Сара Дессен - Колыбельная
Я знаю, что она имеет в виду, и все же нет. Я во многом похожа на мать, но не тем, чем я бы гордилась. Если бы мои родители остались вместе и стали старыми хиппи, поющими песни протеста, когда мыли посуду после обеда, то возможно я бы была другой. Если бы я видела, что действительно может сделать любовь, или что это, то возможно я бы верила в нее с самого начала. Но большая часть моей жизнь прошла за наблюдением, как браки совершались и распадались. Поэтому я понимала, да. Но иногда, как недавно, я хотела, чтобы такого вообще не было.
— Но она заполнена.
— Заполненная, но не полная.
Я забираю у него Тайд и откручиваю крышечку.
— Она должна быть полной.
— Я всегда кладу мыло справа, когда она стартует, — говорит он.
— Именно поэтому, — отвечаю я, наливая немного моющего средства, пока вода набирается, — Твоя одежда на самом деле не чистая. Здесь задействована химия, Декстер.
— Это стирка, — говорит он.
— Точно.
Он вздыхает.
— Знаешь, — произносит он, пока я наливаю оставшуюся часть Тайда и закрываю крышку, — У остальных парней еще хуже. Они даже не стирают, не говоря уже о разделении на цветное и светлое.
— Цветное и белое, — поправляю я. — Цветное и светлое вместе.
— Ты настолько все анализируешь?
— Ты хочешь, чтобы снова все было розовое?
Это его заткнуло. Наш короткий урок о стирке этим вечером начался с того, что он поставил новую красную футболку на режим с горячей водой, из-за чего вся его одежда приобрела розовый оттенок. С того случая с пластиковой посудой, я делаю все, что угодно, чтобы не касаться домашних дел, но я не могу игнорировать розового бойфренда. Поэтому я здесь, в прачечной желтого дома, месте, которого я всеми силами избегала из-за огромной кучи нестиранного нижнего белья, носков и различных футболок, валяющихся здесь, часто выпадающих в коридор. Что неудивительно, если учесть, что никто не покупал моющего средства. Только на прошлой неделе, Джон Миллер стирал свои джинсы Палмолив.
Как только начался цикл, я переступила через кипу грязных носков, обратно в коридор, и закрыла за собой дверь, насколько это было возможно. Затем я последовала за Декстером в кухню, где Лукас сидел на столе и ел мандарин.
— Ты стираешь? — спросил он Декстера.
— Ага.
— Снова?
Декстер кивнул.
— Я отбеливаю белое.
Лукас выглядел ошеломленным. Но тем не менее, он был одет в футболку с пятном от кетчупа на воротнике.
— Вау, — сказал он. — Это…
И затем, внезапно, стало темно. Совсем темно. Весь свет вырубило, холодильник прекратил шуметь, свист стиральной машинки затих. Единственным светлым пятном, которое мне удалось увидеть, был фонарь на крыльце соседнего дома.
— Эй! — закричал Джон Миллер из гостиной, где он прилип, как всегда в это время каждый вечер, к Колесу фортуны. — Я почти решил загадку, чувак!
— Заткнись, — сказал Лукас, он встал и пошел к выключателю, который пощелкал несколько раз, клик-клэк-клик. — Должно быть, перегорел предохранитель.
— Это во всем доме, — сказал Декстер.
— И?
— И, если бы это был только один предохранитель, то что-нибудь еще бы работало.
Декстер взял зажигалку с середины стола и щелкнул ею.
— Должно быть, отключили электроэнергию. Возможно, всю энергосистему.
— Ох.
Лукас снова сел. Из гостиной послышался шум, когда Джон Миллер попробовал идти в темноте.
Это не моя проблема. Точно не моя. Однако я не могу не заметить:
— Мм, у соседей есть свет.
Декстер откидывается на стул, смотрит в окно, чтобы убедиться.
— Есть, — говорит он. — Интересно.
Лукас начал чистить следующий мандарин, когда Джон Миллер появился в дверном проходе. Его бледная кожа выглядела еще светлее в темноте.
— Света нет, — сказал он, словно мы были слепыми, и нам необходимо было дать знать об этом.
— Спасибо, Эйнштейн, — проворчал Лукас.
— Проблема в схеме, — решил Декстер. — Может, плохая проводка.
Джон Миллер вошел в комнату и плюхнулся на кушетку. Минуту никто ничего не говорил, и мне стало ясно, что для них это не было большой проблемой. Свет, шмет.
— Ты не оплатил счет? — наконец спросила я у Декстера.
— Счет? — повторил он.
— Счет за электроэнергию.
Молчание. Затем Лукас:
— Ох, чувак. Чертов счет за энергию.
— Но мы его оплатили, — сказал Джон Миллер. — Он был здесь на стойке, я вчера видел.
Декстер смотрит на него.
— Ты его видел или мы его оплатили?
— И то, и то? — говорит Джон Миллер, и Лукас нетерпеливо вздыхает.
— Где он был? — спрашиваю я Джона Миллера и встаю. Кому-то придется что-то сделать, это точно. — На какой стойке?
— Там, — показывает он, но темно, и я ничего не вижу. — В том шкафу, где мы храним важные вещи.
Декстер берет зажигалку и зажигает свечу, затем оборачивается к шкафу и начинает рыться, сортируя то, что парни считают Важным. Очевидно, это включает в себя пакетики с соевым соусом, пластиковую игрушку гавайской девушки, и спичечные коробки из городского круглосуточного магазина и бара.
Ох, и несколько листочков бумаги, один из которых схватил Декстер и поднял вверх.
— Это?
Я забираю у него, прищуриваюсь, стараясь рассмотреть написанное.
— Нет, — медленно отвечаю я. — Это записка, что если вы не оплатите счет до — сейчас посмотрим — вчера, они выключат электроэнергию.
— Вау, — говорит Джон Миллер. — Как это прошло мимо нас?
Я поворачиваю листик: с другой стороны к нему приклеены купоны от пиццы, один уже оторван, а оставшиеся немного жирные.
— Без понятия, — говорю я.
— Вчера, — задумчиво произносит Лукас. — Вау, так они дали нам полдня сверх этого. Это довольно щедро с их стороны.
Я смотрю на него.
— Ладно, — бодро произносит Декстер: — Чьей обязанностью было платить по счетам?
Опять тишина. Затем Джон Миллер говорит:
— Теда?
— Теда, — вторит ему Лукас.
— Теда, — говорит Декстер, он тянется к телефону и снимает трубку. Он набирает номер, затем садится, барабанит пальцами по столу. — Привет, эй, Тед. Декстер. Угадай, где я?
Секунду он слушает.
— Неа. Темнота. Я в темноте. Разве не предполагалось, что ты оплатишь счет за электроэнергию?
Я могла слышать, как Тед что-то отвечает, говорит быстро.
— Я почти решил загадку! — кричит Джон Миллер. — Мне надо было «Л» или «В».
— Никому нет дела, — говорит ему Лукас.
Декстер продолжает слушать Теда, который, очевидно, еще не переводил дыхание, издает только хммм-хммм. Наконец он говорит:
