меня? — Я опираюсь на стол и смотрю в эти великолепные голубые глаза, которые ухмыляются мне в ответ.
В нем есть что-то трагически прекрасное. Мафиози с творческой душой, которая кричит о том, чтобы освободиться от всех ожиданий, которыми его прокляла жизнь.
Освободиться от своего долга.
В тот раз, когда он играл для меня, я увидела этого человека. Того, кто взывает ко мне больше, чем опасный преступник.
Конечно, капо одного из самых известных криминальных городов не станет играть мне любовную песню посреди полупустой комнаты, не так ли?
Верно?
Неверно!
Лукан отодвигает свой стул, закатывает рукава самым сексуальным образом и встает.
— Только если ты присоединишься ко мне. — Он протягивает мне руку.
— Ах, конечно. — Я положила свою руку в его и позволила ему провести нас в угол комнаты, где стоит пианино.
Оказавшись там, он отодвигает табурет и предлагает мне сесть первой. Я сажусь, и вскоре он следует за мной.
От меня не ускользнуло, как в комнате воцарилась тишина, а некоторые достали свои телефоны.
Отлично.
Я чувствую, как его нежная рука касается моей щеки, и у меня не остается выбора, кроме как отвернуться от людей, снимающих нас, и посмотреть на Лукана.
— Только мы вдвоем, детка, больше никого. — Он улыбается. — Какие-нибудь пожелания?
Ухххх.
— Сыграй мне что-нибудь красивое.
Он усмехается и говорит: «Положи свои руки поверх моих».
— Зачем?
— Просто доверься мне.
Довериться ему.
Только сегодня вечером.
Я кладу свои руки поверх его, и он начинает играть. Не знаю, как ему удается играть, когда мои руки лежат поверх его, но он играет, и, как почти каждый раз, когда мы гуляем в этом городе, он снова удивляет меня.
Какая приятная мелодия.
Подождите… я знаю эту песню.
Я пою ее все время.
В недоумении я поднимаю на него взгляд и вижу, что он уже смотрит на меня. Только на меня. Не на окружающих нас людей. Не на камеры и вспышки, которые записывают и фотографируют нас. Не на клавиши рояля. Только на меня.
Я напеваю слова песни, глядя на руку мужа, касающуюся клавиш пианино, и чувствую его горящий взгляд на своем лице.
Я никогда не буду пытаться изменить тебя.
Я знаю эту песню наизусть, и, видимо, он тоже. Он тихонько подпевает, играя для меня. И вот так мой муж крепко держит мое сердце и не собирается его отпускать.
Самое страшное и непонятное во всем этом?
Я не знаю, хочу ли я этого.
Чтобы он отпустил…
ЛУКАН
ИСПРАВЬ НАС
«Мы ходим по кругу». — Андреа
Piazza della Repubblica
Эта площадь — древнеримское сердце Флоренции, а прямо посреди нее стоит карусель. Мы с Андреа проходим по площади, где гуляют художники, музыканты, жонглеры и просто люди. Я крепко держу ее за руку и провожу большим пальцем по ее безымянному пальцу. Его украшает обручальное кольцо, и я чувствую вину за то, что так и не подарил ей настоящее кольцо. То, которое она заслуживает.
Однажды я это сделаю.
Если только она позволит мне.
— Могу я спросить тебя еще кое, о чем? — Я давно хотел кое-что узнать, но никак не решался спросить.
— Ты сегодня полон вопросов. — шутит она.
— Они уже давно созрели, ты так не думаешь?
— Думаю, да.
— Если бы у тебя была возможность спланировать собственную свадьбу. Что бы ты сделала?
— О, Боже. — Она нервно смеется. — Это было бы небольшое собрание с участием только тех людей, которые для нас что-то значат. Белые и розовые розы украсили бы всю комнату, а свечи освещали бы все вокруг.
— Звучит замечательно.
— Да. — Она вздыхает с отрешенным выражением на красивом лице.
Слова никогда не смогут выразить, как мне жаль, но я все равно пытаюсь.
— Мне жаль, что я лишил тебя этого. — Я крепче сжимаю ее руку в своей.
— Я уже привыкла. — Она пожимает плечами и больше ничего не говорит.
— К чему привыкла? — спрашиваю я.
— Разочарование, наверное. — Она грустно улыбается. — Это глупо для человека, у которого все есть, верно? Просто иногда я не могу удержаться от этого чувства. Как будто я любимая шутка жизни, и она еще не закончила смеяться за мой счет.
— Я все исправлю. — Я сделаю все, что в моих силах.
— Что исправишь, Лукан? — Она смеется, но юмор отсутствует.
— Нас. — Я останавливаюсь посреди площади и беру обе ее руки в свои. — Я исправлю то, что сломал.
— И как ты собираешься это сделать? — Она озорно улыбается, но улыбка не достигает этих золотых глаз.
— Любя тебя так сильно и так чертовски хорошо, что ты никогда не будешь сомневаться в том, что тебя ждет в этой жизни. Ты не будешь сомневаться в моей любви и преданности.
Я сказал это.
Я, блядь, произнес это.
— Ты не любишь меня, Лукан. — Она отворачивается от меня. — Ты не знаешь меня настолько, чтобы любить.
Я отпускаю ее руки и хватаю ее за лицо, пока у нее не остается выбора, кроме как смотреть на меня.
— Любовь — это слишком малое чувство по сравнению с тем, что я испытываю к тебе, Андреа. Я полностью одержим каждой твоей деталью. Ты красивая, уродливая и все, что между ними. Я жаждал твоего света, кажется, всю свою жизнь. — Она медленно вдыхает, и ее медово-карие глаза становятся огромными от моего откровения.
— Влюбленный мужчина не стал бы делать все те дерьмовые вещи, которые делал ты, Лукан. — Она вздыхает и пытается оттолкнуть меня, но я крепко держу ее.
— Ты абсолютно права.
— Да? — В ее тоне слышится нотка разочарования.
— Влюбленный мужчина не стал бы делать все это, а вот человек, одержимый до безумия, стал бы. Нет ничего, на что бы я не пошел, чтобы сохранить тебя, Андреа. — Я приближаю ее лицо к своему. — Ничего.
В этот момент я чувствую, как рушатся наши стены, и тогда я понимаю.
Мне удается достучаться до нее.
Посреди площади с тысячами людей вокруг я целую ее.
Всем, что у меня есть.
Всем, чем я являюсь.
Хорошее это или плохое, но это все ее.