Энн Стюарт - Под покровом ночи
Увы, Мабри не стала для неё путеводной звездой.
— Не знаю, милая, — вздохнула она. — Мне самой хотелось бы это знать. — Она застегнула дорожную сумку и посмотрела на Кэссиди. Та была одной из немногих женщин, которые могли смотреть ей в глаза, хотя рядом с высокой и тоненькой как спичка мачехой Кэссиди и казалась ниже ростом. — Поехали с нами, Кэсс. Тебе и самой не мешало бы передохнуть.
— Думаешь, здесь мне грозит опасность? — быстро спросила Кэссиди.
— О нет! — улыбнулась Мабри.
— Несмотря даже на то, что он, как подозревается, убил не только жену и детей? — спросила Кэссиди. — Или ты считаешь, что он насытился? добавила она.
— Что касается других, то никаких улик против него нет, — сказала Мабри. — Все это только слухи. Думай я, что тебе здесь грозит опасность, я бы не позволила Шону вызвать тебя сюда.
— Не позволила бы, говоришь? Неужели Шон стал бы тебя слушать? Не говоря уж о том, что ради него мы обе с тобой готовы на все. Тем более сейчас. Именно ради Шона я и должна в ваше отсутствие остаться здесь и присмотреть за Ричардом.
— С какой стати? — изумилась Мабри.
— Шон сам просил меня об этом.
— Черт бы его побрал! — в сердцах выругалась Мабри. — За Ричардом присматривать ни к чему. Будь у него желание, он давно бы уже сбежал. Всем нам сразу стало бы легче.
— А разве Шон не внес за него залог?
— Да кому нужны это деньги? Тем более, что львиную долю штат все равно загребет себе в виде налога.
— Не говори так.
— Шон умирает, Кэсс. Я хочу во что бы то ни стало увезти его отсюда. Он работает, не покладая рук, и сгорит как спичка, если это не остановить. Пусть хоть с недельку поживет на берегу океана, воздухом подышит, отвлечется… Вдобавок я и сама хочу побыть с ним вдвоем. Разве это преступление?
Только не плакать, стиснув зубы, мысленно потребовала от себя Кэссиди. А вслух сказала:
— Нет, конечно. Теперь ты понимаешь, что тем более мое место здесь? И, не дожидаясь ответа, продолжила: — Не волнуйся, я Ричарду просто так не дамся. Ему нравятся неуступчивые. Если я стану безропотной жертвой, он мигом утратит ко мне всякий интерес и оставит в покое.
В глазах Мабри она прочитала нескрываемое недоверие.
— Значит ты с нами не поедешь?
— Пока нет. Вдобавок у меня тысяча дел в Нью-Йорке — я буду все время проводить в городе, а Ричард, напротив, редко выходит из дома. Мы почти не будем встречаться.
— Что ж, Кэссиди, тебе виднее, — вздохнула Мабри. — Хотя мне кажется, что ты совершаешь ошибку.
— Если станет невмоготу, я прикачу к вам с первым же поездом, пообещала Кэссиди.
Мабри покачала головой.
— Мне почему-то кажется, что все идет кувырком, — задумчиво сказала она.
— Потому что они оба — Шон и Ричард — верховодят нам как опытные кукловоды, — спокойно пояснила Кэссиди. — Но я сделаю все от меня зависящее, чтобы положить этому конец.
* * *В последнее время Ричард неожиданно для себя полюбил грозу. И не просто грозу, а грозу в Нью-Йорке. Стоя у открытого настежь окна, он прислушивался к бухающим раскатам грома и наблюдал. как внизу запоздавшие пешеходы искали укрытие от барабанящего по тротуарам ливня. Неистовство природы вдруг стало для него настолько родным и близким, что Тьернан даже призадумался, не вызвано ли это чувство тем ожесточенным неистовством, которое он открыл в глубинах своей собственной души. Глядя на ослепительный зигзаг молнии, рассекающий темный небосклон, он чувствовал, как в ответ вскипает кровь в его жилах…
Нужно во что бы то ни стало избавиться от Кэссиди, причем как можно быстрее. Интересно, неужели Шон считает, что сделал ему одолжение, оставив дочь дома? Состояние бедняги ухудшалось гораздо быстрее, чем ожидал Ричард, и он даже не был уверен, успеет ли Шон закончить книгу. Впрочем, это не имело значения. Его деньги были спрятаны в надежном месте, откуда их можно было понемногу и незаметно выплачивать. Никому и никогда не удастся их найти — спасибо Марку, который помог ему замести следы.
Но вот время стремительно истекало. Нужно сначала избавиться от присутствия Кэссиди Роурки, которая уже начала ему мешать, а потом он исчезнет и сам. Ровно настолько, чтобы убедиться, что все идет как надо. Ну а потом… потом он вернется и отдастся правосудию; образцовый преступник, со стоическим спокойствием готовый принять наказание.
Очередной бешеный раскат грома сотряс всю квартиру. Было уже поздно, но Кэссиди, похоже, до сих пор не вернулась. Может, она вообще не придет? Может, решила не искушать судьбу и не оставаться в одной квартире с маньяком-убийцей, к которому, несмотря на все сопротивление, её так тянуло?
Может, и ему тогда просто исчезнуть — и все? Нет, опасно — вдруг Кэссиди, обнаружив, что его нет, поднимет тревогу? Этого допускать нельзя. Его исчезновение должно остаться незамеченным для всех. Слишком много было поставлено на карту.
Лежа на кровати, он услышал, как открылась входная дверь, и почти сразу до его чуткого слуха донеслись голоса. Вот это говорит Кэссиди негромко, с легкой хрипотцой и возмутительно сексуально. А вот теперь мужской голос, очень знакомый. Марк Беллингем, чтоб его черти взяли!
Нет, не стоило впадать в гнев. Любая ярость слепа, а в его положении она была вдвойне опасна. Не говоря уж о том, что Марк был ему необходим ничуть не меньше Кэссиди. И по той же самой причине.
Человек в спокойном состоянии и в здравом уме попытался бы взвесить все "за" и "против". Можно было, например, рассказать Кэссиди часть правды, предоставив ей самой объединиться с Марком. Вдвоем они сумели бы найти правильный ответ.
Тьернан же не пребывал ни в спокойном состоянии, ни в здравом уме. Волею судьбы он превратился в одиозного человеконенавистника, но воспринял эту горькую правду не просто стиснув зубы, но даже с мрачным удовлетворением. Что ж, нужно уметь примиряться с реальностью. Доверял же он сейчас лишь одному чувству: одержимости.
Безмолвной и неслышной тенью он скользнул в коридор и, прокравшись в кухню, прислушался к их разговору. Тон был легкий и даже игривый, но сама беседа была бессодержательной. Так, ни о чем.
Тьернан даже представить не мог, как поступит в том случае, если Кэссиди пригласит Марка в свою готическую спальню. Он пытался об этом не думать. В жилах его пульсировало бешенство, и Тьернан его боялся. Боялся, что не устоит перед ним и совершит непоправимое. Он, правда, не знал, способен ли погубить или хотя бы причинить боль Кэссиди, как не знал более и пределов своего терпения.
Так, дверь снова хлопнула. Если Кэссиди с Марком и обменялись поцелуем, то настолько мимолетным, что он даже не успел заметить паузы в беседе. Зазвенела дверная цепочка, повернулся ключ в замке и тут же за окном вновь сверкнуло, а в следующий миг грянул гром и по стеклу с новой силой забарабанили капли.
