Серебряная корона (ЛП) - Джонсон Джули

Мои ноги подкашиваются.

Это всего лишь легкое покачивание, прежде чем я прихожу в себя; спотыкание настолько незначительное, что вряд ли кто-то его заметит. Кроме Картера. Он наблюдает за мной так пристально, что я знаю, что он не оставил ни одной детали моего платья, ни одного моего движения, которое ускользнуло бы от его пристального внимания.

Тяжело сглотнув, я отрываю взгляд от его лица и начинаю подниматься по трем широким ступеням на павильон, где меня ждет архиепископ в полном облачении. Я почтительно киваю ему, занимая место перед небольшим богато украшенным креслом справа от позолоченного трона. Я не рискую снова смотреть на первый ряд, вместо этого я обвожу взглядом все пространство, впитывая все это.

Мое королевство.

Все лица в толпе повернуты ко мне. Они смотрят на меня с благоговением. Как будто они стали свидетелями чего-то действительно впечатляющего. Это самый сюрреалистичный момент в моей жизни. Мое сердце бьется в ушах громче, чем боевой барабан, чем дольше я стою там — все глаза прикованы ко мне, поочередно оценивая меня.

Их принцесса.

К счастью, голос Симмса отвлекает их внимание прежде, чем давление успевает сломить мое самообладание — он гремит, объявляя о входе Октавии. Все пересаживаются на свои места, чтобы посмотреть на нее, изображающую царственное спокойствие, когда она начинает свое шествие по лестнице. Она впитывает каждую унцию внимания, ее шаги крошечные, ее темп леденящий. Я думаю, что потеряла три или четыре года своей жизни, просто ожидая, когда она займет свое место рядом со мной на ступени.

Если хотите знать мое мнение, она действительно королева драмы.

Голос Симмса гремит в последний раз.

— Его Королевское Величество Лайнус Ланкастер, король Германии…

Каждый член аудитории поднимается на ноги, чтобы поприветствовать его — знак уважения, присущий только высшему эшелону монархии. Лайнус выглядит как король, когда он с достоинством идет по проходу к нам. Его глаза встречаются с моими на кратчайшее мгновение, когда он ступает на тронный павильон. Я вижу вспышку тепла и гордости, прежде чем он отворачивается в сторону, чтобы поприветствовать архиепископа. Склонив голову, он делает взволнованный вдох и опускается на колени на плюшевую подушку в центре ступеней.

И вот все начинается.

ЭССЕНЦИАЛЬНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ германской коронации остаются неизменными на протяжении последних тысяч лет: часовая церемония прославления, помазания и клятвы защищать закон, церковь и, прежде всего, верных подданных страны.

Голос Линуса силен и ясен, когда он принимает на себя ответственность. Когда он поднимается, и на его голове возвышается изысканная корона, аплодисменты звучат так громко, что я слышу, как над головой угрожающе дребезжат хрустальные люстры. Леди Моррелл твердо предупредила меня, что я не должна хлопать — принцесса не ликует вместе с толпой; старайтесь сохранять мрачное выражение лица, — но я не могу удержаться от улыбки.

В каком — то оцепенении я смотрю, как архиепископ переходит к инаугурации Октавии в качестве королевы-консорта — более простой и короткой версии того же процесса. (Уверяю вас, мое мрачное выражение лица сохраняется, когда зал аплодирует ей).

Затем, что ужасно… наступает моя очередь.

Стоя на коленях с крепко сцепленными руками, я смотрю в тусклые карие глаза архиепископа, повторяя слова верности, которые последние несколько дней репетировала перед зеркалом в ванной.

К моему большому удивлению, когда я произношу клятву, слепое чувство паники исчезает. Мой пульс замедляется до ровного темпа. Мой голос не дрожит, слова звучат в тишине комнаты кристально чисто.

— Я, Эмилия Виктория Ланкастер, клянусь в своей суверенной верности народу Германии как наследница престола. В этой роли я клянусь отстаивать закон и справедливость с милосердием, поддерживать доктрину, культ и дисциплину как церкви, так и государства, и сохранять все права и привилегии каждого мужчины, женщины и ребенка под моей властью. — Я делаю глубокий вдох и склоняю голову. — Все, что я обещаю, я исполню и буду исполнять в полную меру своих сил. Да поможет мне Бог.

В комнате стоит такая тишина, что можно услышать, как упала пуговица.

Архиепископ помазывает мой лоб святым маслом, его большой палец скользит по моей коже. Я невольно вдыхаю, когда он поднимает сверкающую тиару из богато украшенной шкатулки слева от себя. Она тяжелая от золота и бриллиантов, еще тяжелее от важности, когда он опускает ее мне на голову. Она ложится на мои волосы, сверкая на свету, идеально дополняя мое платье.

Когда я встаю и поворачиваюсь, чтобы поприветствовать своих соотечественников, меня встречают мощные аплодисменты. Они ликуют и хлопают, глаза горят безусловным восторгом, глядя на меня.

Их законный наследник.

Их будущая королева.

Я ничего не сделала, чтобы заслужить их любовь. И все же я стою здесь, продукт божественного права, восхваляемая и обожаемая без всякой причины. Мошенница, не заслужившая абсолютно ничего, кроме фамилии в моем свидетельстве о рождении.

Улыбка дрогнула на моих губах. Пульс скачет в моих венах. И прекрасная корона на моей голове начинает казаться чем-то совсем другим.

Золотой ложью.

Грязным нимбом.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

— ЧЕРТ ПОБЕРИ, Э! Ты выглядишь просто охренительно! Это платье — мокрая мечта.

— Эм… — Я моргаю на Хлою. — Спасибо… Я думаю?

— Поверь мне, это комплимент.

— Она права, — плавно вклинивается Олден, с улыбкой подходя ко мне.

Его глаза сияют.

— Вы выглядите абсолютно идеально, принцесса.

Моя улыбка дрогнула.

— Пожалуйста, не называй меня так.

Его брови поднимаются в замешательстве.

Я отвожу взгляд, возвращаюсь к Хлое, и вижу, что она прищурилась, рассматривая бриллианты на моей диадеме. Ее вишнево-красные губы — такого же оттенка, как платье в стиле русалки, которое она надела, — раздвинуты в чистом вожделении.

— Ты ведь дашь мне примерить ее позже, верно?

Я фыркнула.

— Не думаю, что мне разрешат, вообще-то. Я уверена, что она вернется в королевское хранилище, как только закончится вечеринка.

— Тогда, полагаю, нам лучше воспользоваться моментом. — Олден протягивает руку. — Если это не слишком нагло с моей стороны… могу ли я потанцевать с вами первым?

— О, — изящно пролепетала я, сильно покраснев. — Конечно.

Он улыбается, берет мою руку в свою и ведет меня на танцпол. Я оглядываю Большой зал, говоря себе, что любуюсь достопримечательностями, а не ищу среди толпы гостей темные волосы и широкие плечи в смокинге.

Его нигде не видно. И я не могу не заметить, что Эва тоже подозрительно отсутствует.

Это не имеет значения.

Это не имеет значения.

Это не имеет значения.

Вытесняя мысли о Картере Торне из головы, я заставляю себя оценить красоту бального зала. Пространство впечатляюще преобразилось, оно до краев заполнено свежими цветочными композициями, белыми льняными скатертями и сверкающими серебряными подсвечниками. Официанты в красивой форме раздают фужеры с шампанским всем присутствующим. Струнная группа из восьми человек предлагает музыкальное сопровождение многочисленным парам, которые уже кружатся в элегантном круговороте в центре зала.

Мы с Олденом занимаем свое место среди них. Я едва дышу, пока он ведет меня в моем первом в жизни вальсе — ну, с кем — либо, кроме Леди Моррелл, которая, как я уверена, не считается. Он гораздо более захватывающий партнер, с легкостью ведет меня по кругу, управляя каждым моим движением, как будто к моим пальцам привязаны ниточки марионетки. Через некоторое время я обнаруживаю, что действительно наслаждаюсь, пока мы скользим в такт темпу.