Анна Макстед - Бегом на шпильках
— Тебе надо зарегистрироваться на бирже.
Сдерживаюсь, чтобы не взорваться (как это трогательно — узнать, что твои коллеги верят в тебя), и тихо говорю:
— Ага, моя мама была бы вне себя от счастья.
— Да, но тебе ведь нужно что-то есть, — продолжает Белинда, подтверждая тем самым свою настырность: талант, которым, к сожалению, в работе она пользуется весьма экономно.
— Жизнь на пособие или голодная смерть, — вздыхаю я мечтательно. — Даже не знаю, что ей больше понравится.
Аккуратно укладываю все свое хозяйство в картонную коробку. Белинда помогает мне дойти до парадного входа. Когда мы проходим мимо гардеробщицы, та начинает таращиться на нас. Белинда зло сверкает на нее взглядом и резко огрызается:
— А ты чего уставилась?
— Спасибо, Бел, — говорю я.
Она подмигивает:
— Береги себя, Нэт. Все равно это место не для тебя. Ты заслуживаешь большего. Не пропадай, ладно? Надо будет как-нибудь выпить вместе.
Обнимаю ее и плетусь со своей коробкой в спортзал. Вахтерша любезно соглашается присмотреть за моим барахлом, пока я занимаюсь. Удивительно, но я больше думаю о звонке Криса, чем о своем увольнении. Я ведь уверилась, что мы больше не увидимся, и уже готовилась принять мученичество. Но такая зигзагообразная неопределенность — это даже здорово. Мы с Крисом играем друг другом, и меня подобный расклад вполне устраивает. Я — часть его вечного выпендрежа. А он — мой побег из Алькатраца девочки-паиньки. Крис — олицетворение всего, что так ненавидит моя мама. Дикий, необузданный, безнравственный антипод Сола и брачных уз. Полная противоположность образу респектабельного, надежного мужа: всегда аккуратно подстриженного, в дорогом костюме с отливом и солидной должностью где-нибудь в Сити. Бабс его, конечно, недолюбливает, ну и ладно. Крис скорее сунет голову в петлю, чем остепенится. Своим гедонизмом он как бы поддразнивает ее. Словно покусывает за ляжку эту почтенную матрону с ее вечными нравоучениями.
Натягивая кроссовки, думаю, что раньше бы я ужасно расстроилась. Что?! Этот человек любит меня вовсе не за то, что я такая удивительная и замечательная?! Его любовь не настолько безумна, чтобы потратить часть денег из тех, что уходят на дурь, и преподнести мне кольцо со сверкающим бриллиантом?! Он не хочет схватить меня и прижать к груди, словно бесценную реликвию, вроде той, что касался сам Элвис?! Я просто очередная дурочка вроде Бейби Спайс?! Фу! Фу! Фу! Что со мной не так, что он не хочет удержать меня навсегда?! Да как он смеет?!
Нет, ничего такого я не чувствую. Нет никакой страсти. И любви тоже нет. По сути, меня просто используют. И мне это даже нравится. Крис неотразим потому, что ему на все плевать. Сола я презирала как раз за то, что была ему нужна. Буквально бесилась от этого. И чтобы доказать, что он все-таки мужчина, Солу пришлось дать мне отставку. Что до Бабс, то мне ее жаль. Мне кажется, она очень слабая. Нет, в рабочее время она, конечно, герой. Но в остальном Бабс полностью зависит от Саймона. Я же не завишу ни от кого. Я — современная женщина. Франни бы мной гордилась.
Саймон и Франни, мои главные соперники.
Терзаю бегущую дорожку, с ухмылкой вспоминая о том, как Франни впервые встретилась с Саймоном. Ей хватило одного взгляда на это откормленное самодовольство, чтобы сделать вывод: этот человек понятия не имеет, что такое настоящее страдание. Отсюда — ее подробный, в красках ответ на его чисто символический вопрос: «А кем вы работаете?».
— Конечно, Саймон, самое худшее при эпизиотомии[34] — это тупые ножницы. Ты делаешь местную анестезию, — всаживаешь иглу поглубже в мякоть, — а когда схватки достигают высшей точки, начинаешь резать. Они и без того испытывают такие адские боли, что больше ничего не чувствуют, — только слышат какой-то хруст внизу. Знаете, Саймон, это все равно, что резать корку бекона. Довольно толстую. В идеале разрез должен быть правильным, но все зависит от того, насколько острые у вас ножницы: порой приходится чавкнуть не раз и не два. Самое последнее дело, если пойдет разрыв, при разрыве третьей степени можно повредить прямую кишку…
Я упиваюсь воспоминанием о том, как высокое и стройное тело Саймона грохается об пол, а зажатая в руке бутылка прочерчивает в воздухе прощальную дугу пивных капелек. Как-то раз Франни решила попробовать ту же тактику на Тони, но вышел обратный рикошет. Он просто прервал ее сагу словами: «Брехня! Никакого болевого порога! Да я в жизни такого говна повидал, что тебе и не снилось!» Морщусь, вспоминая ярко-багровое лицо Франни, — но тут передо мной вдруг возникает знакомая фигура: упругая, загорелая талия с пупком, от которого может перехватить дыхание. Резким рывком возвращаю себя в настоящее.
— Ты несешься так, будто за тобой гонятся, — замечает Алекс.
Я останавливаюсь и отвечаю с улыбкой:
— Вот ты меня и застукала.
Она весело смеется. И хотя развеселить ее никогда не составляло большого труда, все же где-то даже приятно, что смеется она благодаря мне. Бабс — точно такая же: рядом с ней буквально сияешь от счастья. Не то что Крис или Тони, — эдакая парочка фараонов, чью скупую благосклонность можно заслужить лишь рабским трудом. Как-то я спросила своего брата, почему, знакомясь с людьми, он никогда не улыбается, и тот ответил: «А они еще пока ничего не сделали, чтобы угодить мне».
— Итак, что новенького?
— Вообще-то много чего. Меня… только что отпустили на все четыре стороны. — Глупо скалю зубы (еще бы мне не скалиться — говорю о себе, словно о каком-нибудь барсуке, которого выпустили на волю активисты из «Общества защиты животных»).
Алекс испуганно зажимает рот ладонью.
— Ты имеешь в виду «уволили»?
— Как раз сегодня. Велели собирать манатки и выметаться, — выпаливаю я.
Мне хорошо известно, что раскрытие столь интимных подробностей может вдребезги разбить непринужденность дружеской спортзальной болтовни, но ничего не могу с собой поделать. Мне кажется, что рассказать кому-то о своем секрете — это как сделать вакцинацию: и вреда никакого, и вроде как гарантия, что не заболеешь от перенапряжения, держа все в себе.
— Ты шутишь! — говорит Алекс. — Что такого ты сделала? Если, конечно, ты не против, что я спрашиваю, — добавляет она поспешно.
Я рассказываю. У ф!
— И как ты себя чувствуешь? Ты в порядке?
В уме провожу беглый осмотр и прихожу к заключению, что мое душевное состояние без существенных повреждений.
— Все нормально. Правда.
Алекс недоверчиво качает головой.
— Мне не хочется делать поспешных выводов, — говорит она, — но по тебе не похоже, что все нормально. По-моему, тебе надо отдохнуть.
