Татьяна Тронина - Femme fatale выходит замуж
– Артур, перестань! – с нервным смешком воскликнула Карина, стряхивая пепел себе на туфли.
– Да-да, страсти так и кипят! – Потапенко подошел к балконной двери, потрогал ручку. – Шекспировские страсти… Впору самому балладу сочинить – о безумной любви сисадмина к одной прекрасной менеджерше… Вы не в курсе, как будет звучать слово «менеджер» в женском роде?
– Артур, не смешно!
В курилку заглянул разъяренный Крылов.
– Полина, ты опять тут?.. Сколько можно!
– Платон Петрович, я всего на пять минут отошла…
– Ну да, так я и поверил! – завопил тот. – Работнички, к чертовой бабушке… Всех поувольняю!
– Платон Петрович… – захныкала Полина.
– В общем, найди мне срочно Сидорова с Айхенбаумом… Третий час, а они все никак с обеда не могут вернуться! Передай им, что завтра они на работу не пойдут, будут гроб тащить. Я их на похороны Пересветова отряжаю. Да, Потапенко, ты тоже идешь… Вот так.
Крылов исчез, а в комнате повисла напряженная тишина.
– М-да… – наконец пробормотал Потапенко. – Невеселая миссия… Никогда не угадаешь тот день и час, когда господь решит призвать нас к себе.
– Пересветова никто не призывал, – мрачно возразила Карина. – Он сам решил уйти.
– Он не виноват, это его Ложкина довела, – с ненавистью произнесла Полина. – Вы не представляете, она меня чуть с мужем не поссорила!..
– …пепел к пеплу, прах к праху! – пробормотал Яков Сидоров. После похорон и коротких поминок они отправились в кафе, вдвоем – от сегодняшнего дня в душе у них остался такой тяжелый осадок, что необходимо было хоть как-то взбодриться. – Папашу Юркиного жалко. Хотя он ничего держался…
– Всех жалко, – сухо произнес Руслан Айхенбаум. Официант принес им водку в графине и миску маринованных грибов.
– Ты звонил Жанне? Может быть, заедем сейчас к ней?
– Звонил… – угрюмо произнес Айхенбаум, поддев на вилку гриб. – Она сказала, что не хочет никого видеть.
– Вот и мне тоже самое сказала… Плакала?
– А я откуда знаю! Хотя голос у нее дрожал… Слава богу, что она на похороны эти не пошла – ее бы растерзали там, точно. Ты в курсе, что Веленская заявила Платоше, что если он не уволит Жанну, то она сама тогда уволится?
– То же самое заявление и от всей бухгалтерии, и от Зинки Рутковской, Карины-Полины, еще от кого-то… – меланхолично произнес Сидоров после того, как опрокинул в себя стопку. – Я так думаю, Платоша ее будет просто вынужден уволить.
– А я слышал, что он ее в филиал собирается отправить.
– В Питер?.. – вздрогнул Сидоров.
– Ну да…
Они оба замолчали, глядя в окно, – вечернее заходящее солнце отражалось нестерпимым оранжевым блеском от окон в соседнем, через дорогу, доме.
– Она не поедет.
– Нет, поедет. Мне кажется, ей самой не хочется оставаться здесь.
– А как же мы?
– А мы-то тут при чем? – с раздражением воскликнул Айхенбаум. Они выпили еще по стопке, стремительно доели грибы.
– Как будто ты не понимаешь…
– Господи, Яшка, ты что, думаешь, мы нужны Жанне?
– Ну, не столько мы ей, сколько она нам…
– Вот именно! Тоже хочешь из окошка сигануть? Смотри, рано или поздно закончишь, как Пересветов, если не выкинешь Жанну из головы!
– Со мной такого не случится, – мрачно произнес Сидоров.
– Ну, не зарекайся… – нервно засмеялся Айхенбаум.
– Злой ты какой сегодня! – неодобрительно произнес Яков Сидоров.
– Я не злой, я… – Айхенбаум ладонями потер лицо. – Слушай, Яша, мне не по себе. Совсем как-то не так… Все время о Юрке думаю. Боюсь даже в курилку теперь на работе ходить. А вчера надо было к ребятам в информационный отдел заглянуть – так, веришь ли, полчаса по коридору метался, прежде чем дверь осмелился туда открыть…
– Чего же ты боишься?
– Мне кажется, я его там увижу… – шепотом ответил Руслан.
– Кого? Юрку?!
– Ну да!.. А сегодня на кладбище меня просто трясло… Особенно когда гроб несли. Надо было сразу сказать Крылову, чтобы меня для таких дел не брали! Знаешь, до сих пор плечо… нет, не болит, а как будто мне Юрка на него руку положил…
– Старик, у тебя крыша едет, – констатировал Сидоров.
– Ты веришь в то, что призраки существуют? Ведь Пересветов – самоубийца…
– И его неупокоенная душа будет теперь бродить по нашей конторе, по всем этажам – это ты хочешь сказать?..
Руслан Айхенбаум уныло вздохнул. Потом сказал:
– Я ничего не боюсь. Вот веришь ли?.. Помню, как на третьем курсе дрался с четырьмя отморозками, причем у одного из них нож был… Угораздило меня тогда в Люберцах на дискотеку пойти, в какой-то ДК, Дом культуры то есть… И даже тогда я не боялся! Чуть кишки мне не выпустили… Не боялся, когда на даче к нам грабитель с двустволкой лез. Родители спали, а я этого типа скрутил голыми руками, хотя он в меня целился… Правда, потом оказалось, что ружье у него незаряженное. Я ничего не боюсь, Яша, но как только речь заходит о всех этих потусторонних вещах…
– Так ты боишься призраков! – тихо засмеялся Сидоров.
– Я Жанне об этом когда-то рассказывал, и она, между прочим, меня прекрасно поняла – не то что некоторые! А если ты такой храбрый, то нечего выпендриваться…
– Русик, перестань! – покачал головой Сидоров. – Если честно, я тоже боюсь – но не мистики всей этой, а именно грубой силы. Словом, у меня все наоборот… Если бы на меня хулиганы поперли, я непременно бы сбежал. Я никогда ни с кем не дрался, и для меня невыносима сама мысль о физической, знаешь ли, агрессии… Я до ужаса боюсь боли, крови и всего такого!
Они замолчали, глядя на стол перед собой.
– Сидоров…
– Что?
– Будет жалко, если Жанна уедет.
– Я так думаю, что если и уедет, то ненадолго.
– Все равно. С ней почему-то… не скучно, что ли?.. Несмотря даже на то, что нам с тобой ничего не светит. Ей, по-моему, вообще никто не нужен.
– Нет, нужен, – тихо произнес Сидоров. – Если у нас с ней ничего нет, то это еще ничего не значит… Я тебе больше хочу сказать – она не хочет нас ссорить. И это правильно. Если б у тебя с ней что-то было, я бы…
– И если б у тебя! – сурово заключил Айхенбаум.
Они опять замолчали.
– Был один момент, один очень странный момент… – тихо произнес Сидоров. – Когда мне показалось, что…
– Когда? – ревниво спросил Айхенбаум.
– Когда мы пришли к ней после несостоявшейся свадьбы Пересветова. Помнишь?.. Пили все подряд, а потом стали плясать. И все было как-то на грани… Тогда мне показалось, что у нас могла бы получиться любовь втроем.
– Что?! – шепотом закричал Айхенбаум. – Чтобы я, ты и она?..
– Ну не в том смысле, что мы с тобой, а что она и с тобой, и со мной, – нахмурившись, произнес Сидоров.
