Анна Берсенева - Опыт нелюбви
– Куда съездили? – не поняла Кира.
– Отдохнуть. Обстановку переменить.
Чем его не устраивает имеющаяся обстановка и зачем ее менять, Кира не поняла. Длугач никогда не предлагал ей отдыхать вместе – кроме Елович, они нигде и не были вдвоем. Она считала, это потому, что слишком разнятся их представления об отдыхе.
Этим летом он летал на Сейшелы заниматься серфингом – Кира даже вообразить не могла, чтобы прыжки на утлой доске по бешеным волнам могли доставить ей удовольствие. Летом она жила на даче в Кофельцах и оттуда ездила на работу, а на время его отпуска отправилась в Испанию. Длугач, узнав о ее поездке, только плечами пожал и заметил, что не выдержал бы и двух дней лежания на пляже и тем более хождения в жару по Барселоне.
– Ну давай съездим, если ты хочешь, – пожала плечами она.
– А ты не хочешь?
– Да не то чтобы… А правда! – оживилась Кира. – Давай в Вену съездим.
– Почему в Вену? – удивился он.
– А что тебя так удивляет?
– Да там же ничего нету.
Кира не поняла, о чем это он. В Вене явно много чего было такого, что имело смысл повидать.
– Если ты не хочешь… – удивленно начала она.
– Хочу. Я просто думал, может, в теплые края. Ты вон зеленая какая-то. Но в Вену так в Вену. На следующей неделе.
И вышел, оставив Киру в недоумении.
Что-то еще он хотел сказать ей – и не сказал. А что? Непонятно.
Глава 5
– А сегодня, смотри, про Чарли Чаплина!
Кира взяла с подушки листок и прочитала текст на английском, короткий и забавный. Чарли Чаплин останавливался в отеле «Империал», и очередная история на ночь была посвящена курьезам, которые с ним здесь происходили.
Такие истории Кира читала каждый раз перед сном. К ежевечерней шоколадке, которую горничная клала на подушку, когда разбирала на ночь постель, прилагалась страничка с рассказом о ком-нибудь из знаменитых постояльцев «Империала» – о Вагнере, Бисмарке, Саре Бернар… Не было, кажется, в последние сто лет ни одного сколько-нибудь известного человека, который, приехав в Вену, не остановился бы в этом старинном дворцовом отеле на Ринге.
Кира потому и выбрала «Империал»: приятно было сознавать, что сидишь, может, в том же кресле, в котором Вагнер сидел.
Длугач, правда, отнесся к этой мысли скептически – поинтересовался, когда жил Вагнер, и заметил, что с тех пор кресла наверняка поменяли, а если не кресла, так хоть обивку на них. Но Кире казалось, что и кресла остались те же самые, и даже обивка. От всей обстановки «Империала» во дворце Вюттембергов веяло таким тускловатым благородством, все здесь было отмечено такой неброской утонченностью, что в подлинности кресел сомневаться не приходилось.
Сегодня они с Длугачем вернулись в отель поздно: ходили в Музей истории искусств, а потом там же ужинали. Еще в Москве Кира прочитала, что посетители, которые заказывают ужин в музейном ресторане под куполом, могут оставаться допоздна и, значит, бродить по залам почти что в одиночестве.
Конечно, она такой ужин заказала. Из-за «Охотников на снегу».
Кира никогда не могла объяснить, чем будоражит ей сердце эта картина, которую она и видела-то ведь только в репродукциях. Вроде не была она таким уж природным человеком, чтобы смотреть не отводя глаз на снег в зимних сумерках, и на бледно-зеленый лед пруда, и на охотников, возвращающихся домой с добычей, и на крыши старых домов под низким зимним небом…
Мысль и чувство сливались в ней воедино, когда она смотрела на эту картину. Кира с удивительной, пошаговой почти последовательностью ощущала, как происходит этот процесс в самой глубине ее существа, и слияние неясной, но сильной мысли с неуловимым, но столь же сильным чувством вызывало в ее душе такой мощный резонанс, такой какой-то могучий аккорд, что слезы подступали к горлу.
Она стояла перед брейгелевской картиной и молча смотрела на то, что в этой картине происходит. На эту особенную, необъяснимую жизнь, в которой природа и дух нераздельны.
В зале не осталось уже никого, тишина была пронзительная.
Кира с трудом отвела взгляд от «Охотников», оглянулась. Длугач стоял у выхода из зала, прислонившись плечом к дверному косяку, и смотрел на нее со странным выражением.
– Иду, иду, – поспешно сказала она. – Проголодался?
Он не ответил и молча вышел из зала. Кира пошла за ним, в дверях еще раз оглянулась на «Охотников», снова остановилась, задержалась еще на минутку и нагнала его только на парадной лестнице.
За ужином он выглядел мрачным, но она отнесла это на счет того, что не очень-то хорош оказался этот ужин – шведский стол в плотной толпе людей. В Вене явно можно было найти более интересный ресторан, чем этот, и, конечно, она должна была это сделать.
– Может, в другое место пойдем? – предложила Кира.
– Зачем? – Он пожал плечами. – Я сыт.
Аппетит у него был отменный, но и венский шницель, свисающий с краев огромной тарелки, не оставлял сомнений в том, что таким куском мяса в панировке действительно можно наесться.
Они сидели друг против друга за столом, под высоким музейным куполом, и молча думали каждый о своем. Было в этом что-то гнетущее.
«Зачем он затеял эту поездку? – Кира взглянула на Длугача. На его лице было лишь отчуждение. – Или это я ее затеяла?»
– Надо было нам в другой какой-нибудь город поехать? – полувопросительно проговорила она.
– Да нет. Какая разница? – с непонятной интонацией ответил он.
Молчание снова повисло между ними. Кира не знала, чем его объяснить и чем развеять.
До этого вечера ей казалось, что они проводят время хорошо. В Вене было так много тайного очарования, что открытия происходили буквально на каждом шагу, и все они были захватывающе интересны.
Однажды она заметила в массивно-кружевной, похожей на старинный домик уличной афишной тумбе малоприметную дверку.
– Вить, смотри! – с интересом сказала Кира. – Как ты думаешь, куда эта дверка ведет?
Он пожал плечами и промолчал. Потом все же ответил нехотя:
– К ведрам и швабрам. Их в тумбе держат.
Но Кире такое объяснение показалось слишком обыденным. Ну не подходило оно к этому загадочному домику! Она подошла к фиакру, стоящему на площади у собора Святого Стефана, и спросила про афишную тумбу у кучера; почему-то показалось ей, что он должен это знать.
– Видишь! – радостно воскликнула она, возвращаясь к Длугачу, который к фиакру сопровождать ее не стал. – И никакие совсем не швабры! Под всем городом старинные катакомбы. И если в эту афишную тумбу войти, то можно в них спуститься. И там, может, есть призраки. – Кира говорила это и чувствовала, как ее охватывает детский восторг. – И, может, прямо оттуда один призрак и вышел, и стал Фантомом Оперы!
