Звева Модиньяни - Ветер прошлого
— Мне нужна только моя табакерка, — перебила его девочка, чувствуя себя вправе требовать исполнения обещаний Аньезе, раз уж сам синьор Фортунато подтвердил свою готовность служить ей.
Фортунато опустился на пол, сел на подушку, скрестив ноги, и пригласил ее последовать своему примеру. Саулина уселась напротив него. Придворный лекарь дважды хлопнул в ладоши. Пение скрипки за стеной тотчас же смолкло, и вскоре из-за дверей появилась молодая женщина необыкновенной красоты, наряженная в удивительные шелковые панталоны вместо юбки и тонкий шарф, обернутый вокруг груди. Руки у нее были обнажены, ноги босы. Ее алебастровая кожа была бледна, в черных глазах затаилась печаль. В черные волосы, собранные узлом на затылке, была вплетена нитка жемчуга.
— Что ты думаешь об этом цветочке, Марция? — спросил Фортунато у женщины.
Марция окинула Саулину дружелюбным взглядом.
— Зачем ты меня спрашиваешь? — она говорила сухо и нервно, что совершенно не вязалось с ее внешностью. — Разве тебе своих глаз мало?
— Поиграй нам, Марция, — заискивающе попросил он.
Молодая женщина подняла скрипку к плечу, прильнула к ней щекой, коснулась струн смычком, и из инструмента полилась нежная мелодия, а придворный лекарь Фортунато Сиртори затянул песню на старинном тосканском наречии, показавшемся Саулине совершенно незнакомым.
Не понимая, что происходит, все больше и больше недоумевая, девочка вскочила на ноги. Она вконец потеряла терпение, зато наконец нашла в себе смелость заговорить.
— Синьор, я бедная невежественная крестьянка, — сказала она, — мне даже по-итальянски говорить трудно, как вы сами изволите заметить. Не сбивайте меня с толку еще больше этими непонятными словами! Просто скажите, можете ли вы мне помочь, и позвольте мне вернуться восвояси.
— То, что ты называешь «непонятными словами», — снисходительно объяснил придворный лекарь, — это стихи Гвидо Кавальканти[11], друга величайшего из наших поэтов. Но как можешь судить об этом ты, маленький цветочек, если ты даже грамоты не знаешь, по словам Аньезе? Возможно, именно поэтому ты кажешься мне такой волнующей и желанной. Не правда ли, Марция, в ее нетронутой красоте есть что-то первозданное?
Марция положила скрипку на ковер. Печаль, ранее туманившая ее взгляд, превратилась в ненависть.
Когда этот человек спас ее от верной смерти, Марция не знала и не могла предвидеть, что в конце концов возненавидит его. Достаточно она терпела его пороки, его извращенные ласки. Чаша переполнилась. Марция больше не хотела быть участницей отвратительных секретов человека, который вел двойную жизнь: лечил тела и губил самые нежные души.
Придворный лекарь Фортунато Сиртори был родом из старинной семьи медиков, он был уважаем и знаменит. Именно он принимал экзамены у закончивших ученье медиков и давал им разрешение заниматься врачеванием, он, в соответствии с местными законами, осуществлял проверку городских аптек.
Применяемые им методы лечения, хоть и основанные на старинных правилах врачебного искусства, казались странными и даже попахивали колдовством. Он пользовался славой великого целителя, которую всячески укреплял, и тщательно скрывал от окружающих свою истинную натуру — извращенного соблазнителя.
Свои тайные пороки он удовлетворял в «саду радостей земных», любовно сотворенном и скрытом от посторонних глаз за стенами его дома. В этом запретном саду часто пропадали несовершеннолетние девочки, которых он покупал у таких сводниц, как Аньезе, и развращал с помощью и участием Марции.
Юная графиня Марция Марескалки-Вальсекки попала к нему без посредничества сводни. Она не нуждалась в деньгах. Наследница благородной фамилии, она прилетела к нему на крыльях мифа о придворном лекаре Фортунато Сиртори, праведнике и пророке, колдуне и шамане, которому она была бесконечно благодарна и безгранично предана. Ведь он спас ее от смерти! Она стала его другом, потом любовницей и наконец сообщницей.
— Подумай, сколько наслаждения может принести нам это очаровательное создание, — сказал ей Фортунато. — Забудь о возмущении, негодовании, ненависти: это всего лишь отдельные грани любви. Договорились?
— Ну конечно, — согласилась Марция, сделав вид, что смирилась.
— Отведи ее к себе, — улыбнулся Фортунато, уже предвкушая головокружительную сладость предстоящей оргии. — Разотри ее бальзамами. Я хочу, чтобы это божественное создание познало волшебные соблазны нашего маленького рая. Какое неповторимое лицо, — продолжал он, вновь проводя по шее Саулины, но действуя на этот раз уже смелее и легко касаясь кончиками пальцев ее юной, едва обозначившейся груди. — Да, милая Саулина, ты рождена для наслаждения, для того, чтобы дарить радость мужчине… и женщине. Ты — ангел, свободно летающий повсюду и не знающий границ.
Марция взяла девочку за руку.
— Идем со мной, Саулина, — сказала она.
— Куда? — пролепетала девочка.
— Не бойся, — успокоил ее ласковый женский голос. — Я твой друг. Я желаю тебе добра.
— Все желают мне добра, — сказала девочка, — но мне страшно.
Марция обняла одной рукой худенькие плечи Саулины и поцеловала ее в волосы, одновременно увлекая ее к двери.
Придворный лекарь Фортунато Сиртори посмотрел им вслед. Он пребывал на седьмом небе.
18
Обрубок из Кандольи ворвался в прохладный полумрак остерии «Вымя», которая в этот час была пуста. Оглушительный грохот его тележки разбудил Казимиро, хозяина остерии, который мирно дремал за столом, положив голову на скрещенные руки. Он чуть не свалился со стула от неожиданности и тут же обрушил на незваного гостя поток отборной ругани.
— Твоя мать — святая, — заорал он, окрестив и перекрестив нахала всеми известными ему бранными словами, — но ты все равно самый грязный сукин сын!
— Хорошо сказано, друг, — рассмеялся Обрубок. — Она не виновата, бедная женщина, что у нее родился сын, который играет, чтобы не умереть, и смеется, чтобы не плакать.
— Подгребай сюда, поближе, — предложил успокоившийся хозяин, — я принесу тебе выпить.
— Вот это уже серьезный разговор, — одобрительно кивнул Обрубок, которого связывала с Казимиро старая дружба и некоторые общие дела.
Свое имя Казимиро получил от отца, который в юности попал в каторжную тюрьму Порта-Верчеллина. Несдержанный и буйный, в тюрьме он опять подрался, на этот раз с охранником, и был сослан на галеры. Он бежал и стал корсаром, бороздил под пиратским флагом моря и океаны, потом разбойничал на суше, был солдатом удачи и сколотил себе состояние на Востоке, в Кашмире. Вернувшись домой с солидной суммой денег, он женился, открыл остерию, а своему первому сыну дал имя Казимиро в память о своем бурном прошлом и о том удивительном крае, где ему удалось разбогатеть.
