Кэрри Браун - И всё равно люби
И – она явно видела это теперь – их жизнь была совершенно не настоящей жизнью. Это подделка, эксперимент, в котором она оказалась невольной участницей.
И все же она не могла вот так взять и все забыть.
Наверное, отец носил ее на руках, когда она была совсем маленькой. Держал на руках, укачивал. Она помнила, как он брал ее за руку, когда они переходили дорогу, помнила, как он легонько сжимал ей плечо, подталкивая в новый класс или в новый чужой дом, в котором за ней присматривали чужие женщины, пока отец где-то пропадал по делам. Помнила, очень четко, руку отца на своей, когда он помогал ей учиться писать – она корябала, а он, обхватив ее кулачок, направлял.
Каждый вечер Рут ждала, что Питер снова принесет шахматную доску, – тщетно. Порой доктор Ван Дузен присаживался рядом с нею и читал газету. Миссис Ван Дузен приносила ему чашечку кофе, он поднимал на нее благодарный взгляд и касался легонько ее руки или спины, когда она наклонялась, чтобы аккуратно поставить чашку на стол поближе к нему. Рут наблюдала за ними – все это тоже было для нее откровением: как люди ведут себя друг с другом, как они могут быть предупредительны, как близки.
Сама она всегда держала какую-нибудь книгу на коленях, но редко действительно погружалась в чтение. Она все надеялась, что в гостиной покажется Питер, но однажды увидела в окно, как после ужина он сел на велосипед и куда-то укатил. На другой день он тоже уехал, под мышкой придерживая баскетбольный мяч. Быстренько нашли ему другие занятия, смекнула Рут.
Время от времени звонил телефон, доктор Ван Дузен снимал трубку, тихим голосом переговаривался с кем-то – наверное, с кем-то из пациентов. Иногда он уходил вечером из дома, прихватив с собой докторский саквояж. Однажды, когда его вот так же не было дома, Рут поднялась наверх в свою комнату и заметила миссис Ван Дузен – та сидела за кухонным столом очень прямо, сложив руки, никакой книги, газеты или шитья перед ней не было. На кухне все было начищено до блеска, над плитой горела лампочка, но остальная часть помещения была погружена в темноту. Миссис Ван Дузен не заметила девочку.
Чем-то она напоминала Рут отца. Тоже скрывала что-то в глубине души, тоже не могла произнести что-то вслух.
Каждый вечер доктор Ван Дузен оставлял для Рут таблетку снотворного на прикроватном столике – крошечную таблетку на тарелочке и рядом стакан воды. И Рут каждый вечер глотала ее.
Прошла неделя. За ней другая. Если не считать гостей из ФБР, нагрянувших однажды днем, дни тянулись мучительно однообразно. Миссис Ван Дузен по-прежнему приносила Рут завтрак в комнату, как будто та была инвалидом, и большую часть дня Рут проводила в своей комнате – читала или спала. Каждый вечер она одевалась в то, что купила для нее миссис Ван Дузен, и спускалась ужинать. Она решила, что Питер больше не приходит играть с ней в шахматы из-за ее отца – из-за всего, что с ней случилось. Потому что его родители – особенно миссис Ван Дузен – не хотели бы, чтобы их сын дружил с такой девочкой.
Она не знала, что ее ждет дальше. Наверное, так и будет, как объяснил ей полицейский, – однажды кто-то приедет и заберет ее отсюда. Тревожное ожидание сменило порыв поскорей сбежать, который в ту первую ночь у Ван Дузенов погнал ее вниз и на крыльцо. Она не знала, ни как ей приготовиться, ни к чему, собственно, готовиться, но от неизвестности кожа ее часто покрывалась мурашками. Все словно сговорились ничего ей не сообщать, ничего не рассказывать. Ей казалось, она на каком-то опасном испытании, одно неверное движение – и разразится катастрофа. Она старалась быть тише воды, ниже травы, ни о чем никого не спрашивать. В окно она видела, как Питер приходит и уходит, слышала доносившийся с улицы гул машин, слышала звонок телефона. Но обычная жизнь, окружавшая ее теперь, оставалась такой же загадочной и недосягаемой. Невидимые ниточки, связывающие людей с местом, друг с другом… у нее не было ничего подобного. И никогда не было.
А потом как-то вечером, когда она сидела в гостиной, она подняла голову от книги и увидела в коридоре Питера. Он улыбнулся ей и помахал рукой.
Через мгновение показалась миссис Ван Дузен.
– Питер, – позвала она, – мне нужна твоя помощь, подойди, пожалуйста.
Через несколько минут Рут услышала стук баскетбольного мяча: в спустившихся сумерках Питер бросал и бросал мяч в корзину, прикрученную над воротами в небольшой сарай на заднем дворе – доктор Ван Дузен оставлял в нем свою машину. Мяч гулко бухал о землю и почему-то отдавался эхом у нее внутри, снова и снова.
На другой день доктор и миссис Ван Дузен сказали Рут, что подыскали для нее постоянное пристанище. Ей не придется уезжать отсюда. Здесь же, в Уэллсе, живет одна вдова, пациентка доктора, ее зовут Мэри Хили, и ей нужна девушка, которая сможет помогать ей по хозяйству. Она одинока, и здоровье у нее слабовато. Рут поняла, что они специально так говорят: ее просят помочь Мэри. Нет, они не сказали ей: «тебе некуда идти, а мы не хотим тебя больше видеть», отнюдь. И все-таки она чувствовала, что мешает им, что в доме возникло какое-то напряжение из-за нее.
Она не была частью их семьи.
Она вообще не была частью ничьей семьи.
Зло, совершенное ее отцом… Беда, случившаяся с ним самим… Никто не захочет, чтобы им об этом напоминали.
Все нужные слова произнес доктор Ван Дузен. Рут видела, он опасается, как бы она не расплакалась. Хотя она ни разу не плакала ни перед ним, ни перед миссис Ван Дузен. Она чувствовала, что решение подыскать другое место для нее они приняли потому, что от властей не поступало никакой новой информации, а миссис Ван Дузен – да, ее это беспокоило гораздо больше, чем мужа, – хотела поскорей ее спровадить. Питера при этом разговоре не было, да это и не разговор был. Не пришел Питер и к ужину. Наверное, она никогда больше не увидит его – от этой-то мысли глаза ее и наполнились слезами.
Какая же она дура, что ее так тянет к такому мальчику, как Питер.
На следующей день доктор Ван Дузен отвез Рут к Мэри Хили. Ее дом был всего в нескольких кварталах, но дорога показалась Рут запутанной. Видно было, что дома здесь победнее.
На коленях она держала сверток – подарок миссис Ван Дузен перед отъездом: связанный на спицах голубой кардиган, расческа из слоновой кости и в комплекте с ней набор заколок для волос.
Лишь много лет спустя Рут поняла наконец: миссис Ван Дузен не была злой, и она была щедрой – она сделает Рут еще много разных подарков, – но щедрость давалась ей нелегко, шла не от желания обрадовать. Нет, миссис Ван Дузен защищалась ею – отгораживалась от ощущения собственного одиночества, от неумения сблизиться с другими людьми.
