Татьяна Герцик - Поцелуй сильного мужчины
– А чем все закончилось? – неожиданно заинтересовался Родион. – Надеюсь, хэппи-эндом?
– Конечно, как в кино.
– Это утешает. Но я к тому, что не понимал, что творю.
– А что ты творил? – Юстас думал о чем-то своем и в слова друга не вникал.
– Мне нужно было понять, что ты изменился, и не тащить тебя за собой.
– Ты меня и не тащил.
– Ну, не силой, конечно. Просто играя на твоем чувстве товарищества. Я не понимал, что у тебя другая жизнь. И что я тебе ее ломаю.
Юстас впервые внимательно посмотрел Родиону в лицо.
– И когда ты это понял?
– Не так давно. Когда влюбился сам. – Это признание далось ему нелегко.
– Вот как, поздравляю. И когда свадьба?
– Насчет свадьбы облом. Мне выдали гарбуза.
– Ты что, на хохлушке хотел жениться?
– Нет. На казачке.
Юстас присвистнул.
– Никогда бы не подумал, что тебе могут дать от ворот поворот. А что за девица такая?
В ответ Родион вынул телефон и открыл сделанные втихомолку фотографии Даны.
– Хороша! – спокойно констатировал Юстас. – Но тебя другая бы и не зацепила. Ты переборчив, как девица.
– Вот-вот, это мне и было популярно объяснено. Ну, да все в прошлом. Давай лучше подумаем, как помочь тебе.
– А как мне помочь? – безнадежно проговорил Юстас. – Я уже несколько раз объяснялся с Вероникой. Она мне сказала, что я обманул все ее надежды, и больше она меня знать не хочет.
– Мне она тоже сказала что-то в этом роде.
– Ты что, с ней говорил?
– Говорил. Мне показалось, что она очень переживает. Как и ты.
– Да. Переживает. Когда я позавчера с ней говорил, у нее глаза были такие… трагичные. Вся проблема в том, что она романтичная слишком. И живет по принципу – или все, или ничего.
Родион сразу припомнил сестренку, которая жила по противоположному принципу – око за око, зуб за зуб. Просто и понятно.
– Не знаешь, что и лучше. Излишний практицизм тоже не слишком хорошая штука. Но, может быть, тебе ее в Париж свозить? Вот уж где романтики немеряно.
– Я ей это предлагал. Не хочет.
– Может, она из тех дамочек, что обожают страдать?
– Не думаю. Она всегда веселая была. Озорная и смешливая. Это она со мной такой стала.
– Она из-за меня такой стала.
– Ну, ты ведь тут с боку припеку. Вина-то на мне. Почему-то я думал, что друзья важнее. Оказалось наоборот.
– Это верно. Но об этом ты ей говорил? Хотя о чем это я? Конечно, говорил! Твои родители-то что об этом думают?
– Что они могут думать? Они ничего не поймут. Вероника им ни о чем не говорила, ни на что не жаловалась. Для них наш развод – как гром среди ясного неба. Она им всегда нравилась. Мама думает, что она нашла себе кого получше. Одно время она даже на тебя грешила.
– Да ты что? – такого Родион не ожидал. – Это она зря. Но ты им все же правду-то расскажи. И подумай, как можно помириться. И мне скажи. Чем смогу, помогу.
Потом они еще немного поболтали о друзьях, кто чем занимается, и расстались. Родион почти до утра прикидывал, как же помочь другу, но так ничего и не придумал. Как, оказывается, просто разрушить, и как трудно восстановить!
Глава десятая
В воскресенье ближе к вечеру позвонила сестра:
– Привет, братишка! Приезжай к семи часам к родителям. Мы решили всей семьей поесть чудной рыбки, которую мы с Лешкой наловили в Норвегии. Сашки, жаль не будет. Он с семьей отдыхает на Багамах. Хотя чего там делать в такую жару, не понимаю. В Москве погода не хуже.
– Родители в Париже, ты разве не в курсе?
– Они, так же как и мы, на подлете. Так что приезжай! Ой! Велели отключить телефоны. Пока!
Родион пожал плечами. Забавно. Какую жару имела в виду сестра, говоря, что на Багамах в такую жару делать нечего? Багамскую или московскую? Но хорошо уже то, что ему не придется коротать вечер в одиночестве.
К семи отправился в родительский дом. Все уже были в сборе. Племянник галопом скакал по всем этажам, уверенный, что его дикие вопли чудненько оживят этот паноптикум. Сестра к его ору относилась совершенно спокойно, но несколько смущенный Алексей периодически пытался призвать возлюбленное чадо к порядку, но безуспешно, чадо явно не считало его авторитетом в деле своего воспитания.
Наталья Ивановна индифферентно улыбалась. Если ей и не нравилось слишком уж вольное поведение внука, то вида она не показывала. Зато Демид Павлович удивленно спросил у дочери:
– Ты что, его по американской методе воспитываешь? Метод доктора Спока, если не ошибаюсь? От него американцы отказались, заявив, что этот несчастный докторишко загубил целое поколение, а ты на вооружение взяла?
– Папа, плевать я хотела на всех американцев вместе взятых с их закидонами. Это метод воспитания нашей бабушки, мамы Алексея. Она считает, что ребенок лучше спит, если вечером как следует умается. И я считаю, что она права на все сто. Вот увидишь, ровно в девять Ромка упадет и его пушкой не разбудишь.
– Да? Ну, тебе виднее, – не стал с ней спорить благодушно настроенный Демид Павлович. – Но пойдемте за стол, наш повар мне уже несколько раз сигнализировал о готовности ужина.
– Как сигнализировал? – заинтересовался Родион.
– Голосом, естественно, голосом, – отшутился Демид Павлович и первый пошел в столовую.
На столе в керамических тарелках расположилась добыча Ольги с Алексеем: множество сортов самой разной рыбы. На подносах стояли десерты, привезенные отцом с матерью. У Родиона разбежались глаза.
– Ничего себе! Вы что, в гастрономическое турне ездили, что ли?
– Мы по ресторанам прошвырнулись, – скромно признался Демид Павлович.
– И мы тоже, – Ольга весело рассмеялась. – Вот что значит родная кровь! Цели у нас были одни, хотя и в разных странах.
– Но ты же говорила, что вы рыбу сами наловили? – Родион догадался, где происходил лов, но хотел удостовериться в своей интуиции.
– Конечно, ловили! – Ольге не понравилась его ирония. – Там в каждом магазине и ресторане есть аквариум, в котором рыбу надо ловить! Собственноручно! Вот мы и ловили. Так что все это нами честно выловлено, не думай, что мы филонили!
Демид Павлович уточнил:
– Вообще-то под ловлей рыбы понимается процесс ее поимки в отрытых водах, но не будем придираться. Мы пирожное тоже, выражаясь твоими терминами, «наловили» в кондитерских.
– Да, давайте уже закусим! – призвала Наталья Ивановна. – А то есть жутко хочется!
– Мама, ты же наверняка в самолет из ресторана перебралась. Неужели так проголодалась?
– В ресторане я была уже пять часов назад. А перелет отнимает все мои силы. Ты же знаешь, что я не люблю летать.
«Не люблю» было слишком слабым выражением для чувств, испытываемых Натальей Ивановной в полете. Все знали, что в полете она трясется, как заячий хвостик, но указывать ей на это никто не стал. Благодаря хорошему воспитанию, естественно.
