Татьяна Губина - Чужая
Я понимала. Поскольку Олимпиада Артемовна была лучшим педагогом школы, к ней в класс рвались многие родители, но она строго выбирала себе учеников. Я же была уверена, что Сашка попал к ней только потому, что Ник учился в этой школе. Но я совершенно забыла беседу с Олимпиадой по поводу «скрытого резерва». Какой резерв, если маленький Сашка садился за фоно, роняя горючие слезы? Вплоть до четвертого класса я таскала конфеты, цветы и мелкие подарки на праздники Олимпиаде, только бы она не отказалась от сыночка.
Словом, Сашка заиграл. Я была в шоке, Ник счастлив, мои соседи — в ужасе. Поскольку с тех пор, как только Сашка приходил вечером из школы, он садился за фоно, и вставал из-за инструмента только без одной минуты одиннадцать. Манюня и Дашуня быстро привыкли к постоянной игре брата, и прекрасно засыпали под музыку великих композиторов. А в те дни, когда Сашка оставался ночевать у Пашки или они уезжали на гастроли со школьным хором, мне стоило больших трудов их уложить спать. Даже пришлось вспомнить детство, когда я сама ходила в музыкалку (правда только пару лет, пока маме не надоело меня возить в музыкальную школу).
Посему, когда отыграли последние аккорды выпускного вечера, Сашка уже давно протоптал дорожку в Консерваторию. Диплом об окончании хоровой капеллы давал право поступить в Консу без училища, но экзамены были трудные. Но ученик Саркисян Олимпиады Артемовны — уже само по себе дополнительный балл. Вот так балбес и троечник Сашка Пархоменко превратился в подающего надежды пианиста.
Пока я все это вспоминала. Регина молча пила кофе.
— Да уж, кто бы мог подумать! — счастливо вздохнула я. — Такой поворот! Вот с Пашкой было все понятно.
Павел Большой поступил в Академию управления с лету, шутя, как бы между прочим. У него блестящий аналитический ум, прекрасные организаторские способности. Весь в матушку. Он тоже, как и Сашка, заканчивает третий курс, но уже год как помогает матери в управлении ее компанией.
Люська всегда жаловалась. «Нет, нет достойных партнеров! Одни тупицы и хапуги. Понимаю, все воруют, не вчера родилась. Но воруй в меру! Радей за компанию, тебя кормящую! Так нет, все себе в карман!» «Вот и расти Пашку для семейного бизнеса!» — советовали мы Люське. Она отмахивалась: «Что я парня ломать буду! Может он банкиром захочет быть, или там машины проектировать! Сам разберется!» Но Пашка был просто помешан на матери. Она была и остается его первым другом, товарищем и советчиком. Поэтому на вопрос: «Кем ты, Пашка, будешь?», он округлял свои и без того огромные глазищи и, удивляясь вопросу, отвечал: «Заместителем президента маминой компании». Мы смеялись. Президентом она сама и была. Шутка шуткой, а лучшего партнера по бизнесу у Людмилы не было.
Катерина мечтала стать модельером, прекрасно шила, придумывала всевозможные модели платьев. Люська ей пообещала, что как только она закончит институт, она даст ей начальный капитал под маленькое ателье.
— Это будет твоя отправная точка. Дальше — сама. В управлении делом тебе Пашка поможет.
Катюша, окрыленная такими радужными перспективами, грызла гранит науки с остервенелостью бульдога, получившего заветную сахарную кость. Я подтрунивала над Люськой:
— Ну, что, невестку себе присмотрела? И денежку на первый этап карьеры и Пашеньку в управленцы.
— Иди ты к черту! — незлобливо отмахивалась Люська. — Не скрою, люблю Катьку, как родную. Но что уж у них там сладится, им решать.
— Да чего уж лукавить, Люсьен! — вступал в наше беседу Ник. — Они же с первого класса вместе за ручку ходят. Пашка тут ко мне на днях подкатывал, спрашивал, удобно ли подруге бриллианты дарить.
— Да ты что! — воскликнула Люська. — А я думаю, куда это он свою зарплату пристраивает. Ни новой шмотки, ни прибамбасов в компьютер. А он, оказывается, на цацки Катюшке копит.
— Можно подумать, ты ему миллионы платишь, — пожурил Люську мой муж. — Все что он скопил, как раз на одно колечко хватит. Но — хорошее.
— Нечего баловать! — отрезала Люська. — Он еще не дипломированный специалист, так что получает ровно столько, сколько положено внештатному работнику. Я же знаю, что и в кабак они иногда выбираются, и потанцевать в клуб по субботам все вместе ходят. Так что не бедствуют.
— Вообще-то когда мужчина дарит девушке драгоценности, это намек на серьезное развитие отношений, — задумчиво протянула я.
— Им еще институт закончить надо! — в один голос крикнули Люська и Регина.
— Ну-ну, — ухмылялась я.
Недавно я спросила своего сына, как он относится к своим подругам. Их компания как устаканилась в первом классе, так они вместе и по сей день. Меня ошеломил тогда его ответ.
— Катька рождена разъезжать на лимузинах и носить эксклюзивные бриллианты. Зарплаты хорошего пианиста вряд ли на это хватит, — тут он горько вздохнул. — Так что, мне, мать, здесь ничего не светит. Аришка мне как сестра, ну а Фион… — он на секунду задумался. — Она — друг. Настоящий.
— Но прежде всего она женщина, не забывай об этом, — осторожно сказала я, хотя по некоторым причинам я рада, что Сашка не заостряет на Ксюхе своего мужского внимания. — Ты понимаешь, что можешь ее оскорбить таким отношением. А оскорбленная женщина хуже разъяренной кобры.
— Да брось ты, мам, какая она женщина. Она — свой брат в юбке. Тем более, я ее в платье-то никогда не видел. Сколько Катька ни пыталась на нее юбку натянуть, все бесполезно. Вот Пельмень, это да… — и он опять горько вздохнул.
Из чего я моментально сделала вывод: мой бедный сын безнадежно влюблен.
— Танька! — вывела меня из задумчивости Регина. — Ты слышала, что я тебе сказала.
— Что?
— Фион без памяти влюблена в твоего Сашку! — громче сказала Регина.
— Да брось. Они просто дружат, — отмахнулась я.
— Ты слепа, дорогуша, как крот на солнце, — ухмыльнулась Регина. — То, что она устроилась в библиотеку Консы, ни о чем не говорит?
Это было действительно гак. Когда все члены их теплой компашки поступали в институты, Фион продолжать учиться отказалась.
— Зачем? Ненавижу учиться.
— Милая, а на что же ты будешь жить? — сдержанно говорила Люська, которая до того разговора исправно выдавала Вере Семеновне, ее бабушке, триста долларов в месяц.
Но, конечно, Ксюха об этом не знала, думая, что бабка получает алименты от ее отца. Это было условие Людмилы, и Вера Семеновна никогда не рассказывала об их давнем уговоре. На неоднократный вопрос Генерала, доколе Людмила будет содержать семейку Фионовых, та отвечала: «Как только закончит институт, начнет работать и уже сама будет бабулю содержать». Но Фиона устраивало настоящее положение вещей.
— Теть Люсь, нам вполне с бабкой хватает отцовых алиментов, — отмахивалась девчонка. — Так для чего штаны пять лет протирать?
