Кевин Милн - Девять уроков
– Пойдем, – кивнул он.
Лифт медленно поднял нас на четвертый этаж. Посетители и медсестры с удивлением поглядывали на отца, который шагал к палате Эрин, нервно помахивая клюшкой. Перед дверью я сделал еще одну, не менее драматичную паузу.
– Что бы там ни было, постарайтесь не давать волю эмоциям. Эрин и так пришлось сегодня поволноваться.
Оба кивнули, мысленно готовясь к худшему. Я распахнул дверь и пропустил их вперед. Те, сделав пару шагов, замерли на месте. На постели, удобно откинувшись на подушку, сидела Эрин, а в руках у нее было по ребенку.
– Что за… – охнул отец, оглядываясь на меня в полном недоумении. – Близнецы! Но какими судьбами?
Мне вспомнилась фраза, которую я услышал от жены в тот самый день, когда она сообщила о беременности.
– Пути Господни неисповедимы, – заявил я, молитвенно сложив руки.
Когда волнение, наконец, улеглось, я рассказал о том, каким чудом малышка Магнолия присоединилась к нашему семейству.
– Мы уже начали процедуру удочерения, – сообщил я. – И пока что все выглядит так, что домой мы вернемся с двумя детьми.
– Невероятно, – промолвил Лондон, укачивая Никлауса, – просто невероятно.
Как только малыш заплакал, дедушка Лондон вернул его Эрин, а сам, извинившись, отлучился на пару минут. Когда он вернулся, в руках у него был мячик для гольфа – один из тех, что украшали его каминную полку. С мячиком он нес и деревянную подставку.
– Это тебе, – заявил Лондон. – Первый мяч из моей коллекции.
– С какой стати ты отдаешь его мне? – спросил я.
– С такой, – улыбнулся он. – Я же обещал, что после рождения ребенка расскажу о том, почему выставил тебя из школьной команды.
– Не понимаю, – покачал я головой.
– Все дело в них, – кивнул он на мячик и подставку. – В свое время их вручила мне твоя мама.
– Это перед самой своей смертью?
Лондон шагнул поближе, внимательно всматриваясь в мяч.
– Ты же прочел те карточки, которые я тебе дал?
Я кивнул.
– Чернила за столько лет успели выцвести, и все же… Взгляни на обратную сторону подставки и мяча и скажи мне, что ты там видишь.
Я прищурился, пытаясь прочесть еле различимые буквы.
– На подставке было написано: «Л.У». А на мяче я увидел свое имя.
Лондон опустил голову и вздохнул.
– Видишь ли, когда твоя мать вручила мне мяч и подставку, я понятия не имел, что она хочет этим сказать. Я решил, по собственной глупости, что она просит научить тебя игре в гольф. И я старался изо всех сил, лишь бы сделать из тебя хорошего игрока.
Я положил мяч на маленький столик возле стула Долорес.
– Но какое это имеет отношение к тому, что ты выкинул меня из школьной команды? Почему ты вдруг сдался?
– Я не сдавался, – признался отец.
– Тогда в чем же дело?
– Помнишь, чем мы занимались в тот день, когда я отправил тебя с поля домой?
– Помню так, будто это было только вчера. Даже не знаю, сколько раз я мысленно возвращался потом к тому моменту.
– Хорошо, – улыбнулся Лондон. – Тогда расскажи мне все, что ты помнишь.
Я понятия не имел, почему он вдруг решил заговорить об этом именно сегодня. С другой стороны, мне ужасно хотелось разрешить загадку, которая мучила меня столько лет.
– Мой приятель Джим спросил у тебя, как высоко нужно устанавливать мячик перед ударом, и ты начал объяснять ему основные правила подготовки к игре. Я стоял рядом, и ты поинтересовался у меня, не хочу ли я что-нибудь добавить. Тогда я тоже внес свою скромную лепту.
– Именно! – воскликнул отец. – Это твоя «скромная лепта» позволила мне прозреть. Ты говорил с Джимом так уверенно, что мне казалось, будто я слышу твою маму. «Поднимай мяч выше, Джимми, – сказал ты. – Мы для того и используем подставки, чтобы поднять его с земли. Если хочешь, чтобы твой мяч взлетел, устанавливай его повыше». Когда ты произнес эту фразу, – продолжил Лондон, – я понял, что именно это пыталась сказать мне перед смертью твоя мама. Ей было без разницы, научишься ты играть в гольф или нет. Ей просто хотелось, чтобы ты взлетел. И моя обязанность как отца как раз и заключалась в том, чтобы поднять тебя повыше – до той точки, с которой ты сможешь самостоятельно полететь туда, куда понесут тебя твои мечты. Ты – мяч, а я – подставка для мяча. – Он умолк, давая мне возможность осмыслить сказанное. – Я выставил тебя из команды, поскольку гольф был моей страстью, моей мечтой, а не твоей. Я знаю, что совершил много глупостей, – добавил он, – но в одном я уверен: в тот самый день я поступил абсолютно правильно.
Он окинул взглядом Эрин и Никлауса, после чего посмотрел на Долорес, которая тихонько укачивала Мэгги.
– Вот и вы с Эрин стали подставкой для собственных маленьких мячиков. И уже в вашу задачу входит поднять их как можно выше с земли – добиться того, чтобы они вознеслись над сорняками жизни и научились летать.
По щеке Эрин скатилась маленькая слеза.
– Ты в порядке? – с тревогой спросил я.
Она тихонько хихикнула.
– Не то слово. Я просто подумала, что было бы неплохо и мне научиться гольфу, чтобы помогать потом нашим детишкам, когда они станут постарше.
– Не беспокойся, Шатци, – поспешил я с ответом. – Я непременно научу их – и тебя – всему, что знаю сам.
– Всему? – скептически переспросила Эрин. – А так ли уж это много, дорогой?
Отец расхохотался и хлопнул меня по плечу.
– Не беспокойся, Эрин, – подмигнул он. – Пусть Огаста научит тебя бить по мячу… а уж я потом расскажу, как посылать его по прямой.
Громкий голос отца разбудил детишек. Они открыли глазки в унисон и окончательно проснулись. У Никлауса глаза были голубые, а у Мэгги светло-карие. Затем оба оглянулись, методически исследуя окружающий мир – совсем как игроки перед новым раундом.
«Добро пожаловать в игру под названием «жизнь», – прошептал я. – Вы выбрали для этого удачный денек».
Эпилог
Отчасти гольф можно назвать игрой – но только отчасти. Это также религия и лихорадка, порок и мираж, страх и безумие, одержимость и радость, чума и очарование, болезнь и вдохновение, мечта и меланхолия, греза о прошлом и надежда на будущее.
New York Tribune (1916)13 ноября 2001 года. Свершилось! Узри, мир: новое поколение Уиттов присоединилось этим утром к игре под названием «жизнь». И кто скажет, как высоко взлетят однажды их шары? Что-то мне подсказывает, что родители дадут им хорошую опору для взлета.
Мне же судьба щедро предоставила вторую, величайшую в моей жизни попытку. За эти восемь месяцев беременности я не только получил возможность заново стать отцом своему сыну, но и обрел в итоге двух замечательных внуков, которых намерен опекать с чисто отцовской заботой!
