Маргарет Макхейзер - Почти что сломанная жизнь
- Сначала тебе стоит хорошенько подумать, Доминик, ведь все это повлияет и на тебя. На твою репутацию будет брошена тень, начнется расследование. - Теперь он запаниковал, потому что понимает - я говорю серьезно.
Вы что издеваетесь?
Единственное слово, которым я могу описать свое состояние, это слово “ошеломлен”.
Я ошеломлен смелостью отца просить меня о молчании.
Ошеломлен тем, что он предпочитает свободу своего сына-насильника причинению вреда другим женщинам.
Ошеломлен тем, как мало он раскаивается.
Но больше всего, я поражен тем, что он считает меня таким же, как он.
У меня могут быть свои недостатки, но я не буду скрываться за деньгами в боязни возмездия.
- Они могут разбираться со всем, чем хотят. Мне нечего скрывать и нечего стыдиться.
- Да неужели? Ты трахаешь свою пациентку.
Ну не могу сдержаться. Правда, не могу. Я просто делаю это.
Я тянусь над столом и пару раз ударяю его в лицо.
- Не смей говорить о ней, - ору я, пока кто-то оттаскивает меня от этого бесполезного, валяющегося куска дерьма, которого я с такой гордостью называл отцом.
- Уведите отсюда отца, - кричит Свинни какому-то офицеру.
Я сажусь обратно и пытаюсь вытянуть правую руку, но вздрагиваю от боли. Неа, я определенно что-то сломал.
- Что, черт возьми, произошло? - спрашивает Свинни.
- Я обнаружил, что моя так называемая «семья» - сплошное вранье, - сквозь зубы говорю я.
- Имеет ли это отношение к вашему брату? - он садится.
- Да. И вам необходимо записать мои показания.
Входит парамедик, чтобы осмотреть мою руку, бинтует ее и говорит о том, что мне надо поехать в больницу и сделать рентген. Несмотря на боль, я предпочитаю сначала дать показания. Свинни выходит из комнаты, а высокий, невзрачный мужчина входит.
Он представляется детективом Харрисоном. Харрисон поворачивается посмотреть в зеркало и кивает, должно быть, это сигнал к началу записи.
Первоначальные вопросы по установлению личности дают мне время успокоиться и обдумать то, что мне надо рассказать полиции.
- Расскажите мне об Оскаре, - начинает детектив Харрис.
- Я только что узнал, что все это началось, когда он был семнадцатилетним подростком.
А теперь об этом узнает весь остальной мир.
Глава 29
Я слышу гудок и людей, разговаривающих рядом со мной. Мои глаза распахиваются и тотчас закрываются, протестуя против яркости и сияния.
- Детка. - Я сразу понимаю, что это Доминик. Его рука накрывает мою и мягко сжимает ее. Я чувствую его тепло, слегка влажные губы, нежно касающиеся тыльной стороны моей ладони мягким поцелуем. - Ты меня слышишь? - спрашивает он, снова целуя мою руку.
- Угу, - это единственное, что я могу из себя выдавить. Горло пересохло и такое ощущение, что его затерли наждачкой. Глотать больно.
- Я здесь, моя красавица Эйлин. Я рядом.
Мои глаза снова распахиваются и медленно привыкают к яркости комнаты. Она маленькая и стерильная, с пустыми белыми стенами и большим окном, выходящим на стоянку. Стекло затонировано, но солнце на улице такое яркое, весело светит, освещая всех своими великолепными лучами.
Я смотрю вокруг и вижу карие глаза Доминика, изучающие меня с волнением и любовью.
- Как ты себя чувствуешь? - спрашивает он мягким, спокойным тоном, убирая волосы мне с лица.
Я снова сглатываю и жду, пока мой рот не наполняется снова влагой, прежде чем начинаю говорить:
- Со мной все хорошо, - голос слабый, с хрипотцой, но, по крайней мере, я разговариваю. - Что случилось? - спрашиваю я, хрипло.
- Мы были у моих родителей, помнишь? - начинает Доминик, наливая воды в чашку и давая ее мне.
Это все, что он сказал, и все тут же всплывает в памяти.
Мое тело цепенеет и трясется, когда я вспоминаю, как услышала его, говорящего по телефону.
Я задыхаюсь, частота моего пульса кажется нездоровой, даже для меня. Надо мной паническая атака, которая вот-вот потянет меня вниз. Доминик забирает у меня чашку, чтобы вода не разлилась. Он подносит ее к моим пересохшим губам, и я жадно пью.
- Один, два, три, четыре, вдохни через нос.
Я смотрю на Доминика и позволяю его глубокому баритону успокоить меня.
Вдыхаю через нос и закрываю глаза.
- Пять, шесть, семь, восемь, девять, выдохни через рот.
Я открываю глаза и дотягиваюсь своей свободной рукой до Доминика, не отпуская его. С того момента, как мы встретились, он мой настоящий якорь. Он все время невероятно поддерживал меня и никогда не позволял оступиться.
Сейчас ничего не изменилось.
- Какой сегодня день? - говорю я, пытаясь уяснить, как давно я здесь нахожусь.
- Сегодня вторник. Ты здесь с воскресенья. Доктора сказали, что ты была в шоке, и твой мозг просто отключился, чтобы защитить тебя.
Я отпускаю его и руками растираю лицо.
- Что случилось с твоим братом? - спрашиваю я. Вдруг я замечаю гипс на руке Доминика и осматриваю всего его. - Что с твоей рукой? - плачу, боясь, что он поранился из-за меня.
- Я избил Оскара - вот что случилось с моей рукой. И он больше мне не брат. На самом деле, я разорвал всяческие отношения со всеми ними. Я никогда туда не вернусь. Они мне больше не семья. Ты моя семья. - Доминик встает и начинает расхаживать туда-сюда по всей комнате. С каждым шагом он становится все злее.
- Что случилось? - осторожно спрашиваю я, не желая еще больше раздражать его. Я знаю, он не навредит мне; он никогда не причинит мне боль. Но могу сказать, что этот разговор будет для него не из легких. Он перестает ходить и делает глубокий вдох.
- Ладно. Во-первых, Оскара арестовали за нападение на тебя и изнасилование.
Я глубоко вдыхаю и чувствую, как колотится сердце в груди. - Отпечаток укуса на твоем плече - вот что указало на него.
Я гляжу на плечо, где остался отпечаток зубов, но, конечно, сейчас на мне больничная рубашка, которая все прикрывает, и мне ничего не видно.
- Я не понимаю. Каким образом?
Доминик подходит ко мне, присаживается на маленькую больничную койку и берет меня за руку.
- Когда тебя обнаружили и позвонили в 911, помимо остальных улик, полиция сняла отпечатки укусов. Дело было приостановлено, но улики сохранены.
- Хорошо, - мне становится ясен смысл слов Доминика.
- Когда ты потеряла сознание, по реакции твоего организма, я понял, что в этом был замешан Оскар. Дорис позаботилась о тебе, а я разбирался с Оскаром, пока он не превратился в пустое место, каким и является.
Он назвал свою маму Дорис, а не мама. Я терпеливо жду, пока он продолжает вспоминать случившееся.
- Дорис и Джон спросили меня, что случилось, и я рассказал им.
- Ладно, но я не понимаю, почему ты теперь больше не разговариваешь с родителями.
