Дарья Волкова - Большие люди
- Гришка, не смей ей поддаваться, что бы она тебе ни говорила!
- Я что, похож на идиота?
- Иногда - да. Но это я так, на всякий случай, - брат садится рядом. - Ладно, хорош о грустном. Поскольку свободу маневра я тебе обеспечил, Григорий Сергеевич, руки в ноги и марш Люсю соблазнять! Пока девочка совсем с ума не сошла от неизвестности. И так уже извелась вся...
- Она тебе звонила? - вскинулся Гриша.
- Звонила.
- Что говорила? Обо мне?..
- Спросила про твою шею, если тебе это интересно. Но голос у Лютика был грустный-грустный. Так что - вперед, ухаживать за Люсей. И чтобы все сделал как надо, не позорь меня!
- Ухаживать... - вдруг усмехается Григорий. - Знаешь... я ведь даже не знаю толком, как это делается. Как-то все само... раньше...
- Точнее - сами! - подначивает его брат. - Ты же у нас мужчина видный, ценный приз, за который сражаются...
- Перестань, - морщится Гриша.
- Ладно. Мой совет прост: старая добрая конфетно-букетная классика еще никого не подводила.
- Конфетно-букетная?
- Уверяю тебя - это сработает.
_______________
Ей так и не вернули "Ниву". А она... она сама не звонила Грише и не узнавала. Может быть, это было не совсем порядочно с ее стороны - так бесцеремонно пользоваться не принадлежащей ей машиной, но... В конце концов, это была не ее идея. Он был инициатором, так вот пусть и обратно машины сам меняет. А если уж совсем честно, то просто страшно его было видеть, слышать... После того странного вечера у них дома.
У него была масса возможностей... сделать хоть что-то! Хоть как-то дать ей понять... А ей это было так нужно! Но он не сделал ничего. И так уж была устроена Люся, что в данной ситуации причину этого она могла искать только в одном месте. В себе. Недостаточно она хороша для Григория Сергеевича Свидерского. Размечталась, дурочка.
Глава 10. Большая встреча.
Она стоит у окна массажного кабинета. Во "Фламинго" на сегодня прием окончен. Надо пойти, попить чаю, съесть что-нибудь и ехать. Но аппетита нет совершенно, хотя это неправильно, она знает. Потом возможности поесть не будет до самого вечера. Но просто кусок в горло не лезет. И она стоит и смотрит в окно. Конец февраля уже, а солнце сегодня совсем почти весеннее, яркое. Снег сверкает, серебрится в его лучах, но пока не тает. Красиво.
За спиной стукает дверь.
- Людмила Михайловна, я к вам!
Люся оборачивается. В дверях стоит молодая незнакомая ей женщина, за ее спиной - Наталья Петровна, их гардеробщица.
- Людмила Михайловна, я пыталась ей объяснить! Что вы уже закончили на сегодня. А она и слушать ничего не хочет, такая наглая!
- Все хорошо, Наталья Петровна, - Люда примиряющее улыбается. - Сейчас разберемся.
Дверь закрывается.
- Слушаю вас.
- Людмила Михайловна... Голубушка... Христом-Богом прошу...
Неожиданное начало разговора. Люся смотрит на свою собеседницу. Как раз такая, какой Люсе всегда хотелось быть. Стройная, изящная. Черные волосы стянуты в хвост, хороший макияж. Только вот глаза - темные, измученные. И голос...
- Простите, мы знакомы?
- Нет, - та вдруг всхлипывает. - Но я вам вчера звонила...
- А, так это были вы, - вспоминает Люся.
- Да, я, - собеседница невесело улыбается. - А вы мне отказали...
- Да почему отказала, - устало вздыхает Людмила. - Не отказала. Просто я же вам объясняла, что у меня сейчас все занято. Через полтора месяца - пожалуйста, милости прошу.
- А мне сейчас надо!
И не успевает Люся ничего сказать, как женщина опускается на стул и начинает... плакать.
Сколько слез она видела в этом кабинете, сколько чужого горя? Ее личная Голгофа. Она садится рядом.
- Что у вас случилось? - как можно мягче.
- ДЦП у нас, - собеседница размазывает тушь по щекам. - Месяц ребеночку.
- Сочувствую. Но есть же другие специалисты, хорошие...
- Мы трех перепробовали! Это какой-то кошмар! А мне подруга про вас рассказала! Что вы... что вы настоящая волшебница!
- О чем вы говорите... - даже никакого чувства не вызывают эти слова. Потому что это неправда. - Не бывает волшебников. Я просто массажист, квалифицированный массажист. Чудес не умею делать.
- Нет! - горячо, убежденно. - Я знаю! Пожалуйста, Людмила Михайловна... Умоляю... Любые деньги, все, что скажете...
- Я же вам объясняла... Ну, поймите... куда я вас поставлю... у меня весь день занят...
- Умоляю... - женщина всхлипывает, - все, что угодно! Хотите, на колени встану?!
- Да ну что вы...
Остановить ее Люся не успевает, и та вдруг действительно падает на колени.
- Господи, да вы с ума сошли! Ну-ка, вставайте немедленно!
- Людмила Михайловна, как мать прошу... умоляю...
- Да вставайте же! - Люся сама подскочила, тянет собеседницу за плечи. Нет, вот видела же она такое: если вбил себе в голову что-то человек в состоянии стресса, то не переубедишь его! - Вы где живете?
Та, с вмиг вспыхнувшей надеждой называет адрес. Что ж, для одних она уже совсем недавно исключение сделала... А ведь этой женщине надо, очень надо, может быть даже, не столько ребенку, сколько самой матери, для душевного успокоения. И отказывать Людмила за все годы так толком и не научилась. Да и потом, ведь деньги всегда нужны, а время... ну и что, что поздно? Будто ей есть куда его девать, это самое время. Все что у нее есть - это работа. И люди, много людей...
- Хорошо, - кивает. - Полдевятого или без пятнадцати девять буду у вас сегодня.
- Людмила Михайловна, дай Бог вам здоровья! Муж вас обратно отвезет, хотите? Поздно ведь уже будет!
- Благодарю вас, не стоит. Я на машине.
_______________
Еще одна неожиданная встреча, но теперь уже на улице, как только вышла из "Фламинго". Но это встреча со старыми знакомыми.
- Никитка! Ты ли это?!
- З-з-здра-ав-вствуйте, Л-л-людмила М-михайловна!
- Ой, вырос как... Не узнать! Вас обнять-то можно, молодой человек?
- М-м-можно!
И она обнимает его. Никита Крутов, один из ее первых пациентов во "Фламинго". До сих пор помнит и его, и мать. Тяжелая родовая травма вследствие наложения акушерских щипцов. Голова у Никиты так и осталась неправильной формы. Нарушения речи, слуха, крупной моторики. И мать его, Анна Васильевна, одна сына поднимала. Не бросила, тащила, не давала покоя ни врачам, ни массажистам. На себя рукой махнула, а за ребенка билась. И Люся помогала им как могла.