Кайса Ингемарсон - Лимоны желтые
– Должно помочь, – сказала Агнес, хотя сама в это не верила. Она просто не понимала: неужели родители всерьез думают, будто кого-то может заинтересовать сайт двух садоводов-любителей, вышедших на досрочную пенсию? Но с другой стороны, ей вообще было непонятно, как можно тратить свободное время на дождевых червей и борьбу с тлей. И рисковать здоровьем «малыша», писая зимней ночью на кусты роз.
После ужина все переместились в гостиную пить кофе. Агнес рассказала, как ей работается в новом ресторане. Но про количество посетителей говорить не стала, чтобы не тревожить родителей. Дела еще могут пойти на лад – если Лола похвалит «Лимоны» в своей статье. Про Лолу Агнес тоже рассказала, но, как и следовало ожидать, особого впечатления это не произвело, никто в семье про Лолу раньше не слышал и статей ее не читал. Тем не менее все дружно закивали, когда Агнес сказала, что положительный отзыв в газете может принести их ресторану успех – конечно же заслуженный.
Незаметно подошло время ехать домой. У Юнаса и Мадде была машина, дряхлый «форд-фиеста», но Агнес уговорила сестру прогуляться с ней до станции пешком. После такого плотного ужина хотелось немного пройтись, прежде чем садиться на поезд.
В воздухе ощущалось скорое наступление весны. Вечер был пусть и не теплый, но по крайней мере не леденяще холодный. На противоположной стороне улицы за домами виднелись железные крыши завода, которые сейчас, на закате, казались багровыми. Огромная заводская труба чернела на фоне вечернего неба, словно мачта тонущего корабля. Агнес вдруг осознала: сколько она себя помнит, из этой трубы всегда шел дым. Завод работал круглые сутки, в несколько смен. Даже по праздникам цеха не пустовали. Тогда это называлось «работать минимальным составом». Неправильно называлось. Это сейчас там «минимальный состав». Огромное безжизненное кирпичное строение с железной крышей и с трубой, вокруг – трехметровый забор. Внутри ничего нет. Станки вывезли в Эстонию, в город Тарту, туда же переехала и администрация. Только рабочие остались в Лэннинге. Правда, теперь они уже больше не рабочие.
– О чем ты думаешь? – спросила Мадде.
– Об этом. – Агнес кивнула в сторону заводской трубы. – Печальное зрелище.
– Ничего печального тут нет!
Агнес растерялась. Как это «ничего печального»? Конечно печально. Завод закрыли, всех поувольняли.
– Что ты имеешь в виду?
– Да из-за него наш город был парализован. Сколько лет этому заводу? Шестьдесят, наверное. И люди еще спасибо говорили. А что он им давал? Ну да, работу, а вдобавок надорванные спины и больные легкие…
– Но ведь опасные растворители давно перестали использовать, – возразила Агнес.
– Перестали, да только тем, кто уже надышался этой дряни, легче не стало. – Не дожидаясь ответа, Мадде продолжала: – Экология тоже ни к черту, и все из-за этого долбаного завода! Ты хоть знаешь, что последние четыре года в нашем озере запрещено купаться?
– А это точно из-за…
– Из-за чего же еще? Из-за того, что детишки в воду написали? Сомневаюсь. – Мадде с вызовом посмотрела на старшую сестру. – Но хуже всего, что завод превратил людей в безвольных идиотов. Им не надо было напрягаться. Никто не задумывался, зачем он живет. Какая разница? Путь у всех один – на завод. Лэннинге стал городом наемных рабов!
– Ну и что? Все мы наемные рабы, – возразила Агнес. – И ты тоже, хоть и работаешь не на заводе, а в детском саду.
– Может, и так, но я, по крайней мере, сама это выбрала. Осознанно. Я хочу работать с детьми. А сколько, по-твоему, рабочих хотели на заводе работать?
– Думаю, таких больше, чем тех, кому хочется быть безработными…
– Хватит, ты ведь понимаешь, что я имею в виду.
– Понимаю. Но мне кажется, ты перегибаешь палку.
– Всю свою жизнь я жила среди рабочих. Я видела, как это бывает. С Юнасом, его друзьями, с нашими родителями. Люди входят в заводские ворота, а выходят через сорок пять лет. И за все это время в их жизни ничего не происходит.
– А что с ними, по-твоему, должно было произойти?
– Ну, они должны были что-то переживать, о чем-то фантазировать, идти на риск!
– Как ты в своем детском саду?
Мадде обиделась:
– Не хочешь понимать – не надо!
Какое-то время они шли молча. Агнес размышляла над словами Мадде. Сама она всегда считала иначе. Для нее завод всегда был мотором, он приводил в движение город, без него здесь ничего бы не было: ни магазинов, ни школ, ни людей… Но сейчас она все больше начинала задумываться: так ли это? Не могут люди жить только потому, что есть завод. Если рассуждать разумно, все должно быть наоборот. Иначе выходит, Мадде права, говоря, что люди существуют для завода, как какое-нибудь топливо. Страшная мысль.
– Ладно, не сердись, – сказала Агнес, – я, кажется, понимаю, что ты имеешь в виду. Но все привыкли считать завод благодетелем, и менять свое отношение трудно.
Мадде что-то буркнула в ответ, она все еще дулась на сестру.
– Конечно, ты права. Я хочу сказать, если б завод не закрылся, Юнас бы никогда не собрался открыть автомастерскую. А у мамы с папой не появился бы свой сайт. И как бы тогда мир узнал, что косуль можно отпугивать с помощью старого лисьего боа? – Агнес произнесла это с самым серьезным видом.
Мадде взглянула на нее и, забыв про обиду, расхохоталась. Вслед за ней засмеялась и Агнес.
– Да здравствуют американские капиталисты! – крикнула она.
– Смерть заводу, жизнь народу! – проскандировала Мадде.
– Нет, одной только жизни мало, – возразила Агнес.
– Мало? – Мадде в замешательстве посмотрела на нее, потом улыбнулась: – И то правда. Тогда так: «Смерть заводу, любовь народу!»
Они продолжали дурачиться, придумывая разные лозунги, но вдруг Агнес замолчала и внимательно посмотрела на сестру.
– Слушай, – сказала она серьезным тоном, – мы с тобой веселимся, а как же солидарность? – Агнес притворно всхлипнула. – Ты подумала, каково теперь придется этим беднягам в Тарту?
* * *В следующий раз Лола пришла не одна. С ней был мужчина. Ничего странного, Агнес слышала, что ресторанные критики часто берут с собой кого-нибудь «на работу», наверное, чтобы не привлекать излишнего внимания. Поприветствовав гостей, Агнес повела их к лучшему из свободных столиков – это было нетрудно, так как других посетителей в зале не было. Сопровождая их, она успела расслышать, что между собой они говорят по-французски. Мужчина был немного старше своей дамы, но выглядел тоже очень элегантно: хорошо сшитый костюм, не слишком яркий шелковый галстук. Агнес быстро взвесила свои возможности. По-французски она говорила плохо, но месяцы, проведенные в «Le bateau bleu», не прошли бесследно. Кое-какие фразы она все же запомнила. По крайней мере, ей должно их хватить, чтобы продемонстрировать свою доброжелательность.
